Толстушка под прикрытием - Донцова Дарья

– Абсолютно согласна, – кивнула я. – Поэтому к дочери Юрия Николаевича Фофана загляну завтра часов в восемь утра, а в редакцию явлюсь, как мне было велено, ровно к четырнадцати ноль-ноль. Диетологи не любят рано вставать. Может, они считают, что подъем ни свет ни заря ведет к ожирению? На сегодня все свободны. Роберт, задержись на секунду, у меня к тебе личная просьба.

– Зря ты ополчилась на «Желтуху», – попенял мне Троянов, когда мы остались одни.

– Знаю, не смогла удержаться, – отмахнулась я, – впредь постараюсь не терять над собой контроль. Ты не мог бы собрать один прибор? Его мне дала диетолог Роза. Предполагается, что участница проекта будет использовать сей агрегат для приготовления особых блюд.

Троянов потер руки:

– Показывай, что там.

Мой расчет оправдался: компьютерщик за считанные минуты справился с задачей и вручил мне стакан с крышкой.

– Ничего особенного, на мой взгляд, обычная кофемолка. Никаких обещанных в инструкции функций взбивания и прочих нет. Внутри вертится нож, он рубит овощи, или что там нужно туда засовывать.

– Спасибо, – обрадовалась я и, вытащив из кармана зазвонивший телефон, поспешила в подземный паркинг, говоря на ходу: – Алло… Кто это?

– Вас приветствует диета Розы Гавриловой, – произнес бархатный тенор. – Пора принимать завтрак!

– Минуточку, сейчас двадцать три ноль одна. Вы уверены, что настало время первого приема пищи? – спросила я.

Естественно, никто мне не ответил, раздалось пожелание:

– Завтрак – главная еда дня. Откройте коробку и приступайте. Хорошего аппетита.

– И вам того же, – хмыкнула я. – Вот доберусь до дома и слопаю очередную вкусняшку.

Вырулив на шоссе, я позвонила Ивану Никифоровичу:

– Вы еще не спите?

– Сижу, как идиот, у телефона, – мрачно ответил шеф. – Пока ничего.

– Можно мне заехать? – осведомилась я.

– Валяй, – разрешил он.

Сев у шефа на кухне, я решила пренебречь приличиями и начала разговор не с обсуждения погоды, а сразу задала вопрос в лоб:

– Вы проверили Лору, когда поняли, что у вас серьезные отношения?

– Конечно, – подтвердил босс.

– И что? – напряглась я.

– Ничего, – пожал он плечами, – биография обычной российской женщины.

– Откуда у Селезневой деньги на просторное жилье в центре столицы? – беспардонно поинтересовалась я.

Иван Никифорович почесал кончик носа и завел подробный рассказ.

Оказывается, от покойного супруга у Лоры осталась довольно большая библиотека. Андрей Ильич был библиофилом, собирал книги. Особых денег у него не было, раритеты он приобрести не мог, но постоянно ходил по букинистическим магазинам, рылся в развалах на рынке и тащил в дом потрепанные фолианты, уверяя, будто обнаружил удивительный раритет. Потом выяснялось, что Леонов ошибся, приобрел издание, вышедшее, скажем, в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Ну да, оно старое, но особой ценности не представляет, потому что том является девятым из собрания сочинений никому не известного писателя Пупкина-Волгодонского, напечатанного многомиллионным тиражом.

После смерти мужа Селезнева долго не могла выбросить ни одной его вещи, тогда вдова жила в небольшой комнате густонаселенной коммуналки. О том, чтобы повесить полки в коридоре или переоборудовать под домашнюю библиотеку кладовку, даже речи не было. Это в собственной квартире можно забить литературой и прихожую, и кухню, и даже санузел, а в общей… Короче, Лора продолжала жить, лавируя между стопками книг на полу. Но в конце концов она решилась-таки избавиться от «библиографических редкостей».

Она человек аккуратный, обстоятельный, к тому же свободно управляется с компьютером. Желая понять, какие книжки все же можно продать, чтобы получить хоть какой-нибудь доход, а от чего следует безжалостно избавиться, Лора загрузила специальную программу «Букинист» и с ее помощью сама стала оценивать оставшееся от Николая Ильича наследство. Для начала пролистывала страницы книги, проверяла все ли на месте, осматривала переплет, а потом искала в таблице имя автора, год выхода, название произведения и примерную сумму.

В одном из томов ей попалась старинная открытка – кто-то из прежних владельцев книги, похоже, использовал ее вместо закладки. Вдова внимательно рассмотрела находку.

