Под каблуком у синего ботинка - Южина Маргарита

– Ты такая страшная, ля-ля-ля, крашеная, некрашеная, все равно страшная… – гнусавил Распузон, вытягивая шею.

– Что это вы воете? – обиделась Любочка. – Я вас, кажется, спросила, вы приглашаете меня сегодня в ресторан или нет?

– Люба… – набрался решимости Акакий, – я вам должен признаться… Мои счета в банке заморожены…

– А когда оттают? – чуть не плакала девчонка.

– А черт их знает. Эти банки… Они знаешь какие, – заиграл желваками Акакий Игоревич, вспомнив о супруге.

Машина подкатила к дому Осиповых, и Акакий облегченно вздохнул.

– Подожди меня здесь, можешь музыку включить погромче, – предложил он девице и по-молодецки взбежал на хилое крылечко.

Поднимаясь по лестнице, Акакий Игоревич уже пожалел, что напялил эту легкомысленную футболку. Единственный костюм-тройка сейчас был бы более кстати, все же у людей горе. Однако из-за двери доносилась музыка, и кто-то пропитым голосом хрипел похабные частушки. Двери открыла плотная женщина в мешковатом платье.

– Мне бы кого-нибудь из Осиповых, – неизвестно зачем принялся кланяться Акакий.

– Из Осиповых? Это кто ж такие? – окинула его женщина недобрым взглядом.

– Ну… Таня Осипова, утонула недавно…

– Так вам ее, что ли?

Не может быть! Значит, девчонка жива? Вот пусть она и расскажет, что за башмаки ей мерещились.

– Сразу говорю, ее нет, – отрезала женщина.

– А где она? – перестал дышать Акакий.

– Так утонула ж!

– Ну хорошо, а муж-то ее дома?

– Ничего хорошего. И мужа нет.

– Тоже утонул?

– Типун тебе во весь рот! Живехонек он, только уехал. Квартиру сдал и уехал. Не мог здесь больше оставаться без своей жены. Вот такая любовь промеж них была. – Женщина подперла ручкой голову и скособочила лицо. Слез видно не было, но незваный пришелец и так должен был догадаться, что она горюет.

– А вы хозяйка квартиры, да? Не знаете, куда он мог уехать? Может, говорил что или просил позвонить?

– Да что ж я ему звонить буду, я что ж, девочка какая!! – обозлилась хозяйка квартиры. – А вам чего надо-то?

– Мне прежние хозяева очень нужны. Ну вы хоть знаете, как зовут мужа?

– Моего? Моего знаю. А этого Осипова… то ли Саша, то ли Паша, то ли Коля… Нет, скорее всего Дима. Да что вы меня пытаете все время! Не знаю я!

Акакий вышел подавленный, и только вид цветущей Любочки вернул ему настроение. Как эта девчонка на него смотрит! Клава уже лет сто так не смотрела. А как Любочка его слушает! Всегда только с открытым ртом. И неправду говорил Райкин, это совсем не надоедает, пусть слушает.

– Акакий, теперь мне домой надо, а то я не успею собраться в ресторан, – захныкала девчонка.

«Мать твою! Дался тебе этот ресторан!» – мысленно выругался Акакий и тут же испугался. До сих пор он даже в мыслях не мог позволить себе такой распущенности.

– Акакий, а почему у тебя глаза стали, как у сенбернара? Ты не хочешь? Ты должен! Я тебя приглашаю! Я – девушка терпеливая и умею ждать, а когда разморозятся твои счета, ты свозишь меня в Италию, договорились? – сверкала зубками Любочка, и подол ее коротенького платьица бессовестно лез прямо в глаза несчастному Акакию. О господи, да какие проблемы, когда разморозятся счета, тогда и в Италию, и в Грецию, и в деревню Красный Пахарь, куда угодно…

Высадив Любу возле общежития, Акакий свернул в заброшенный дворик. Он знал этот двор. Здесь они раньше жили с Клавой, еще в первые годы их супружества. Клава тогда была тоненькой тростиночкой, куда этой Любаше! И платьица были ничуть не хуже, хотя и не такие обрезанные. А еще у Клавы на щеках играли ямочки, веселые такие, милые… теперь вместо них морщины, Акакий знает, он специально смотрел. Нет, с мужиками, конечно, ничего не делается, но за что же природа так над бабами глумится? Ясно за что – за их вредный характер! Все орут – не ври, сиди дома, занимайся семьей! А как не врать? Вот скажи жене, что он сегодня идет с молоденькой девчонкой в ресторан, и что? Она же его на куриный фарш перерубит! Ну и кому нужна такая правда, спрашивается. Нет, бабам никогда ничего говорить нельзя. Муж в доме – Штирлиц. Это все знают. А поэтому, пока Клава ни о чем плохом не думает, надо срочненько собраться в ресторан.

