Матрешка в перьях - Донцова Дарья

Глава 35

Путаясь в мокром шелке, я все же выползла в коридор и увидела Жанну, которую Роза Леопольдовна впустила в квартиру.

– Господи! Что у вас происходит? – забыв поздороваться, заголосила Златова. – Лампа, у меня опять хлещет вода на кухне! Что за ерунда? Бог мой, чем вы тут занимаетесь? Почему ты на четвереньках?

– Сейчас Мирон перекроет вентиль, – крикнула Краузе и испарилась.

– Потоп в кухне начинает мне надоедать, – сердито произнесла Жанна. – Один раз это было смешно, но сейчас совсем не весело.

Я встала, держась за стену, хотела улыбнуться, но вместо этого выпалила:

– А мне осточертело, что ты постоянно врешь!

Соседка попятилась, бормоча:

– Я не имею обыкновения лгать.

– Да ну? – рассмеялась я, выжимая юбку. – А как насчет убийства Вениамина Подольского?

Жанна попятилась к двери. Я опомнилась, задрала подол, одним прыжком преодолела разделявшее нас расстояние, схватила Златову за руку, чуть не волоком притащила в свою спальню и скомандовала:

– Садись в кресло.

– Дорогая, тебе надо переодеться, – покачала головой Жанна, – еще простудишься.

Я схватилась за телефон и набрала номер Костина.

– Срочно приезжай ко мне домой, тут Златова!

– Интересное кино, – вздохнула Жанна. – Кого ты позвала? Мужа?

– Владимира Костина, – процедила я. – Расскажешь ему, как лишила жизни Подольского.

– Прости, у тебя на ухе висит корона из проволоки, – сказала соседка.

Я провела рукой по волосам. Ага, теперь понятно, что упало мне на голову, когда я пыталась отползти к двери туалета, – это было новогоднее украшение Фиры.

– Глупо обвинять меня в убийстве, – спокойно сказала Жанна.

Я решила не ждать Володю.

– У тебя в ДТП погибла дочь. Ее звали Надеждой.

Златова резко переменилась в лице.

– А ты откуда знаешь?

– Не важно, – отмахнулась я. – Надя была журналисткой и обманом проникла в общину «Сто жизней», основанную Подольским. Она хотела сделать материал о мошеннике, который, прикидываясь графом Сен-Жерменом, обещал наивным людям бессмертие души, переселение в новое тело, а сам обирал несчастных. Но одна из учениц Подольского стала случайной свидетельницей того, как Надежда беседовала в кафе с женщиной, называя ее «мама Жанна», и рассказала Вениамину, что девушка не сирота. А в общину принимают только тех, кто совершенно одинок. Авантюрист разозлился, выгнал Надю из дома, та стала перебегать улицу и угодила под машину. Ты решила отомстить за дочь, подстроила покушение. Не надо отпираться, та самая девушка, которая подслушала в кафе вашу беседу, тебя опознает.

Жанна шумно выдохнула, а мне почему-то стало тревожно. Златова вынула из кармана черный телефон, ткнула пальцем в экран и спустя пару секунд нараспев произнесла:

– Стоматология? Соедините меня с протезистом… Алло, Олег Семенович? Это Златова. Извините, не смогу прийти сегодня в назначенное время. Нет, нет, просто у моей соседки Евлампии Романовой случился нервный срыв, я должна остаться с ней, она меня не отпускает. Да, да, вы все правильно поняли, верно. Очень прошу, узнайте, когда это можно сделать сегодня, и перезвоните. Нет, именно сегодня. Спасибо.

Жанна положила телефон на стол, пояснив:

– Мой стоматолог невероятно ответственный человек. Поставил мне имплантат пару дней назад и теперь переживает.

Затем без перехода с той же интонацией заявила:

– Обвинять меня в смерти Подольского абсурдно.

– У тебя была дочь Надя, – повторила я, – она погибла в ДТП.

Златова сложила руки на груди.

– Откуда сведения?

– Какая тебе разница, – разозлилась я.

– Не надо собирать сплетни, – улыбнулась соседка, – они в большинстве случаев лживы. Ой, извини, мне звонят! Алло… Да, да. Когда? В семнадцать? А пораньше никак? Есть в пятнадцать? Это намного лучше. Вот черт! Вы уверены? Вдруг кто-то откажется? Три часа прекрасное время. Да, да, конечно, естественно, как только, так сразу!

Златова положила сотовый на стол.

– На чем мы остановились? Ах да! Понимаешь, Евлампия, досужие домыслы…

– Доброе утро, – произнес за моей спиной знакомый голос.

Я обернулась.

– Володя! Я не слышала звонка в дверь.

– А она открыта, – мрачно сказал Костин.

Златова скорчила гримасу.

– Как я понимаю, вы и есть главный обвинитель. Судя по вашему лицу, вы уже узнали правду про Надежду?

