Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Тихомиров Валерий

Гуру исчез так же внезапно, как и появился. Сразу после его исхода на холл пала тьма. Туман буквально прыгнул на замерший коллектив, парализуя всяческое движение. Во мраке и тишине тридцать человек взвыли в один голос. Пронзительный вой осиротевших психов взмыл к небу. Но не долетел, ударившись о желтоватый потолок, вернулся назад и еще больше возбудил поклонников непонятной интеграции. Кто-то вскочил с места, сдирая с себя пижаму. Следом подпрыгнули соседи. От резких движений туман дрогнул, расступаясь. Небольшой пятачок, на котором долгие годы ежедневно священнодействовал гуру, был пуст. Эта пустота больно резанула по привыкшим к темноте глазам и нездоровой психике.

— Уше-ел!!! — горестно завопил самый буйный из пациентов «четверки». — Свободу-у!!!

— Спасайся кто може-ет!!! — подхватили параноики.

Кнабаух умел находить подход к людям. Каждому нашелся лозунг по душе. Психи вскочили с мест, вопя и толкаясь. Стены дрогнули. По коридорам и палатам разнеслось эхо начинающейся смуты. Вожак буйных бросился грудью на решетку. Раздался звонкий металлический лязг.

Полумрак холла словно прорезала молния. Психопаты вдруг ощутили, как их охватила заветная интеграция. В едином порыве они выплеснулись на просторы отделения. Объединенные общим горем сумасшедшие понеслись навстречу полному безумию.

В четвертом отделении грянул бунт. Такого история Скворцова-Степанова еще не знала. Орущая толпа легко смела с дороги обалдевшего Семена. Препятствий к свободному волеизъявлению у скопища личностей не осталось.

Во главе бунтарей мчались буйные, позабыв по дороге причину всеобщего возбуждения. Они почувствовали себя восставшим пролетариатом и революционными матросами одновременно. Все остальное моментально потеряло значение. Следом трусили параноики. Не так быстро и сокрушительно. Да и недалеко. До своей палаты. Где и юркнули под койки. Шизофреники в проволочных шлемах, получив одобрение из созвездия Кассиопеи, бунтовали не торопясь. В основном ковыряя пальцами давно обесточенные коридорные розетки. Мятеж замыкали вялые меланхолики. Они немного постонали за компанию, но быстро устали и присели поплакать вдоль стены.

Бить и крушить на отделении оказалось нечего. Попытки оторвать привинченные к полу стулья и пошвыряться пришитыми к матрасам подушками вскоре сошли на нет. Пластиковые окна, защищенные решетками, не бились. Стенды от стен не отрывались. Медсестры на посту не было. И даже санитар Семен оперативно дезертировал, опасаясь репрессий.

Психи немного попрыгали на кроватях, наслаждаясь интеграцией, и, загрустив, стихли. На отделении воцарились тоска и уныние. Понемногу народ успокоился, привычно укладываясь под одеяла. По старой русской традиции бунт закончился ничем. Несмотря на исторически присущую бессмысленность и полную беспощадность.

Вернулся Семен. Он на цыпочках прокрался в родные пенаты, пугливо озираясь. Но, кроме приписок к надписям на траурных черных лентах, никаких изменений не обнаружил. В законченном виде прощальные лозунги гласили: «Прощай, гуру!» и «Да здравствует интеграция!»

Санитар опасливо поскребся в дверь первой палаты. Ответа не последовало. Тогда он осторожно проник в логово подстрекателей. На первый взгляд, возмутители спокойствия мирно спали, укрывшись с головой. Все трое. Правда, почему-то не дыша. Закряхтев от нехорошего предчувствия, Семен стащил одеяла на пол. Вместо спящих пациентов на койках лежали тряпочные валики.

— Ка-ра-ул! — шепотом сказал он.

Интуиция завибрировала в районе копчика, намекая на что-то пакостное.

— Ка-ра-у-ул!!! — во весь голос заорал санитар и сам испугался.

Он в панике вылетел из палаты и помчался по коридору, чем-то напоминая последнего бунтующего психопата. Семен пробежался по палатам, производя беглый осмотр пациентов. По мере ревизии масштабы катастрофы выросли до уровня бедствия. Выяснилось, что вместе с Кнабаухом пропали не только оба соседа, по палате, но и боксер Коля-Коля. А также, что и было причиной воплей Семена, постовая медсестра Галя Булкина.

Санитар кинулся к телефону, горестно подвывая. Доклад дежурному врачу прозвучал сбивчиво и без подробностей. Про клубы дыма и кровавый венец на голове у Кнабауха Семен сообщать не стал. В его планы заполнение освободившихся коек собственным телом не входило.

* * *

Артур Александрович вывалился из задымленного холла, оставив за спиной стенающую толпу. На страже узкого бокового коридора, ведущего в сторону душевой, стоял Коля-Коля. Увидев Кнабауха, он дружелюбно изобразил хук с правой, в знак уважения не прикрыв челюсть плечом. Из всего отделения только Коля-Коля умел искренне и адекватно молчать. Артур Александрович внезапно подумал, что если и будет по кому-то скучать на воле, так это по бесхитростному инвалиду ринга. Неожиданно даже для самого себя матерый Мозг, идущий в бега, остановился и спросил: