Цирк под одеялом - Калинина Дарья Александровна

— Куда?

— Разбираться с этими придурками. Ручаюсь, кто-то из них прокололся. Вот и будем думать, кто, когда и с какой целью!

— Тогда мне не домой, а за моим «гольфиком».

Свистунов не протестовал. Все его мысли нынче занимал только допущенный его ребятами и им самим прокол. И он даже не поцеловал Киру на прощанье. Впрочем, к чему такие нежности? Разве он сам не сказал, что Кира не из таких девушек? Бетон, а не девушка. Кремень! Железная арматура!

И почему-то от всех этих мыслей, а может быть, потому что Свистунов не поцеловал ее на прощанье, Кире стало так невыносимо грустно, что она пошла не к себе домой, а к Лесе. Та не спала. И подруге не столько удивилась, сколько обрадовалась.

— Чего-нибудь пожевать не найдется? — печально осведомилась у нее Кира, которой было до того грустно, что она была готова слона сожрать.

И Леся немедленно кинулась в сторону кухни. Как это у нее — и вдруг не найдется, что пожевать! Очень даже найдется. И в достаточном количестве, чтобы хватило на двоих.

— Ты проголодалась? А что, Свистунов тебя не накормил?

— Кофе пили.

— Среди ночи?! — ужаснулась Леся.

— Ну да. А теперь мне что-то тоскливо.

— Тогда покушать — это первое дело, — одобрила подругу Леся. — От всех бед верное лекарство. Покушаешь вкусненького, и жизнь мигом становится светлей.

Кира в ответ так тяжело вздохнула, что Лесина рука сама собой потянулась к последнему пирожному. Она утаила его от Дины и привезла домой, намереваясь съесть сама. Но почувствовала, что подруге оно сейчас нужнее.

Кира пирожное съела. Без всякого интереса. И тут же спросила:

— А мясного ничего нету?

— Есть салат! С курицей.

— Давай!

При упоминании о салате Кира оживилась гораздо больше, чем при виде пирожного. И было отчего. Леся готовила его из отварного мяса отечественной курочки. Импортные ножки она не брала, презирала их от всей души. Да и кто бы польстился на это желтое мясо и висящий лохмотьями жир? Сразу видно, что бедных курочек кормили при жизни всякой дрянью. Да и сама жизнь у них была сущим адом, а смерть избавлением.

Вот взять хотя бы один простой факт. Чистят подстилку у американских куриц не после каждого выводка, а через три или даже больше. Представляете, какой аммиачный выхлоп стоит в американском фермерском курятнике? Сами работники птицефабрики заходили туда исключительно в противогазах. Но им хорошо, они-то пришли и ушли. А бедные курицы, они что, не люди? Им же тоже хочется свежего воздуха.

То же самое касается питания, питья и прочих удобств. Американские цыплята растут в невыносимых условиях. Так что их мясо лучше даже не пробовать.

Леся и не пробовала. Вернее, один раз попробовала, а потом зареклась. Какое-то оно было пластиковое. И пахло довольно странно. Уж не курицей, это точно.

— Ты готовила по своему обычному рецепту? — придирчиво осведомилась Кира.

— Конечно.

— А яблочко клала кисло-сладкое?

— Да.

— Тогда давай!

Вообще-то в Лесином мясном салате все было, как в обычном. Только вместо мяса или колбасы она клала отварную курицу. Добавляла банку зеленого горошка, рубленые яйца, картошку, морковку и репчатый лук. Но вот вместо соленых огурцов всегда клала маринованные. И еще добавляла мелко порубленное яблочко.

Впрочем, все ингредиенты нужно было рубить помельче. И одного размера. Тогда, постояв несколько часов, салат пропитывался соками. И становился… пальчики оближете, каким он становился. Нежным, кисло-сладким и в то же время сытным и легким.

— М-м-м, — простонала Кира, запихнув в рот первую ложку. — Вкуснятина! Господи, Леся, научи меня готовить!

— Это же просто!

И Леся принялась диктовать Кире составляющие салата. Остановилась она на зеленом горошке, который следовало брать только одной фирмы — «Бондюэль». Все остальные сорта, по мнению Леси, были недостойны ее салата. Остановилась Леся потому, что ее насторожило тихое посапывание. Посмотрев в сторону подруги, Леся увидела, что та мирно спит, положив голову прямо на стол. Рядом с ней стоял тазик с недоеденным салатом, но Киру он больше уже не интересовал.

Тихонько вздохнув, Леся накрыла подругу теплым пледом. И убрала подальше салат и прочую посуду. За Киру она не волновалась. Та устроилась в своем любимом старом кресле, оставшемся у Леси еще от бабушки. А оно было устойчивым и просторным, даром что с потрескавшейся обивкой. Но обивку Леся замаскировала еще одним клетчатым пледом.

