Яблоко Монте-Кристо - Донцова Дарья

– Вы о ком? – насторожился я.

Серафима Сергеевна осторожно поправила седые пряди, выбившиеся из пучка на затылке.

– Когда в одном дворе много лет живешь, волей-неволей становишься свидетелем чужих скандалов. Даже если не хочется, все равно что-то узнаешь. У Зои есть родственница и ближайшая подруга Люба, мать Сони. Ну очень болтливая женщина! Она тут тоже рядом живет, у метро дом стоит, такой приметный, с розовыми колоннами. Вот там у Работкиной квартира на первом этаже, одно окно прямо около двери в булочную расположено. Крайне неудобно, люди по тротуару несутся, в подземку торопятся, все взгляд в квартиру бросают, приходится и день и ночь за плотно зашторенными занавесками жить. Да и страшно, легко внутрь влезть. Только Любе все нипочем, хорошая ли погода, плохая, она всегда в окне торчала и мало-мальски знакомых выглядывала.

Я понимающе кивнул, теперь понятно, в кого пошла болтливостью Соня.

Приметив знакомого человека, Люба зазывала его в гости:

– Эй! Спешишь? Заходи, чайку попьем!

Отвязаться от старшей Работкиной было почти невозможно, она, словно клещ, вцеплялась в несчастную жертву и начинала вести длинные беседы, вернее монологи. Любе был необходим не собеседник, а молчаливый слушатель.

Серафима знала о вербальных способностях Работкиной и старалась не попадаться болтливой бабенке на глаза. Самое интересное, что после того, как погибла Вера, Люба не прекратила весело махать рукой при виде Симы и восклицать:

– Давай кофейку глотнем!

Потом булочную закрыли, на ее месте возник обувной магазин, но Люба все равно висела в окне, выглядывая знакомых. Один раз, увидав Симу, она закричала:

– Привет! Знаешь, Игорь женился!

– Хорошо, – осторожно ответила Сима.

– Отличная девочка!

– Рада за него, – дежурно вежливо откликнулась Сима.

– Зоя счастлива.

Сима молча пошла к метро.

– Просто здорово, что Вера ожила, – вдруг заявила Люба.

Бунич остановилась:

– Ты о чем?

Глаза Любы забегали в разные стороны.

– Вера-то! Она не умерла и…

Но договорить фразу Работкина не успела, звонкий голос за ее спиной сурово велел:

– Мама, закрой окно!

Люба мгновенно повиновалась, а Сима нырнула в метро, удивляясь тому, до какой глупости может договориться человек.

Верочку провожала в крематорий тьма народа, гроб был открыт, и присутствующие шепотом обсуждали страшный вид маленькой покойницы. Никакие усилия гримера не сумели стереть с личика девочки выражение ужаса, а шея была замотана толстым шарфом. Но то, что в домовине лежала Вера, сомнению не подлежало.

Не успел я войти домой, как Нора сунула мне телефонную трубку. Прикрыв ладошкой микрофон, она заговорщицки прошептала:

– Не завидую тебе.

Весьма удивленный непонятным поведением хозяйки, я спокойно поднес трубку к уху и сказал:

– Слушаю вас.

– А-а-а, – закричала Николетта, – вот оно как!

– Добрый вечер, – попытался я наладить контакт с маменькой, но та отреагировала на мою вежливость весьма бурно:

– Ужасное завершение мерзкого дня!

– В Карловых Варах плохая погода? – я решил не сдаваться.

– Понятия не имею!

– Посмотри вокруг, – мирно продолжил я, – что, у вас дождь идет?

– Я в Москве, – завизжала Николетта, – умираю, одной ногой в могиле…

Было мне от чего удивиться.

– Как? У тебя же путевка оплачена до…

– Не могу жить в сарае, – перебила маменька, – на помойке, куда меня поместили по бедности! Питание отвратительное, обслуживающий персонал вьется вокруг всяких выскочек! Я измучилась совершенно, испортила сердце, желудок, руки, ноги, голову, спину…

– Но каким же образом ты ухитрилась попасть в Москву? – недоумевал я.

– Пешком пришла!

– Из Чехии???

– Вава! Ты идиот! Прилетела на самолете! Обменяла билет, чуть с ума не сошла, пока кретинские сотрудники нищего отеля выполнили мое разумное требование. Да, им пришлось оторваться от одной более чем неприятной особы, явившейся на отдых с пятьюдесятью чемоданами! Эта плохо воспитанная выскочка по пятнадцать раз на дню меняла платья! Ее посадили в центре зала! Сам хозяин обслуживал мерзавку, но ничего! Они все-таки вынуждены были обратить и на меня внимание. Я все им высказала, уезжая! Да!

