Первый раз - Ольховская Анна

– Погоди, Слава, – Вика обняла брата, которого сотрясала мелкая дрожь, – не кричи так. Ты еще не совсем здоров. А что касается тебя, Фридрих, и тебя, папа, то я вас очень прошу – оставьте меня в покое. Раз и навсегда! И больше к этой теме я возвращаться не хочу. Да, поначалу Фридрих мне очень понравился…

– О майн либе! – попытался было снова цапнуть маленькую ладошку герр, но Вика брезгливо отдернула руку:

– Не перебивайте меня, ПОЖАЛУЙСТА! Я хочу расставить все по своим местам. Так вот. Я почти влюбилась, не спорю. Но потом случилась беда, страшная беда. Мне так необходимы были сочувствие и поддержка, а вместо этого ты попытался затащить меня в постель!

– Но я же любить тебя, ты быть такой несчастный, так плакать! Я хотеть утешать!

– А, ну да, – холодно усмехнулась Вика. – Конечно. И, что интересно, защитил меня тогда не ты, дорогой папочка, а израненный, едва стоявший на ногах Славка!

– Но, дочка, я же спал, я принял снотворное накануне, – отводя глаза в сторону, пробормотал Андрей. – Никак не мог уснуть, нервы на пределе, вот и… Я же объяснял.

– Возможно. Но, вместо того чтобы утром надавать своему приятелю по морде и уехать отсюда, ты завел разговоры о свадьбе. Только так и отметив мое восемнадцатилетие. Какая свадьба, отец?! Еще и девяти дней не прошло, как нет мамы! А Фридрих мне теперь просто отвратителен! Пойдем, Слава!

Брат и сестра, развернувшись, пошли к дому. Следом, слегка поотстав, двинулись Голубовский и фон Клотц. Они, приглушив голоса, перешли на английский. К сожалению, мне удалось услышать лишь начало фразы:

– Твой мальчишка все время мешает мне, Анж, с этим надо что-то делать…

Несколько минут я сидела неподвижно, переваривая услышанное.

Вот так, значит? Ай да Анечка, ай до умничка, ты оказалась все же права – Голубовский действительно приволок сюда семью с единственной целью: породниться с богатеньким немцем! И плевать он хотел на жену. Исполнилось дочке восемнадцать – вперед! Причем срочно, пока герр не передумал. Бедная Вика, как же ей трудно сейчас! Восемнадцать лет, романтическая дата, она так ждала этого дня и обещанного ей великолепного праздника, красивых ухаживаний своего подержанного принца, а получилось… Невыносимая боль от потери матери и бесконечное одиночество, щедро украшенные прогорклыми масляными розочками похотливых домогательств бывшего принца. И предательство отца, сделашее ее утрату еще более невосполнимой.

Но зато сбылась наконец мечта Саши – ее дети стали единым целым и готовы были на все ради друг друга. Вот только какой ценой им далось это сближение…

Что же теперь? Судя по всему, мучной червяк настроен более чем серьезно и, пользуясь безоговорочной поддержкой Андрея, он может добиться своего силой. Документы Викины здесь, денег у фон Клотца – воз и маленькая тележка, и, судя по методике проведения экспертизы сгоревшего автомобиля, у него тут все схвачено. Так что зарегистрировать брак вопреки желанию невесты этот гнус сможет легко.

А Славку, чтобы он им не мешал, отец увезет домой, в Минск. Родственникам и друзьям он скажет, что дочь его теперь совершеннолетняя, влюбилась безумно и выскочила замуж, наплевав на учебу. А зачем ей учеба, когда муж имеет собственный замок!

Ощутив во рту отвратительно горький привкус, я озадаченно посмотрела на объеденную палочку у себя в руках. Виновато покосившись на сотрясающийся в рыданиях куст, я аккуратно положила оторванную от него бывшую ветку на землю и, отплевываясь, покинула свое убежище. Ну извини, не хотела я твои листья грызть, видимо, очень уж вжилась в образ жука.

Хотя, судя по звукам, здесь экземпляры и покрупнее меня водятся. Басовитое жужжание вот уже минут пятнадцать нудно зудело над моими ушами, создавая раздражающий фон. Я испуганно оглянулась, боясь встретиться с мрачным взглядом шмеля-мутанта. Но звук шел сверху. Ага, вот оно что!

Над замком кружил, суетливо вертя лопастями, маленький вертолет. Судя по его веселой раскраске, это была чья-то частная игрушка, вряд ли серьезные государевы службы позволили бы себе такую цацку. Колобок с винтиком, да и только, пулемет пристроить некуда.

Покружив над территорией парка еще пару минут, вертолет вильнул хвостом и полетел дальше. Видимо, вдоволь налюбовался замком и окрестностями. Хотя стоп, минуточку! А вчера не он ли тут маячил? Самого вертолета я не видела, но звук похожий слышала из своей комнаты. Тогда я внимания на него не обратила, а вдруг это один и тот же вертолет? Зачем он сюда летает, в таком случае? Ладно, это сейчас не так важно, есть более насущные проблемы.

