Белочка во сне и наяву - Донцова Дарья

– Возможно, Марианна, сообразив, какая ценность попала в ее руки, заказала подделку и подменила мамино украшение? – предположил Вадим.

Я посмотрела на часы.

– Думаю, у нее на это не было времени. За пару часов копию такого качества, чтобы удивить Михельсона, не состряпать. Настя могла получить фейк от наперсточника.

– И мошенник отправил ее в ломбард? – засмеялся Вадим. – С какой целью? Наверняка ведь понимал: девушке там вмиг объяснят, что у нее в руках ерунда.

– Которая, тем не менее, стоит немало, – вздохнула Нина Феликсовна. – Чем больше думаю об этой истории, тем меньше она мне нравится и тем запутаннее кажется.

– Странно… Зачем была затеяна столь сложная махинация, каков ее смысл? – принялась я рассуждать вслух. – Посадить Настю? Опорочить фонд? Сделать гадость госпоже Зуевой? Или есть еще какая-то причина, о которой мы пока не догадываемся? Как только поймем мотив, станет ясно, в каком направлении искать злоумышленника. Нина Феликсовна, можно я завтра приду в дизайн-бюро попозже? Хочу зайти в скупку и поговорить со вдовцом, мужем покойной Марианны. Вероятно, он что-то знает и испугается, когда увидит: я в курсе, что кольцо поддельное.

– Да, конечно, – ответила Зуева, – спасибо за помощь.

– Ты говоришь прямо как полицейский, – протянул Вадим.

Я сообразила, что совершила ошибку, проявив чрезмерную активность, и постаралась исправить положение:

– Не имею ни малейшего отношения к профессиональным сыщикам, просто обожаю детективы, перечитала все книги Смоляковой.

– Фу, гадость! – скривился Вадим.

– Не нравится, не бери в руки ее произведения, – вдруг резко осадила сына родительница. – Отлично тебя, Лампа, понимаю, сама фанатка творчества Милады, у меня дома три шкафа забиты ее книгами.

– Господи, мама! Лучше никому этого не рассказывай! – закатил глаза Вадим. – Хуже только признаться, что ходишь на концерты Макса Попова и рыдаешь, когда певца, наряженного в белые лосины, в украшенной цветами люльке с потолка спускают. Цирк прямо!

– Кстати о цирке. Вы случайно не расспрашивали тех, кто ходил на представление, где они сидели? – заволновалась я. – Мог кто-то из них, например Кира, незаметно уехать?

– Нет, – ответила Нина, – билеты были во втором ряду, очень хорошие места, все рядом, напротив занавеса, откуда выходят артисты. Обычно если билеты бесплатные, то дают такие кресла, куда люди садиться не хотят, за колонной, например, или совсем сбоку. А нашим повезло. И никто не исчезал даже на короткое время, в антракте они гурьбой за мороженым ходили, в туалет ни один не отлучался, домой возвращались сплоченной компанией.

Попрощавшись с Зуевыми, я пересела в свою машину. Неожиданно ощутила озноб, поставила кондиционер на двадцать восемь градусов, выехала на проспект и позвонила Косте.

– Что случилось? – спросил Рыков.

– Почему ты сразу думаешь о каких-то происшествиях? Может, я звякнула просто так, узнать, что ты поделываешь, – укорила я приятеля.

– Вспомнить не могу, когда мне звонили просто так, с желанием узнать, чего я поделываю, – отбил подачу Рыков.

– У меня есть интересное соображение по поводу аквариумщика, – сообщила я.

– Значит, версию о лох-несском чудовище, которое живет в воде и любуется на себя в зеркало, ты отбросила? – серьезно поинтересовался Костя. Но потом все же засмеялся.

– Ничего смешного нет, – обиделась я. – Другой бы спасибо сказал за помощь. Ты слышал о медузах?

– Даже видел их, – удивился Рыков. – Противные создания, скользкие, на желе смахивают.

Я решила блеснуть знаниями, полученными от тети Клары, и рассказала об ируканджи, морской осе и Ахмети.

– Думаешь, кто-то посылает кандидату на тот свет аквариум с ядовитыми обитателями? – с явным недоверием спросил Костя.

– Да, – подтвердила я. – Помнишь, у всех там плавали не рыбки, а маленькие черепашки? А они единственные, на кого не действует яд медуз. Другие бы обитатели аквариума быстро умерли. Это объясняет наличие черепах у всех погибших.

– Ну… – протянул Рыков. – Бред, конечно, прямо сюжет для Смоляковой.

– Далась вам всем Милада! – обозлилась я. – Отстаньте от писательницы, я читаю ее с восторгом.

– Это чувствуется, – хмыкнул Константин.

– Ты не мог понять, зачем был нужен аквариум, – продолжала я, – вот объяснение: это орудие убийства. Жертвы погибают от инфаркта, который вызван ядом Ахмети. Смерть выглядит естественной.

