Император деревни Гадюкино - Донцова Дарья

– Отстань, – простонала я, – меня выбросили из автомобиля, я ударилась головой и потеряла сознание.

– Вау! – обрадовался Макс. – Да ты круче любого суперагента! Вывалилась на шоссе, вцепилась мертвой хваткой в бампер и волочилась за машиной до парковки! Круто! Снимаю шляпу, мне такой фокус проделать слабо. И, что интересно, никаких ужасных ран, содранного скальпа или выбитых зубов у тебя не наблюдается. Киса, ты биоробот?

Неожиданно мне стало обидно.

– Дурак! Лидия вытолкнула меня прямо здесь!

– А ну пошли на улицу, расскажешь о своих приключениях, – велел Максим.

Я неконфликтный человек, в любом споре пытаюсь найти консенсус, который устроит обе стороны, и готова признать правоту противника. Но, к сожалению, с детства не терплю, когда кто-то отдает мне приказы. Если сказать:

«Лампочка, будь добра, сгоняй пешком в Африку за плодами растения тумбу-мумбу», – я обязательно выполню просьбу, но, если услышу фразу: «Немедленно отправляйся в булочную за хлебом», – сделаю вид, что оглохла, и даже не пошевелю пальцем.

Мои родители великолепно знали о психологических особенностях дочери и никогда не беседовали со мной как сержант с новобранцем. Мама заставила меня поступить в Консерваторию и провести несколько лет в нудном изучении арфы при помощи одной фразы:

– Доченька, я мечтаю видеть тебя в составе симфонического оркестра. Девочка – музыкант, вот самое большое счастье.

Ну и как можно было лишить мамулю радости! Но Максим плохо знаком со мной, поэтому он повторил:

– Марш на улицу.

– Ни за что! – тут же отреагировала я, хотела покачать головой, сделала одно движение и увидела стаю черных бабочек перед глазами.

– Коза упрямая, – вздохнул Макс и поволок меня на воздух.

Выслушав пересказ моей беседы с Лидией, Максим спросил:

– Как думаешь, была бы тебе благодарна Нина Олеговна, узнай она, что ты нашла ее убийцу?

– Да, – не колеблясь ответила я. – Теперь я чуть больше понимаю Пронькину, знаю, что для нее и мужа основным в жизни был безупречный имидж. Если женщина с такими жизненными принципами решилась на откровенный разговор с посторонним человеком, значит, она ощущала большую опасность. Нина Олеговна, как умела, попросила у меня помощи, а я ее не поняла. В гибели Пронькиной есть и моя вина.

Макс сорвал травинку.

– Петушок или курочка?

– Что? – не поняла я.

– Ты в детстве не играла с подружками? – удивился Максим. – Вы не срывали метелочки с травы, задавая этот вопрос?

– Летом я всегда гуляла за руку с мамой, до студенческих лет, – нехотя призналась я.

Макс щелкнул языком.

– Бедняжечка. Тебе никогда не хотелось удрать?

– В детстве нет, а потом я боялась маму огорчить.

– Понятно, – протянул нахал, – перефразирую свой вопрос. Как бы отнеслась Нина Олеговна к известию о том, что ее предположение об убийцах-дочерях подтверждается?

По лесу пробежал ветерок, издалека донеслось счастливое повизгивание – наверное, какой-то дворовой собачке достались вкусные объедки с кухни ресторана. Я исподлобья посмотрела на Макса:

– Мы не можем изменить реальность. Теперь, после беседы с Лидией, мне понятно: у нее и у Софьи имелся мотив для убийства. Нина Олеговна, разозлившись на готовность дочери сыграть во время траура пусть даже очень скромную свадьбу, решила переписать завещание. Коля-алкоголик видел Соню, которая, положив на землю предмет, похожий на пистолет, стала судорожно протирать инвалидную коляску. Дело происходило рано утром, пусть девица найдет адекватное объяснение своему поведению.

– Это не сработает, – отмел Максим мои аргументы, – слово дочери Пронькиной против заявления Николая. Кому поверит следователь? Со всех сторон положительной женщине, имеющей безупречную репутацию, или пьянице, который был последний раз трезвым в младенчестве? Я бы, услышав о наличии свидетеля, с недрогнувшим лицом заявил:

«Я спал. У нас пока никто не отменял презумпцию невиновности. Докажите, что я бегал к лужайке, а пока вы этого не сделали, я вне подозрений».

– Надо найти Дениса Рутина, корреспондента, который состряпал статью в «Желтухе», и устроить ему допрос, – с азартом воскликнула я. – Лидия предположила, что публикация оплачена неким Асмоловым, желавшим сделать гадость Пронькиным. Но вдруг Денис действовал по поручению другого человека? Допустим, ему известны некие жареные факты?

Максим потянулся.

