Стриптиз перед смертью - Малышева Анна

– Так тебе не нравится в Москве? – спросила она, поглядывая на него искоса, чтобы не смущать.

– Нет.

Она сказала, что скоро вернется в Дамаск. Может что-нибудь передать, если он хочет. У Али ведь там остался кто-то? У него есть невеста?

– Нет… – Его смуглые щеки даже потемнели от румянца.

– Тогда сестра?

– Сестра есть, старшая. Я ей хочу подарок передать, – обрадовался он. – А вы возьмете?

– Конечно. Давай договоримся, когда ты мне передашь подарок, потому что я очень скоро уеду. Давай завтра?

– Хорошо… Вы приедете на склад?

– Нет, мне это неудобно. – Сердце у нее стучало так, что она испугалась – сейчас задохнется от этих ударов. – Мы с тобой встретимся в городе, я привезу четыреста долларов, которые осталась должна твоему дяде, а ты отдашь мне подарок сестре. Хорошо?

– Хорошо…

– Только не говори ему, что будешь встречаться со мной, – насмешливо заметила Фатиха. – Кажется, он решил нас сосватать. Будет смеяться, что я назначила тебе свидание.

– Что вы… – Он снова покраснел. – Дядя просто шутил…

– Все равно. Мне же тридцать лет, и я этого ни от кого не скрываю. Ты мне в сыновья годишься. Тебе сколько?

– Семнадцать…

– Вот видишь. Твой дядя большой шутник, а я не хочу, чтобы надо мною смеялись. Договорились?

Тогда встретимся завтра, скажем, в восемь часов вечера… Во сколько ты кончаешь работу?

– Склад работает до шести.

– И ты сможешь уйти?

– Да, конечно. Вечером дядя уезжает к себе, а я караулю склад.

Она вдруг сильно прикусила нижнюю губу. С минуту помолчала, потом сказала:

– Знаешь, может быть, я смогу приехать на склад к восьми часам. Так будет даже лучше. Пока договоримся так. Восемь часов, на складе. Ты точно будешь один? А то пойдут сплетни…

– Конечно, – испуганно заверил он ее. – Никого, кроме меня, там не бывает…

– Тогда хорошо. Я приеду. А ты постарайся, чтобы подарок для сестры был не тяжелый, я не люблю таскать тяжести!

– Это будет маленький сверточек.

Али очень оживился и начал болтать о всякой чепухе. Фатиха больше его не слушала. Ладони у нее от волнения стали влажными, и она то и дело вытирала их о платье. Наконец показалась станция метро «Бибирево». Али спросил:

– А теперь куда?

– Сейчас… – Фатиха быстро осмотрелась по сторонам, увидела небольшой магазинчик на первом этаже многоэтажного дома. – Заезжай за этот дом.

Так он и сделал. Высадил ее у того подъезда, на который указала Фатиха, вытащил коробку. Преданно смотрел ей в глаза:

– Куда нести?

– В подъезд. – У нее уже не было сил смотреть на этого парня. Все опротивело, все было страшно и нелепо.

Он затащил коробку в подъезд, внес ее в большой грузовой лифт, поставил. Она легонько подтолкнула его в спину, чтобы он вышел из лифта.

– Иди, тебе давно пора возвращаться. Я сама доеду.

– Я мог бы и до верха довезти…

– Не надо!

Она буквально вытолкнула его, когда двери стали закрываться. Нажала на кнопку последнего этажа и поехала вверх со своей коробкой. Наверху на миг задумалась – что делать с этой обузой? Оставить в лифте? Скорее обратят внимание. А какая ей разница, обратят внимание на коробку или нет? Да и не вытащить такую тяжесть из лифта. Вот Али это делал легко. Ей вспомнились его мускулистые загорелые руки. Снова стало страшно, к страху примешивалось странное любопытство: «Неужели я это сделаю?» Она вышла из лифта, посмотрела в окно, увидела с большой высоты двор. Оттуда как раз выезжала потрепанная машина Али. Она вызвала другой лифт, маленький, большой уже успел уехать вниз вместе с коробкой. Она усмехнулась – наверное, люди будут пугаться, когда увидят коробку, ведь по Москве ходят слухи о бомбах… А когда откроют – вот удивятся! Кто-то найдет товара на тысячу долларов. Отвратительно пахнущие сирийские духи в красных стеклянных флаконах. Из-за красного стекла казалось, что в них налита кровь.

Одно дело было сделано. Оставалось другое, более сложное и запутанное. Она никак не могла решить – как будут вести себя Мухамед и прочие после визита милиции? На самом деле все это их не волнует? Лена и ее сын пока на виду у милиции и почти в безопасности. По крайней мере, ей так кажется. Но девочка теперь представляет угрозу. Ее ищут, а найти не должны. Они могли передвинуть сроки и тогда… «Лена мне этого не простит, – машинально подумала Фатиха. – Но какое мне дело до того, что она будет обо мне думать? Почему мне это так важно? Я вообще могла бы не заниматься ее делами». Но она сама знала, что в ней говорит обида, а не злость. Сегодня утром она так холодно разговаривала с Леной, что та должна была понять – обида не прошла. У Фатихи никогда не было подруг. Единственным человеком, с которым она иногда мысленно советовалась, была ее покойная мать. Фатиха хранила ее большую фотографию и часто вглядывалась в узкое лицо женщины, которую почти не помнила, смотрела в ее загадочные грустные глаза и чувствовала – мать видит ее в эти минуты, говорит с ней. Мачеха – мать Арифа и его братьев – хорошо относилась к Фатихе, никогда не обижала ее, но девушке не пришло бы в голову обратиться к ней с исповедью. Отец давно стал чужим человеком. Она позвонила Сайде, сказала, что хотела бы еще увидеться с нею. Ей в Москве одиноко, не с кем поговорить. Сайда, как всегда, ничего не сумела возразить, и уже это обнадеживало, значит, Зияд не запретил ей пускать кого-то в квартиру. Все осталось по-прежнему. Ей доверяют.