Рыков решил разбить мою теорию:

– И почему же Зинаида не нашла следов яда?

– Да потому, что надо знать, что искать, – ответил издалека голос Богатыревой. – А я понятия не имела о морских гадах. Это раз. А теперь два: токсикологию не делали, так как никто не приказывал. Ты бы лучше не придирался к Лампе, а проверил ее предположение. В любом бреде может скрываться рациональное зерно.

– Ты включил громкую связь! – воскликнула я.

– Ага, – подтвердила Зина, – не ошибаешься. Жаль, Лампудель, не видела ты рожу Кости, не наблюдала, с каким видом он тебя слушал. На лице большими буквами написано: ну и хрень баба несет! А мне твои мысли интересными кажутся. Костя!

– А? – отозвался Рыков. – Я думаю.

– Очень полезное занятие, – язвительно завершила я беседу. – На мыслительную деятельность организм тратит больше калорий, чем на физическую. Ты наконец сможешь влезть в джинсы, которые я тебе на Новый год подарила.

На кухне, на рабочей поверхности, лежала вынутая со своего законного места развинченная СВЧ-печка.

– Вы нашли другого мастера? – обрадовалась я, наблюдая, как Роза Леопольдовна насыпает заварку в какую-то изогнутую металлическую трубку.

– Да, да, да, – быстро заговорила Краузе, – лучший специалист в Москве, обещал, что микроволновка станет как новенькая. Но чинить ее придется долго, за один день он не успел.

Я подошла к Краузе.

– Не беда, пусть работает сколько надо. А что это у вас такое?

Няня закрутила непонятную штуку и пустилась в объяснения:

– Вот вы отругали Мирона, а он сделал восхитительную заварочницу, вроде бомбочки. Внизу у нее дырочки, сверху насыпаешь любимый чаек и плотно закрываешь. Потом…

Краузе зацепила изогнутый конец железки за край кружки и налила туда кипяток.

– Ждем пару минут и вкушаем напиток, равного которому нет на свете.

– Прямо так? – усмехнулась я. – Вроде сейчас вы использовали нашу обычную заварку, не элитную.

– Все дело в заварочнице, она придает чайному листу аромат неземной красоты, – объявила Краузе.

– И где Мирон разжился крючком? – поинтересовалась я, решив не обращать внимания на сомнительного свойства оборот – «аромат неземной красоты».

– В часах, которые стоят в кабинете, – выпалила няня и ойкнула.

– Что? – подпрыгнула я. – Парень сломал наши куранты?

Краузе открыла было рот, и тут по квартире поплыл мелодичный звон, потом раздался торжественный бой.

– Слышите? – воспряла духом няня. – Часики вполне живы.

Я побежала в кабинет Макса, посмотрела на роскошный резной деревянный корпус, где медленно двигался маятник, и взвизгнула:

– Мама!

– Лампа, дорогая, пожалуйста, тише, – попросила вошедшая следом няня, – вы разбудите Кису.

Но у меня уже и так пропал голос. Онемев, я смотрела на две цепи из ярко-желтого металла, на которых вместо привычных блестящих гирь были подвешены мопсихи Фира и Муся. Черная собака покачивалась справа, бежевая слева. Их выпуклые глаза, не моргая, смотрели на меня, передние лапки были сложены на груди, задние безвольно вытянулись.

– Евлампия Андреевна, вы в порядке? – испугалась Краузе. – Скажите словечко. Только не громко, а то девочка, не дай бог, проснется. Потом ее уложить будет трудно, Киса по брату скучает…

Из моего горла вырвался всхлип, потом вопль:

– А-а-а-а-а!

Часы, наверное испугавшись изданного мною звука, начали бить еще раз. Затем совершенно неожиданно запели низким хриплым басом: «Если б я был султан, я б имел трех жен…»

Из коридора послышался быстрый топот. В кабинет влетела Киса, одетая в розовую пижамку с принтами в виде Микки Мауса, и громко чихнула.

– Будь здорова, детка, – ласково сказала Роза Леопольдовна. – Проснулась? Пошли в кроватку.

– Утро? – спросила Киса.

– Нет, солнышко, ночь, – закудахтала Краузе.

– А-а-а-а! – заорала я опять. – А-а-а-а!

Девочка подошла ко мне.

– Лампа кричит?

Я, по-прежнему глядевшая на удушенных мопсих, изо всех сил пыталась справиться с нахлынувшими эмоциями. Мои любимые собачки, мои милые щенята! Я убью этого Мирона!

– Нет, котеночек, Евлампия Андреевна поет от радости, у нее хорошее настроение, – засуетилась Краузе.

Ко мне внезапно вернулся голос:

– Немедленно уведите ребенка из кабинета! Кисе нельзя видеть это!

– Хочу видеть, – тут же заявила малышка.

Я быстро загородила собой часы.

Няня взяла воспитанницу за руку.