– Я говорил с патологоанатомом. Пронькина скончалась в промежутке между часом и двумя ночи. Выстрел в лицо Нине Олеговне был произведен в упор. Это свидетельствует о том, что несчастная хорошо знала своего убийцу, допустила его в так называемое личное пространство. Делай выводы. У нее только одна рана, больше на теле нет повреждений, пара мелких свежих царапин, и все. Ни сильных ушибов, ни переломов, ни гигантских синяков. Нину не били, просто застрелили. Почему ты морщишься?

– Голова болит, – призналась я.

Максим вытащил мобильный и заворковал, как влюбленный голубь:

– Солнышко, ты занята? Нет? Отлично. Знаешь Евлампию Андреевну? Она упала. Как, как... зацепилась одной ногой за другую и бухнулась затылком об пол. Плачет, расстраивается. Можешь сделать ей процедуру под названием «Королевское расслабление»? Мне она отлично помогает. Спасибо, ягодка, Евлампия Андреевна уже в пути, ты с ней поосторожней, дама не в адеквате. Иди к Маргоше.

Последнюю фразу Максим произнес, глядя мне в глаза и засовывая сотовый в карман.

– Не хочу, – уперлась я.

Максим нежно потрепал меня по спине:

– Дорогая, демонстрация подростковой вредности говорит о незрелости личности. Ты испугалась, когда Лидия выпихнула тебя из машины, испытала стресс, больно ударилась головой. Я предлагаю тебе часок отдыха. Взрослый человек не станет протестовать, он использует шанс для релакса, только тинейджер, возмущенный тем, что кто-то принял за него решение, полезет в бутылку.

Я ткнула пальцем в ядовито-розовую рубашку Максима.

– Вульф в своей книге утверждает...

– О боги! – простонал собеседник. – Ненавижу псевдоученых, создающих лженауки. Кстати, вернешься в номер, обрати внимание на год издания книжонки. Готов спорить на что угодно: опус появился на свет в середине девяностых. Тогда только что народившиеся издательства ради прибыли печатали поразительную дрянь. Давай поступим как разумные люди: ты сходишь в лечебницу и приведешь в порядок нервы, а я привезу сюда журналиста.

– Дениса Рутина? – недоверчиво уточнила я.

– Точно, – подтвердил Макс, – в тот момент, когда дамы сядут вкушать чай с пирожными, молодец будет доставлен. Раньше, боюсь, не получится. Я, конечно, могу исполнить любое твое желание на земле и в космосе, но вот справиться с пробками... Увы, тут бессилен даже волшебник Гэндальф.

– Думаешь, репортер согласится с тобой поехать? – не успокаивалась я.

– Мой сладкий ежик, ступай к Маргоше, твой пупсик на крыльях любви помчится исполнять любой каприз той, которая, подобно розе, сияет росой и... тьфу, я мало читаю дамские романы и плохо владею нужной лексикой, – хмыкнул Максим. – Короче, пока!

Плохое настроение словно рукой сняло.

– Можешь не трепыхаться, я не любительница розовых соплей, предпочитаю детективы.

Макс съежился, пригнулся и побежал по дорожке, выкрикивая на ходу:

– Группа немедленного реагирования, слушай мою команду. Окружить гараж и дом...

Любой другой мужчина, ведущий себя, как Максим, моментально вызвал бы у меня желание свести все контакты с ним к нулю. Мне никогда не нравились записные шутники, хохмачи и любители подкладывать на стулья гостей пукательные подушки. Но почему-то очередная идиотская выходка Макса вызвала у меня широкую улыбку. Пару секунд я стояла с крайне довольным выражением на лице, потом разозлилась. Лампа, ты стремительно деградируешь. Сейчас ты радуешься, услышав дурацкую шутку, а что будет дальше? Начнешь подбрасывать людям в тарелки пластиковых мух? Приобретешь муляж отрубленного пальца, дабы пугать домашних? Похоже, Максим оказал на меня не совсем положительное влияние… но, согласитесь, он не противный, а даже скорее приятный человек.

Продолжая думать о Максе, я обогнула двор и решила пройти в лечебницу через служебный вход. Лучше прогуляться по лесу, чем топать по коридорам «Виллы Белла». Наслаждаясь упоительными запахами хвои и смолы, я добрела до лужи и вздрогнула. Из жижи торчало нечто круглое, его верхушка сияла, словно купол церкви, на который упали лучи солнца. Если в яме устроился человек, то он, похоже, покрыл волосы сусальным золотом. Я прищурилась, прошла несколько метров, подобралась почти вплотную к «водоему», и тут вдруг большой пень, стоявший на противоположном берегу, сказал человеческим голосом:

– Людочка будет сидеть здесь сколько надо, не следует нас торопить!

– Мама, – заорала я, шарахаясь в сторону, – мама!