На ее вешней стороне были напечатаны слова «Открытое письмо» и имелось место под адрес. Ниже шла инструкция, гласившая: «Открытое письмо должно быть сполна оплачено государственною почтовою маркою. На оной стороне помимо адреса нельзя ничего писать». Дотошная Лора разобрала на штемпеле дату «1873 год», залезла на сайт филокартистов[12] и ахнула: Николаю Ильичу таки удалось отыскать раритет. Только это была не книга, а одна из первых российских открыток, которые сейчас являются мечтой каждого коллекционера, но есть у считаных собирателей, потому что их сохранилось ничтожно мало.

Лора Павловна удачно продала находку за хорошие деньги, избавилась от комнаты и приобрела двушку в центре.

– Ясно, – кивнула я. – А почему Селезнева начала преподавать домоводство?

– Она очень уставала на своей работе, – пояснил Иван Никифорович. – Профессия была когда-то освоена ею по приказу авторитарного отца, который решил все за дочь. Лора с юности хотела стать учительницей, но он этому воспротивился.

– Странно, – удивилась я. – Знаю о родителях, которые костьми ложатся, чтобы не пустить дитятко на сцену. Слышала о матери, не разрешившей дочке стать врачом, потому что «незачем девочке чужих мужчин ощупывать». Но преподаватель… Это же благородная, уважаемая во всем мире профессия.

Иван Никифорович включил чайник:

– Хочешь бутерброд? С колбасой или сыром?

Паста Чунь подняла голову и заворочалась в моем желудке. Я поспешила отказаться:

– Спасибо, нет. Стараюсь не есть по вечерам, но все равно толстею.

Босс бросил в кружку пакетик с заваркой.

– А мне кажется, ты осунулась. Ну да ладно, как знаешь… Павел Селезнев был очень жадным человеком. Он любил говорить дочери: «Зачем людям дети? Чтобы в старости не голодать на копеечную пенсию. Стукнет мне шестьдесят, уеду в деревню, заведу кур, козу, а ты будешь престарелых родителей обеспечивать. Ну и как дочь отца с матерью на две копейки учительского жалованья содержать станет? А портнихи много зарабатывают». Вот и пришлось Лоре, вооружившись иголкой, в ателье сидеть. После смерти родителей она на автомате продолжала кроить и шить, а потом подумала: «Какого черта я до сих пор живу так, как велел покойный отец?» И ушла в школу. Один раз я ее попросил пуговицу мне пришить, так Лора ответила: «Прости, Ваня, меня тошнит при виде ниток. Еду тебе готовить буду, а вот возиться с одеждой не стану». Знаешь, она великолепная кулинарка!

– Лора Павловна резко изменила свою жизнь пять лет назад… – протянула я. – Почему именно тогда? Что-то случилось? Когда скончался батюшка Селезневой?

– В конце девяностых, дожив до глубокой старости. Мать ушла на тот свет раньше.

Я упорно жала на ту же педаль:

– Вам не показалось, что вопрос, зачем она живет по указке отца, пришел в голову Лоре с большим запозданием? Не интересовались почему?

Иван Никифорович скрестил руки на груди.

– Лора не любила рассказывать ни о своем детстве, ни о юности, ни о замужестве. Мы прожили вместе пару месяцев, когда я не удержался и спросил, каким был ее брак… Ладно, признаюсь, ревновал немного. Лора спокойно, но очень конкретно пресекла мое любопытство: «Ваня, что ушло, то ушло. Не стоит в новую жизнь старые воспоминания тащить. Скажу только одно – никогда я особого счастья не испытывала. Самые лучшие мои дни с тобой начались. Не желаю о прошлом думать. Точка».

– Неужели у нее нет подруг? – удивилась я. – Коллег по работе, с которыми она поддерживает отношения?

– А у тебя много друзей? – прищурился босс.

– Могу назвать несколько фамилий. Но вы же знаете специфику нашей работы, – ответила я. – Да и не нуждаюсь я так уж сильно в общении, я интраверт.

Лежавшая на столе трубка громко запищала. Иван Никифорович протянул руку.

– На пятый звонок берите! – быстро предупредила я.

– Знаю, – с кажущимся спокойствием ответил босс. И начал считать: – Два, три, четыре… Алло!

Из большой коробки, подсоединенной к телефонному аппарату, противно пропищало: «Сделай что не сделал. Вернешь все, и она будет дома. Времени мало». Потом зачастили короткие гудки.

Иван Никифорович схватил свой сотовый.

– Роберт, успел засечь? Нет? Понимаю, очень короткий разговор. Ладно.

Шеф посмотрел на меня и спросил:

– Почему не требуют выкуп? Что я должен возвратить? Есть хоть какие-нибудь мысли на этот счет?

– Пока нет, – призналась я. И продолжила: – Простите, но создается впечатление, что вы не очень хорошо знаете Лору Павловну. Вероятно, в ее жизни есть некие тайны.