Рукопашная с купидоном - Куликова Галина Михайловна

— Вроде белая была машина, вся такая здоровая, иностранная. И стекла темные! Но точно не скажу, в ней ли Соня ехала или нет — грузовичок к киоску подрулил, обзор мне закрыл, — с огорчением призналась Поля. — Не успела я засечь, кому Соня там крикнула… Но она вся такая была — ух! Точно: свиданка у нее случилась в тот вечер. А чего, она ночевать не приходит?

— Поля, а пакет у нее пластиковый с собой был? — осторожно поинтересовалась Лайма, не ответив на вопрос. — Такой белый пакет, красивый, с пеликанами?

— Не, — покачала головой Поля, нервно перетаптываясь. — Не было пакета. Только сумочка на плече висела. И шарф на шее.

— Какой шарф? — хором спросили Лайма и Болотов.

Никакого шарфа на Соне в пятницу они не видели. И вообще — кто станет надевать на себя шарф теплым летним вечером?

— Такой желтый, а по полю — закорючки черные. Красивый шарф, нежный. Прям настоящий шелк. Я его даже хотела потрогать. Но Соня так спешила, что мы и двух слов не сказали.

— Она, наверное, поздоровалась с вами? — предположила Люба. — Когда налетела?

— Ясное дело. Ой, говорит, Поля, это ты? Привет, я так тороплюсь, так тороплюсь! И все.

— Значит, она к киоску за сигаретами побежала, а вы… — подначил ее Болотов.

— А я в автобус села, он как раз подошел.

— Видели, какой марки сигареты она купила?

— Ну нет. Мне ехать надо было, а там на остановке и так толпа, я еле влезла. Пятница, вечер — чего вы хотите? Зачем я стоять-то буду?

— А вы из автобуса не посмотрели: что за машины у обочины припаркованы? — спросила Лайма. — Может, кроме той, белой с темными стеклами, еще какая-то приткнулась?

Почему-то ей казалось, что Поля по складу своего характера просто обязана была дознаться, с кем ее соседка ходит на свидания.

— Я хотела, — горячо заговорила та и даже всплеснула руками. — Но там кондукторша была — такая мымрища! Я еще ногу не занесла на ступеньку, а она уже протиснулась на заднюю площадку и граблю свою загребущую протянула. Пока я мелочь доставала, автобус уже от остановки далеко уехал, и я все на свете прозевала.

Когда раскрасневшаяся от волнения соседка ушла, Лайма топнула ногой:

— Нет, ну какое невезение! Если бы не стечение обстоятельств, у нас появилась бы зацепка!

— Почему Соня столько времени торчала на одном месте? — задумчиво спросил Болотов, косясь на активизировавшегося ребенка, который отшвырнул зайца и встал в кроватке на четвереньки. — Около семи мы с ней расстались, а около половины девятого она все еще болталась у входа в метро.

— Ага. Только на другой стороне шоссе, — заметила Лайма. — Магазин «Подарки» на другой стороне, не там, где мы с тобой останавливались и с ней разговаривали.

— Одно ясно — она была с мужчиной, — мрачно заметила Люба. — А с каким — неизвестно.

— С чего ты взяла? — удивилась Лайма. — Мало ли женщин сейчас водят машины? Я ведь вожу.

— Большая белая иномарка с затемненными стеклами, — задумчиво сказал Болотов. — Не похоже, чтобы за рулем такого транспортного средства сидела женщина, вам не кажется?

— Но Поля не уверена, что именно в ту машину села Соня! — напомнила Люба.

— Наверное, лучше пусть милиция разбирается. Они умеют расследовать, а мы нет, — высказалась Лайма.

— Милиция сто лет будет разбираться, — возразил Болотов. — А ребенка куда девать?

— Найдем новую няню, — в голосе Лаймы послышалась неуверенность.

— Оставить ребенка с незнакомой теткой? — возмутился тот. — Хорошие няньки на дороге не валяются. Попадется какая-нибудь вертихвостка…

— А с кем же его оставить? У меня работа, у Любы тоже.

— Надо вызвать из Сибири Сонину мать, — безапелляционно заявил Болотов. К детскому вопросу он отнесся со всей серьезностью.

— Нет у нее матери. У нее никого нет, все поумирали. Остались только дядья да двоюродные сестры, но у них свои семьи. Конечно, может, кто и приедет, если милиция потребует, я не знаю. Но Петьку все равно надо пристраивать прямо сейчас. Не ждать же неизвестно сколько.

— Попрошу-ка я о помощи свою маму, — неожиданно решила Люба. — Только она сюда не поедет, надо будет Петьку к ней отвезти. Вы как?

— Это другое дело, — серьезно кивнул Болотов. — Мама годится, у нее опыт. И человек она свой, верный.

— Рада, что ты доволен, — ехидно заметила Люба, выхватив из кроватки ребенка, который принялся грызть перекладины. — У него режутся зубы, надо купить ему пластмассовое кольцо.

