Моя шоколадная беби - Степнова Ольга

– Только Зойке ничего не говори, – попросила жалобно Верка и опять проверила застёжку на лифчике. – Про Найоба.

– Ужас. – Катерина развернулась и потащилась вверх по лестнице.

На десятом этаже, она выдохлась, присела на свой чемоданчик и вслух громко сказала:

– Это тебе за распутство, Катерина Найобовна!

Она не знала, что расплата ещё впереди.

В избушке никого не было.

Катерина гнала на «Мустанге» под двести километров, на трассе не осталось ни одной машины, которую бы она не оставила позади, она домчалась до деревухи за три часа, бросила машину в пролеске – потому что «Мустанг» не джип, уселся бы брюхом на первой же кочке. Она всё это сделала, а избушка оказалась пуста, как прошлогоднее гнездо.

На столе стояли нетронутые коробки, баночки и пакеты, валялись лекарства. Подушка была примята, а ветхое одеяло комом свалилось на пол. В избушке не было никого. Можно было не зажигать свечку и не метаться с ней из сеней в комнату, из комнаты в сени, заглядывая под стол, под кровать, под колченогую лавочку, и даже за печку. Напрасно она размахивала пистолетом и, угрожая кому-то невидимому, орала: «Мерзавец! Ты ответишь за всё!» Наконец она от бессилия что-то сделала такое с пистолетом, что он дёрнулся, громыхнул, по стене что-то чиркнуло и просвистело где-то у виска. Кажется, это называется «рикошет».

Кажется, так.

– Не хватало ещё застрелиться, – вслух сказала себе Катерина. Разговоры с самой собой стали входить у неё в привычку. – Я придумаю что-нибудь. Ничего, я что-нибудь придумаю. Жизнь только налаживается. Скоро у меня будет муж, а, может, даже и брат. Найоб. – Она утёрла горячие слёзы, которые, оказывается, градом катились от глаз к подбородку. – Я что-нибудь придумаю!

Она выскочила из избушки и побежала к машине, как гончая, взявшая след. Запоздало мелькнула гадкая мысль, что неплохо бы было подпалить эту избу, и этот клён, чтобы у них больше не было шансов испортить ей жизнь.

До Москвы она долетела за два с половиной часа. Зато к своему пентхаузу ползла почти тридцать минут. Каждый этаж дарил ей массу эмоций: от злости на себя и весь мир в целом, до слезливой жалости, опять же к себе и ко всему миру в целом. Она не спала почти сутки, она валилась с ног от усталости, и когда ключ наконец повернулся в замке, в голове крутилась одна только глупая фраза: «Лучше переспать, чем недоспать». Катерина сделала над собой усилие, чтобы не произнести эту фразу вслух.

Она включила свет в коридоре и посмотрела на настенные часы. У неё есть часа три, чтобы отдохнуть, прежде чем она поедет к Роберту. Катерина вдруг приняла простое и гениальное решение: она не будет ничего придумывать, не будет выкручиваться, не будет врать. Она расскажет Роберту правду. А он уж путь думает, нужна ему Катерина такая, какая она есть, или не нужна.

Скорее всего, нужна.

Но сначала она сделает одно дело. Катерина шагнула в тёмную спальню, на ощупь нашла телефон и также на ощупь набрала короткую комбинацию цифр.

– Милиция? – зачем-то уточнила она и, получив положительный ответ, сказала безучастным голосом человека, не спавшего почти сутки:

– Я знаю, где скрывается Матвей Матушкин.

– Где? – вяло поинтересовались на том конце провода.

Внезапно свет залепил глаза. Катерина заорала как резаная, а когда зрение восстановилось…

– У меня, – тихо сказала она, повесив трубку, – у меня! – Перед ней, в дверях спальни стоял Матвей Матушкин. Он был бледный, худой, но вполне пригодный для жизни и дальнейших «подвигов». На нём по-прежнему красовался куцый милицейский мундирчик.

– Я думал, что между нами…

Катерина завизжала. Она визжала долго и от души: сжав кулаки, закрыв глаза. Она никогда в жизни так не визжала. Когда разлепила веки – он по-прежнему стоял в дверном проёме, только уши зажал руками.

– Как?.. Где?.. Почему?.. Ну?.. А?.. – Катерина вспомнила, что пистолет в сумке, а сумка на полке в прихожей.

– Не понял вопроса, – усмехнулся Матушкин.

– Принеси мне, пожалуйста, сумку. У меня там… пи… па…

– Памперсы что ли?

– Нет… пилюли.

Он сходил, принёс сумку, достал из неё пистолет. На что она рассчитывала?..

– И правда, пи-па! – расхохотался Матвей Матушкин.

Катерина прокляла свою тупость, снова зажмурилась и приготовилась к смерти, но он сделал вдруг совершенно невероятную вещь: вложил ей оружие в онемевшие пальцы.

– Ну, теперь ты меня не боишься?

– Руки вверх, подонок! – Она попыталась вспомнить, что нужно сделать для того, чтобы эта штука выстрелила, но не вспомнила. – Руки вверх!