Я молча слушал вопли Николетты. Маменька привыкла всегда быть главной героиней, так сказать, первой скрипкой, а тут ей довелось почувствовать себя на вторых ролях, некто посмел занять лидирующую позицию, задвинув Николетту. Ясное дело, мириться с подобным положением вещей она не собиралась!

– …и когда дежурный из Шереметьева позвонил тебе и попросил забрать меня из аэропорта, ты в грубой форме отказал ему, – долетело до моего слуха.

Я вздрогнул. Значит, мужчина, заявлявший, что он аэропорт Шереметьево, не был психом! Просто служащий не умеет нормально изъясняться на родном языке! Следовало спокойно представиться, сказать: «Добрый вечер, вас беспокоят из зала прилета аэровокзала Шереметьево…»

И вовсе он не ругался, когда орал «вашу мать», просто хотел сообщить: «Вашу мать привезли из Чехии» или «Вашу мать надо забрать домой».

Если кто и виноват в сложившейся ситуации, то этот администратор, неспособный произнести нормально фразу, но у Николетты, естественно, имеется свое мнение по сему вопросу.

– Ты отказался от меня, – рыдала маменька, – бросил в беде, одну! Голую! Босую! Голодную! Я шла пешком до дома! Ночью! По шоссе…

Только не подумайте, что это правда. На своих каблуках маменька больше трех шагов не сделает. Очень хорошо понимаю, как обстояло дело.

Сотрудники отеля, вконец замученные Николеттой, расстарались и добыли скандальной постоялице билет в Москву, может, они скинулись и купили ей новый проездной документ за свой счет, чтобы только избавиться от капризницы. В Шереметьеве Николетта потребовала вызвать в зал меня. Отчего она сама не позвонила мне?

Ну, думаю, ответ прост, маменька желала изобразить из себя умирающего лебедя, а, как известно, отбывая в Аид, человек не способен на длительные разговоры. К тому же Николетта органически не переносит, если служащие заняты решением чужих проблем. По ее глубочайшему убеждению, люди в форме обязаны обслуживать лишь госпожу Адилье[4], а если той временно ничего не требуется, всем сотрудникам необходимо замереть в почтительном ожидании и ни в коем случае не обращать внимания ни на кого другого, в особенности если этот другой дама в шубе и с бриллиантами более чистой воды, чем камни у маменьки в серьгах.

Перед глазами моментально развернулась картина.

Вот Николетта вертит головой в разные стороны, видит за стойкой мужчину в синем костюме, мирно объясняющего что-то симпатичной девушке, и моментально подлетает к паре.

– Любезный! – топает она ножкой.

– Простите, я занят, – слышится в ответ.

Ох, не надо было дежурному машинально произносить сию фразу, он не знал, что последует далее. В конце концов доведенный до крайней степени изнеможения сотрудник Аэрофлота хватает трубку и орет мне:

– Вашу мать, вашу мать, вашу мать… заберите вашу мать!

Но наивно полагающий, что Николетта мирно пьет минеральную воду в Чехии, Иван Павлович швыряет трубку, не дослушав фразу, а потом и вовсе лишается телефона. Да уж! Интересно, в какую сумму мне встанет примирение? Чего захочет маменька?

– Сейчас приеду, – я попробовал начать мирные переговоры.

– Нет необходимости, – завизжала Николетта, – ясное дело, мое изможденное тело, из которого улетела измученная, бесконечно страдавшая душа, похоронят посторонние люди. Увы, я одинока, никого рядом! На скромной могиле, расположенной у ограды сельского кладбища, не поставят памятника! Да и кто станет заботиться о рано ушедшей женщине, которая… которая… которая…

– Ваньша, – зашипел материализовавшийся невесть откуда Одеялкин, – глянь! Всех изловил! Во!

Перед моим носом закачалась банка, набитая тараканами.

– Все на месте, – бурно радовался Алексей, – по-моему, самая красивая Мэри! Одни ножки чего стоят!

– Мне сейчас не до ног Мэри, – ответил я, пытаясь избавиться от Одеялкина.

– Мэри! – взвизгнула маменька. – Ты о ком?

– Прости, Николетта, сейчас я приеду!

– Нет! Сначала объяснись! Мэри! Девка! Ужасно! Что ты задумал? Она кто? Из какой семьи? Кто у нее отец?

– Кто у нее отец? – машинально повторил я. – Право, на сей вопрос нет ответа, родителей Мэри я не знаю.

– Думаю, это Ричард, – вдруг громко заявил глупый Леша.

– Ричард? – заволновалась Николетта, уловившая слова Одеялкина. – Мэри и Ричард? Кто около тебя сейчас находится? Иностранцы? Откуда?

– Из Африки, – вздохнул я, кажется, маменька сменила гнев на милость, решила простить неразумному Ваве его прегрешения.

– Негры! – взвыла Николетта. – С ума сойти! Никогда!!!

– Николетта, Мэри – это…