Отряхивая налипшие на джинсы травинки, я направилась к замку. Внезапно волосы на моей макушке попытались встать по стойке «смирно!». Будь они подстрижены ежиком, у них бы все получилось, а так – вялое трепыхание, и не более того. Пригладив перепуганные волосы, я подняла голову в поисках источника подобной истерики. А вот и он.

У раскрытой входной двери стоял верный доберман фон Клотца, он же дворецкий Хельмут. Этот тип, жизнерадостностью и эмоциональностью больше всего напоминавший экспонат музея мадам Тюссо, постоянно следил за мной. Он единственный, похоже, не очень-то верил в мою беспомощность и никчемность. И его нежный, добрый, лучистый взор опять просвистел в миллиметре от моего виска, переполошив мою прическу.

Интересно, видел ли он, где я отсиживалась? Надеюсь, что нет, все-таки «стриженный бублик» остался оплакивать потерю ветки за левым крылом замка. Но мои запачканные травой и землей джинсы не заметить было бы сложно.

А ну и что? Слабенькая я еще, спотыкаюсь вот, падаю…

Страдальчески морщась и постанывая, я продолжала очищать джинсы правой рукой. Левой была поручена более сложная задача: старательно массировать «ушибленный» бок, готовясь к броску.

Конечность справилась замечательно. Едва я, кряхтя, поравнялась с Хельмутом, как моя левая рука судорожно вцепилась в плечо дворецкого. От неожиданности тот присел на задние лапы… то бишь дрогнул в коленях и покачнулся.

А я тем временем подключила и правую руку, повиснув на дворецком, словно новорожденная мартышка. Правда, вес малютки явно превышал среднестатистические показатели данного вида, и Хельмуту пришлось нелегко во всех смыслах. А я, продолжая цепляться за него, прокряхтела:

– Хельмут, голубчик, проводите меня, пожалуйста, в мою комнату. Я упала очень неудачно, сильно ушибла бок, так болит, так болит! Ну что же вы стоите тут пень пнем? Пойдемте!

– Нихт ферштеен, – вероятно, от неожиданности то, что должно было про звучать как суровый рык, лишь сорванно тявкнуло.

Ферштеен не ферштеен, а Хельмут все сделал, как его и просили. Доволок мерзкую русскую до ее комнаты. Выслушивая по дороге ее (мои!) стоны и причитания. Надеюсь, теперь он постарается бдеть за мной не так демонстративно. А то ишь его, пошел, ворча под нос ругательства, недоволен еще! Хотя, конечно, Хельмут вполне мог для снятия стресса декламировать Гете, вот только есть ли где-либо у Гете в текстах «доннерветтер» и «швайне»?

Вечером я устроилась с книгой у камина в гостиной. Обычно я пережидаю общий ужин у себя в комнате, а потом спускаюсь и ужинаю в одиночестве. Но сегодня мне не хотелось упускать Сашиных детей из виду, пусть даже ценой своего очередного возможного унижения.

Тем более что я постаралась сесть так, чтобы не мозолить глаза присутствующим в столовой. Собственно, их глаза вообще отдыхали от меня, поскольку сию ненавистную тетку скрывала высокая спинка кресла. Так что мозольный пластырь органам зрения Голубовских и фон Клотца не понадобится.

Я, конечно, тоже их не видела, зато прекрасно слышала. Вот только слышать особо было нечего. Позвякивание посуды, просьба передать соль, салфетку и так далее, и тому подобное. Фон Клотц и Голубовский несколько раз пытались вызвать ребят на разговор, но их вызовы остались без ответа, «абоненты были временно недоступны». Вика и Славка упорно молчали. Они общались между собой, отец и хозяин замка для них не существовали.

Что явно раздражало мужчин. Хотя, какие они мужчины – обычные самцы!

Напряжение в столовой нарастало, оно, словно туман, клочьями выползало из помещения и заполняло все вокруг. Ужасно мне хотелось выглянуть и полюбоваться на физиономии папули и жениха!

– Виктория, Владислав, прекратите эту демонстрацию! – не выдержал, наконец, Голубовский. – Ведите себя достойно!

– Прости, папа, я не поняла?

Я мысленно поаплодировала Вике, температура ее голоса была не выше минус двадцати восьми градусов по Цельсию.

– Все ты поняла, доченька. – (Да, папсик, вот из тебя-то актер никакой – нотка горечи в его голосе больше напоминала едкую щелочь.) – Тебе просто наплевать на отца! Как и твоему брату.

– А тебе плевать на нас! – запальчиво выкрикнул Славка.

– Слава, мы же договорились, – одернула брата Вика. – На провокации не поддаемся. А к тебе, папочка, у меня всего одна просьба.