— Как для собаки? — хмуро уточнил Болотов. — Вижу, вы понятия не имеете, как растить ребенка.

— Особенно я, — кивнула Люба. — У меня их всего двое.

— Ладно вам препираться, — вмешалась Лайма. — Я вот все думаю про желтый шарф. Откуда он взялся? Может, Соня купила его в каком-нибудь магазине поблизости от метро? Логично предположить, что это новая вещь. Вряд ли она, выходя из дому, положила шарф в пакет, чтобы надеть попозже. Может быть, стоит обойти все торговые точки вокруг станции? Вдруг продавцы ее видели? И не одну? Тогда мы хотя бы узнаем, с женщиной она была или с мужчиной.

— Или одна, — добавила Люба.

— Отличная мысль, — похвалил Болотов. — Хотя я уверен, что она была с мужчиной. Кто станет прихорашиваться и душиться только для того, чтобы поболтать с подружкой? Предлагаю заняться изысканиями завтра, сегодня все равно уже поздно. Раз Люба останется с мальчиком, мы с тобой будем действовать вдвоем. Милиции это дело передоверять нельзя. Милиция предпочтет сидеть и ждать, пока где-нибудь всплывет неопознанный труп, а потом примется таскать нас на опознания.

Люба вздрогнула, а Лайма серьезно кивнула, соглашаясь. Ей и в голову не могло прийти, что назавтра жизнь ее изменится самым радикальным образом, что она уже вся напружилась и готовится сделать кувырок через голову.

Прежде чем отправиться на работу, Лайма взглянула на термометр за окном. Опять — двадцать восемь градусов. Еще пару часов, и дышать станет решительно нечем. За несколько недель город пропитался жарой, словно пирог густым сиропом. Лайма надела легкое платье с вырезом на спине и вышла на улицу. Небо было ярко-голубым и казалось плотным, как парусина. От новенького тугого солнца отскакивали блики и прыгали по пыльным капотам. Сиденье в машине как будто намазали медом — оно противно липло к голой спине, а духота в салоне стояла убийственная. Лайма включила кондиционер и посмотрелась в зеркальце. Не-ет, недосыпать нельзя — все сразу отражается на физиономии. Это тебе не двадцать лет!

Вчера она сказала Болотову, что смертельно устала, и он уехал ночевать к себе. Вообще когда что-то случалось, Лайма предпочитала оставаться одна. «Ты как кошка, — негодовал будущий муж. — Забиваешься в угол и зализываешь раны. Ни погладить тебя, ни приласкать». Однако жизненный опыт показывал, что, если сделать мужчину плечом, оно немедленно попытается из-под тебя выскользнуть. Пусть лучше Болотову кажется, что Лайма не слишком ласковая, зато потом он не упрекнет ее в том, что она висит у него на шее.

К утру от Сони по-прежнему не было никаких известий. Зато проявилась милиция, и Лайма, волнуясь, выложила представителям правоохранительных органов все, что знала. Свои предположения тоже выложила. Однако успокоение не пришло. «Ничего, — думала она. — Сейчас переделаю главные дела на работе и все как следует обмозгую». Она понятия не имела, что у судьбы на нее другие виды.

Именно в этот день судьба приняла облик невысокого плотного человека с жидкими волосами, которые покорно лежали на голове, зачесанные слева направо. У него было круглое лицо с маленьким заостренным носом, твердый рот и блестящие, по-звериному проворные глаза. Человек стоял возле директорского кабинета, облокотившись о подоконник рукой, и смотрел, как Лайма дефилирует по коридору, стараясь не стучать каблуками.

— Здравствуйте, — приветливо поздоровалась она, подойдя поближе. — Ждете Николая Ефимовича?

Человек отрицательно покачал головой и без намека на доброжелательность ответил:

— Вас.

— Э-э-э… — пробормотала Лайма. — Хорошо. Тогда пройдемте в мой кабинет. И представьтесь, пожалуйста.

— Меня зовут Борис Борисович, — сообщил мужчина, наблюдая за тем, как она вставляет в замок толстый блестящий ключ и отпирает дверь.

Борис Борисович вошел вслед за ней в кабинет и буквально по пятам проследовал к столу.

— Я сяду, — сказал он и, не дожидаясь разрешения, устроился в кресле для гостей. Положил руки на подлокотники и замер.

Лайма невольно отметила, что у него дешевый костюм, но галстук и ботинки — высший класс. Интересно, кто он такой — член очередной комиссии?

— Чаю? — спросила Лайма. — Минералки со льдом?

— Спасибо, мне не хочется, — ответил Дубняк, потому что это был именно он.

Живая Лайма оказалась гораздо симпатичнее, чем на фотографиях. Раньше, когда она преподавала английский в захудалом вузе, у нее было совсем другое выражение лица — более смиренное, что ли. Сейчас она твердо стоит на ногах и смотрит немного свысока, но ему это только на руку. Ее командирские замашки помогут осуществлению его замечательного плана.