Друзья в верхах - Леон Донна

Ничего подобного Брунетти, разумеется, слышать не доводилось. Он покачал головой, словно в безмолвном удивлении, и задал вопрос, который его по-настоящему интересовал:

— И что вы сделали?

— Сказал, что знаю правду: он просто хочет навредить Лоредане, потому что ревнует ее. Он снова меня толкнул. Никто и никогда не поступал так со мной!

При этих словах у Дольфина гордо засверкали глаза. Брунетти заключил, что он ждет от людей почтительности к его титулу, а вовсе не страха перед его физической силой.

— Когда он толкнул меня, я отшатнулся и наступил на трубу, которая лежала на полу. Она откатилась, и я упал. А когда встал, труба была уже в моей руке. Он стоял ко мне спиной, но Дольфин никогда не ударит человека сзади, поэтому я его окликнул. Он обернулся и поднял руку — он замахнулся на меня!

Дольфин замялся, разглядывая свои руки: кулаки сжимались и разжимались на коленях, будто жили своей, отдельной от тела жизнью.

И рассказывал он теперь не комиссару — он заново переживал сцену, которая стояла у него перед глазами.

— Потом он попытался встать. Мы находились рядом с окном, а ставни были открыты. Он открыл их, когда вошел. Он пополз к окну. Я больше не испытывал злости. Нашу честь удалось отстоять. Поэтому я подошел посмотреть, не могу ли ему помочь. Но он боялся меня и, когда я приблизился, шагнул к подоконнику и вывалился в окно. Я подбежал, я попытался схватить его! — Его длинные пальцы с плоскими, будто расплющенными, кончиками сжались, тщетно пытаясь поймать что-то в воздухе. — Но он падал, и я не смог его удержать. — Дольфин прикрыл рукой глаза. Он тяжело дышал. — Я слышал, как он ударился о землю. Такой громкий звук! И тут кто-то подошел к двери комнаты. Я очень испугался, ведь я не знал, кто это, и сбежал вниз по лестнице.

— Куда вы пошли?

— Домой. Наступило уже время обеда, а Лоредана всегда беспокоится, если я опаздываю.

— Вы ей рассказали? — спросил Брунетти.

— О чем?

— О том, что произошло.

— Я не хотел говорить. Но она все поняла, когда увидела, что я не могу есть. Мне пришлось рассказать.

— А что сказала она?

— Что очень гордится мною, — ответил он, и его глаза осветились радостью. — Сказала, что я защитил честь семьи, а то, что произошло, — просто несчастный случай. Он толкнул меня. Клянусь Богом, это правда. Он сбил меня с ног.

Джованни перевел взгляд на дверь и, нервничая, спросил:

— Она знает, что я здесь?

Брунетти отрицательно покачал головой. Тогда Дольфин поднес ко рту свою огромную ручищу и постучал пальцами по нижней губе.

— Ох, как же она рассердится! Она не велела мне идти в больницу. Сказала, это ловушка. И была права. Я должен был послушаться ее. Она всегда права. Во всем и всегда права.

Он осторожно погладил место укола.

Брунетти задумался: какую долю правды сказала своему брату Лоредана Дольфин? Теперь Брунетти не сомневался, что Росси узнал о коррупции в Кадастровом отделе. Зато комиссар сильно сомневался в том, что в этой истории была замешана честь семьи Дольфин.

— Но вам пришлось снова вернуться в тот дом? — спросил он. Его беспокоило усиливающееся возбуждение Джованни.

— Когда произошел тот несчастный случай, там был человек… ну, кто принимает наркотики. Он пошел за мной, дошел до моего дома и спросил людей, кто я такой. Они сказали ему, ведь наше имя в Венеции знает каждый. — Брунетти услышал в голосе Джованни уже знакомые горделивые нотки. — Он дождался, пока я выйду из дома, и сказал мне, что все видел. Говорил, он мой друг и хочет помочь избежать неприятностей. Я поверил ему, и мы вернулись туда вместе и стали убирать ту комнату наверху. И тут вдруг приходят полицейские. Он что-то сказал им через окно, ну они и ушли. А когда они завернули за угол, он стал говорить, что, если я не дам ему денег, он позовет полицейских обратно и покажет им комнату. И все узнают, что это сделал я.

Дольфин замолчал, ожидая реакции Брунетти.

— А потом что было? — подтолкнул его комиссар.

— Я сказал ему: у меня нет денег, я всегда отдаю их Лоредане. Она знает, что с ними делать. Конечно, дома я сказал Лоредане. И мы туда вернулись.

Неподвижно застыв на стуле, он начал раскачивать головой из стороны в сторону.

— Мы? — переспросил Брунетти и сразу пожалел и о вопросе, и о том порыве, который вынудил его задать этот вопрос.

Вопрос и тон комиссара остановили монотонные движения, и Брунетти понял, что доверие Дольфина к нему испарилось: человек-гора сообразил, что в лагере противника прибыло.