Клавдия же и не вспоминала о муже. Сегодня с самого утра позвонил Жора и сказал, что заедет. За пятнадцать минут Клавдия успела феном поднять волосы дыбом, наложила макияж и натянула новое платье. Еще позавчера она заглянула в комиссионку и влюбилась в это платье моментально. Правда, девица, с худыми, как у кузнечика, коленками, скорчила кислую мину и выдавила:

– Я бы вам не советовала стрейч, лучше что-нибудь свободное…

– Как парашют, да? – язвительно откликнулась Клавдия.

– Ну… если вам нравится выглядеть кадушкой. Мне-то что…

Вот именно! И нечего!.. Платье было насыщенного желтого цвета, с черными полосками, с таким же черным тугим пояском, и обтягивало фигуру, как вторая, нет, как первая кожа. Ну, не беда, что чуть коротковато, зато стильно и даже где-то эротично. А ноги… что ж, они только вверху толстые, а внизу как раз тоненькие… Короче, в этом платье Клавдия себе ужас до чего нравилась.

И вот Жора пришел. Сегодня он не предложил ей проехаться по делам, вероятно, уже знал, что Распузоны купили машину, и решил свидание устроить в теплой, домашней обстановке. Ах, выдумщик!

– Я переговорил с главврачом, – начал он с порога.

– Ты проходи, – запела Клавдия Сидоровна, проталкивая парня на кухню. – Пирожки будешь?

– Что-то он как-то скупо общается, врач этот, – с полным ртом сообщал гость последние новости. – Говорит, что состояние у Белкиной неопасное, но ей лучше полежать под присмотром врачей. Беспокоиться, мол, не надо и навещать больную тоже.

– Ну это мы уже слышали. Выходит, наша Катя жива… Дважды ее травили, а она все никак не может отравиться…

Жора удивленно захлопал рыжими ресницами, и пирог застрял в горле.

– Вы что, хотите, чтобы она умерла?

– Но кто-то же хочет! Так почему же она не умирает? – гнула свое Клавдия.

– Может, привыкла уже?

– Ты не понял, если бы ее хотели отравить, то уже отравили бы. Так почему у Катерины состояние неопасное? Потому что… Ее хотели только напугать. Сильно напугать. А убивать не хотят. Почему? Может, потому что она им еще нужна?

– Ага… Деньги, например, взяла и не отдает!

– Правильно. Или знает что-то, да не рассказывает. Самое интересное, что она и нам ничего не говорит. Но если ее пугают, то она же должна знать – кто.

– А вдруг ее по телефону пугают? – загорелись глаза у рыжего Жоры.

– Ну тогда так бы и сказала.

– Ну вы тоже даете! Зачем ей вам говорить? Она скажет, я ей дырку в висок, и что вы сделаете? Нет, вам она не скажет, – замотал головой парень и сунул в рот еще пирожок.

– А тебе? Тебе скажет? – села напротив него Клавдия.

– А я и спрашивать не буду. Если просто так что-нибудь разведать, это интересно. А если с мафией какой у нее дела, так ну его на фиг, такой интерес.

– Трус!

– Лучше быть пять минут трусом, чем всю жизнь покойником. Клавдия Сидоровна, у вас такое замечательное платье… Как вы в него только влезли? Дайте еще пирожок, если не трудно… – стал подлизываться Жора, чуя, что переборщил.

Клавдия зарумянилась и сняла с плиты еще целую сковороду пышных пирогов.

– Ешь, Жорочка, а к Белкиной идти пока не надо. Девчонка напугана, незачем ее нервировать лишний раз. Время у нас еще есть, пусть отлежится.

Клавдия и Жора договорились встретиться завтра. Жора сам сказал, что приедет в десять, и это очень было похоже на свидание. На сердце сразу стало как-то горячо и щекотно, и Клавдия почувствовала себя шестнадцатилетней. Проводив гостя, она, вздыхая, принялась стягивать тугой наряд. Не тут-то было! Платье прилипло намертво. Нет, то есть юбку удалось задрать на голову, но дальше дело застопорилось. Грудь почему-то раздулась, как подушка безопасности, и у женщины не хватало силы сдернуть узкое платье с громадного препятствия.

– Да что ж такое!! Хоть бы кто помог, прямо хоть в подъезд выходи!! – кружилась Клавдия по комнате в скрюченной позе.

Руки женщины свело от натуги, и она уже чуть не плакала. В это время в дверях заворочался ключ, и, весело насвистывая, в квартиру ввалился Акакий.

– Не свисти в доме, денег не будет! – взревело что-то страшное в полосатом одеянии.

– Господи! Что это?! – взвизгнул от неожиданности Акакий. – Ой господи, Клава, это ты новое платье примеряешь, а я думал, чучело какое в дом притащила.

– Кака, ты бы мне это… помог, что ли… – сопела через платье Клавдия. Она уже не могла дышать, так ее сковало.

Акакий не слышал стонов жены. Быстренько пробежав в спальню, он достал из шкафа свой единственный костюм, надел всегда юную белую рубашку и украсил себя парадным галстуком – желтым в крупный черный горох. Уже в коридоре он уложил височки и щедро полился «Шипром».

– Кака, помоги же… – уже хрипела Клавдия, задыхаясь в стрейче.