Мой друг кивнул.

– Прекрасно! – оживилась Жанна. – Теперь донесите ее до своей помощницы.

– Извините, – сказал Вовка, – это недоразумение. Вас никто не задерживает.

– Ну уж нет! – воскликнула соседка. – Я хочу поприсутствовать при вашей беседе, а после ее завершения намерена услышать от госпожи Романовой извинения. Сами начнете или я первая?

Костин сел в кресло, вздохнул.

– Жанны Златовой не существует. На самом деле вы Жанна Коза́.

– Вообще-то Ко́за, – поправила она. – Люди всегда ставят ударение не на тот слог. В детстве я намучилась, в юности тоже, поэтому стала представляться Златовой.

– Но паспорт менять не стали, – продолжил Володя.

– Представляете геморрой? – усмехнулась соседка. – На руках куча разных документов, потом всю жизнь, если понадобится справка из полиции, диспансера или диплом, придется объяснять, какое отношение ко мне имеет Жанна Ко́за.

– Но свою дочь вы записали как Надежду Игоревну Лапину, – отметил Костин.

– Это фамилия ее отца. Брак был не зарегистрирован, я родила девочку, едва закончив школу, – без тени смущения пояснила Жанна и посмотрела на меня. – Родители Игоря резко воспротивились оформлению наших отношений, не стесняясь называли меня шлюхой, которая решила стать членом достойной семьи. Моя мать пила по-черному, отца я не знала. Игорь открестился и от меня, и от малышки. Теперь-то я понимаю, что мне следовало сделать генетический анализ, подать на Лапина в суд. Но в шестнадцать лет головы нет, а верный совет мне дать было некому. Ничего, мы выжили.

Володя понизил голос.

– Два года назад ваша дочь попала в психиатрическую больницу после попытки самоубийства. В тот раз ее спасли, но через шесть месяцев она выбросилась из окна.

Златова кивнула.

– Надя была очень эмоциональна, про таких говорят – человек без кожи. Любая, даже самая маленькая неприятность, например, порванные колготки, приводила ее в отчаяние. Девочка рыдала: «Я никчемное существо, не способна ни учиться, ни работать, ни любить». Увы, это было правдой. Надежда впадала в эйфорию, когда у нее начинался роман, принималась активно опекать кавалера, а мужики терпеть не могут, когда кто-то пытается их приватизировать. Поэтому романы Нади длились не более месяца. Я пыталась объяснить девочке, как надо себя вести, но она отмахивалась. К сожалению, во всех своих бедах дочка винила меня. Став совершеннолетней, она ушла из дома, и с тех пор наше общение стало эпизодическим. Поэтому я ничего не могу рассказать о том, как Надежда жила до того, как попала в психушку. Звонок из лечебницы был для меня шоком. Дочь наглоталась таблеток и могла умереть, но к ней в комнату зашла соседка по квартире и подняла шум. В больнице посмотрели паспорт и выяснили, что у больной есть мать. В тот раз Надюшу удалось откачать. Из клиники она вышла, ненавидя меня еще больше, жить со мной отказалась. Чем все закончилось, вы знаете – дочь спрыгнула с последнего этажа высотного дома, не оставив даже записки. Легко проверить, что несчастье случилось задолго до того, как ко мне обратился Вениамин со своей идеей о покушении на себя. Мне жалко совершенно незнакомую тезку дочери, которая погибла под колесами машины, только на момент этого ДТП Надя давно лежала в могиле. Но почему вы решили, что моя девочка жертва наезда?

– Приятельница одной моей знакомой присутствовала на погребении Надежды, – пробормотала я, – и сказала, что хоронила твою сестру, которая попала в ДТП. Но мне подумалось… что она дочь… И девушка из общины слышала, как другая ученица Подольского, Надя, обращалась к женщине «мама Жанна». Имя-то не слишком распространенное.

Златова поморщилась.

– Лампа, я думала, ты умнее, просто прикидываешься дурочкой. Играла в детстве в испорченный телефон? Знаешь, что это такое? Дети становятся в ряд, крайний шепчет на ухо соседу фразу или, например: «Доброе утро», тот ее переиначивает, передает третьему…

– Знаю, – перебила я, – до последнего человека слова доходят как «китайский чай», и все хохочут, когда он их произносит. Со сплетнями так же получается.

– Вот только мне не весело, – протянула Жанна. – Я никому не рассказывала, что дочка лишила себя жизни, всем говорила про ДТП. Не хотела глупых разговоров, охов, ахов.

– А с кем тогда журналистка Надя сидела в кафе в супермаркете, называя собеседницу «мама Жанна»? – уцепилась я за последнюю надежду.

Златова скривила рот.

– Отличный вопрос. Но зачем ты задаешь его мне? Я понятия не имею. К сожалению, на этом свете нет людей, которые могли бы обратиться ко мне подобным образом.