Получилось, как в известном анекдоте. Если кресло время от времени накрывать пледом, то между ними прорастет бабушка. Старушка не проросла. Зато время от времени появлялись Лесины гости, которые были слишком утомлены обильным застольем, чтобы добраться до лежанки. Был у Леси такой недостаток. Она готовила так вкусно и выставляла на стол так много еды, что выдерживал далеко не каждый гость. Вот некоторые и оставались ночевать в этом кресле.

Убедившись, что подруге тепло и уютно, Леся тихонько вздохнула и тоже пошла спать.

Следующий день для Киры начался с выволочки, которую устроил ей разобиженный Фантик. Кот дулся на хозяйку за то, что она оставила его наедине с ненасытной Фатимой, которая все время чего-то хотела — либо есть, либо ласкаться. И так как есть было нечего (Кира оставила явно недостаточно корма), то Фантику пришлось туго. И он, не задумываясь, выместил свое дурное настроение на Кире.

— Мяу-у-у! — вопил он строгим голосом, ходя по кухне. — Как ты могла?! Нет, как ты могла так со мной поступить?

— Прости, Фантичек! Дела!

— Мяа-у! Какие могут быть дела, когда кот не кормлен?

Фантик остановился и вперил пронизывающий взгляд своих голубовато-зеленых глаз на хозяйку.

«Где ты была всю ночь? — говорил его взгляд. — И с кем?»

— У Леси ночевала!

— Мяу! Не верю!

В конце концов Кире надоело оправдываться. Она насыпала недовольному Фантику сухого корма. Положила Фатиме ее любимого ягненка в желе. И смоталась из дома, пока кошки были заняты едой. Впрочем, Фантик успел крикнуть ей вслед:

— Мур-мяур! Не думай, что ты прощена. Вечером еще поговорим о твоем поведении!

— Черт меня дернул взять котенка! Надо было остановить свой выбор на щенке! Или вообще на попугайчике!

Целый день Кира томилась. Во-первых, сказывалась прошлая бессонная ночь. И недолгий сон в Лесином кресле. Напрасно Леся так гордится своим креслом. С кроватью с ортопедическим матрасом ему не сравниться. И вообще, к тридцати годам становится совершенно ясно: спать, сидя в кресле, дело очень опасное. Сразу же начинает ломить позвоночник. Затекают руки и ноги. А голова наутро словно чугунная.

Но несмотря на свое состояние Кира томилась еще по одной причине. Ей не давала покоя мысль, позвонит ли ей Свистунов. И когда?

Напрасно Кира пыталась уверить саму себя, что Свистуновым она интересуется исключительно по причине затеянного ими с Лесей расследования. Это была неловкая ложь. Сердце Киры при каждом звонке ухало так, что становилось совершенно ясно — расследование тут ни при чем!

— Что же он не звонит?! — злилась Кира. — Ведь знает же, что я думаю о нем!

Вместо Свистунова позвонил Никитка. Вообще-то он позвонил Лесе. Но та вышла. И поэтому трубку взяла Кира.

— Не выходит! — услышала она страдальческий голос Никитки. — Она не хочет! Говорит, что будет носить траур по Леше. И собирается на его похороны!

Кира хотела фыркнуть, что это бред. Но, услышав про похороны, передумала.

— А когда они? — спросила она вместо этого.

— Ой! — испугался Никитка. — Кто это?

— Да я это. Я!

— Леся?

— Да!

— А что у тебя с голосом?

— Простыла!

— То-то я тебя и не узнал! — моментально успокоился Никитка. — Не хочу, чтобы про наш разговор узнала Кира.

— Почему это?

— Она не поймет. Она такая черствая!

Кира прямо лишилась дара речи от возмущения. Это она-то черствая?! И кто бы говорил! А то Никитка! Между прочим, тот самый Никитка, которого они с Лесей по доброте душевной взяли с собой в свет, потом одели, обули. И даже девушку ему вручили в качестве бонуса. И теперь Кира черствая!

Но, к счастью, Никитка не стал ждать реакции на свое заявление. И продолжал:

— А Леночка она совсем другая! Нежная, хрупкая, ранимая! Я очень за нее беспокоюсь!

— Почему?

— Она вбила себе в голову, что должна поехать на похороны этого Леши.

— И что?

— А там эти бандиты! — возбужденно заговорил Никитка. — Я же знаю, чем этот тип пробавлялся. Наркотиками он торговал! А раз так, то и дружки у него должны быть такими же. Придут на похороны. Обидят Леночку. А она такая…

— Да-да! — перебила его Кира. — Я помню. Хрупкая и нежная. Прямо фиалка!

— Точно! Фиалка! Вылитая фиалка!

Нет, Никитка был безнадежен. Вряд ли его что-то могло спасти. Если уж себялюбивая Леночка казалась ему фиалкой, то что тут говорить? Можно было лишь посочувствовать бедняге, выбравшему себе такой недостойный объект для поклонения.