Фигура легкого эпатажа - Донцова Дарья

Чем дольше думал Никита, тем яснее понимал: Юра сказал правду, отец широко использует запрещенные добавки. Стоит вспомнить список тех, кто был звездами. Олег Пантихин. Он где? Два года ярко горел, потом канул в безвестность. Валя Котов. Тот резко пошел вверх и внезапно заболел, говорили, у парня рак. Паша Хромов. А этот уехал в Испанию, до сих пор играет, правда, особых успехов в чужой стране не добился, но вполне благополучен. Валера Ремизов. Бедняга умер, темная какая-то история была. Ремизов начал пить, бомжевал и погиб в драке. Только сейчас до Никиты дошло, что подавляющее большинство ярких спортсменов, которых вырастил отец, происходило из так называемых неблагополучных семей, и почти все парни плохо закончили карьеру: заболели, умерли, спились. Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать тех, кто либо продолжает бегать по корту, либо пошел учиться в институт.

Думаете, поняв расклад, Никита испугался и выбросил из головы любые мысли о добавках? Вот и нет. Он придумал замечательную штуку: решил купить в аптеке «Анин», демонстративно начать принимать его на глазах у всех, а потом изловчиться и поменять нормальные витамины на заряженные, порыться в сумке у Махонькина, вынуть баночку с отцовской добавкой и сунуть туда другую, с обычными таблетками. Юрка говорил, что допинг по внешнему виду ничем не отличается от витаминок, значит, никто не заметит подмену. Если отец не желает помогать сыну, не хочет сделать из него чемпиона, Никита сам о себе позаботится.

Юноша купил «Анин» и начал ждать удобного случая. Тот не заставил себя ждать, но только возможность завладеть допингом появилась совсем в ином месте, не в том, где ожидал Никита. Андрея Максимовича «разбил» радикулит, да такой злой, что тренер слег в кровать. Сегодня он попросил сына:

— Съезди вот по этому адресу, найдешь Анну Валерьевну, возьмешь у нее коробку «Анина». Беру его там оптом, намного дешевле, чем в аптеке, получается. Деньги ей передашь, держи конверт, он заклеен, чтобы купюры не выпали.

Никита кивнул и помчался выполнять приказ папы. Он сразу понял: вот она, удача! Не надо рыться в чужих сумках, можно просто купить у этой Анны Валерьевны баночку, небось тетка охотно продаст, она же живет, торгуя допингом. Ради такого дела Никита распотрошил свою копилку, на всякий случай еще выпросил у мамы триста долларов и был полон радужных надежд. Но случился облом.

— Вот, — причитал сейчас Никита, — все как на духу рассказал! Я ни в чем не виноват, меня просто послали, как курьера. Это все отец… И Анна Валерьевна… Да, с них и спрос! А че им теперь будет? Вы за ними следили? Незаконное производство допинга нашли? Да?

Руки у жаждущего денег дурачка заходили ходуном, губы затряслись.

— И ты, зная правду о том, какой непоправимый вред здоровью наносит «Анин», решил его принимать? — уточнила я.

— Ага, — честно ответил Никита. Потом спохватился и быстро добавил: — Но ведь я его еще не пил, за желание не наказывают! Сейчас откровенно признался, помог следствию, меня надо наградить. Отпустите, тетенька! Ей-богу, никому ничего не скажу! Следите за ними дальше!

Я молча смотрела на Никиту, а тот, превратившись прямо-таки в пятилетнего мальчика, тупо ныл:

— А че? Я ниче… Папа велел… Я поехал… Это он… Ему и отвечать…

Мне стало противно.

— А ну, прекрати!

Никита осекся, потом прошептал:

— Вы меня арестуете? Как допинг-курьера?

Преодолевая брезгливость, я, навесив на лицо выражение крайней суровости, заявила:

— Нет.

— Ой, спасибо! — чуть не зарыдал от радости юноша. — И че мне теперь делать?

— Слушай внимательно: мы с тобой не встречались.

— Ага.

— Езжай домой.

— Ага.

— Отдай отцу коробку. Если он поинтересуется, почему ты задержался, скажи, что сначала автобуса ждал, потом поезд метро в туннеле встал. Дело обычное, Андрей Максимович поверит.

— Ага.

— Спокойно тренируйся.

— Ага.

— И не смей пить «Анин»!

— Понял, — судорожно зашептал Никита. — А, я сообразил: вы хотите накрыть всех разом, поймать внезапно. Еще последите, а потом — цап! Как в фильме «Робби и Кристина». Так?

— Твоя догадливость поражает.

— Что же получается? — продолжал, не обращая внимания на мои слова, Никита. — Если всех схватят: Махонькина, Кругловых… Они-то пьют стимулятор, стопудово! То… то… то… я первый стану. Конкурентов нет! Вы когда их арестуете? Скоро?

— Никита, — сурово сказала я, — ты жди и никому ни гугу о нашей встрече.

— Понял. Только зацапайте их поскорей! О, дошло! Соревнования в Питере скоро. Там возьмете их всех с поличным? Да? Верно?

— Иди, Никита, — в полном изнеможении велела я, — и пока крепко держи язык за зубами, это в твоих же интересах.

— Да! Точняк! Суперски! — забубнил юноша, вылезая из машины. — Чё я, псих? Не, теперь первый буду! Круто. Вот всех повяжут…

Дверца автомобиля резко захлопнулась. Испытывая редкостную гадливость, я поехала домой, в голове отчего-то не находилось ни одной мысли, к горлу подбиралась тошнота, и очень хотелось принять душ. Вот ведь странность, голос человека, даже неприятного, не способен вас испачкать, слова не комки грязи, но тем не менее у меня сложилось стойкое ощущение, будто сейчас сижу я вся в навозе, выгляжу и пахну соответственно.

Доехав до подъезда, я припарковала машину и услышала радостный крик:

— Лампа!

Увидев Лизу с Рейчел и Настю Найденову с Рамиком на поводке, я улыбнулась.

— Мопсов я уже прогуляла, — сообщила Лизавета, — теперь с этими вышла, а Настена мне помогает.

— Здрассти, тетя Лампа, — перебила подругу Настя.

Рейчел и Рамик натянули поводки, они явно желали со всех лап броситься ко мне.

— Держите псов крепко, — предупредила я, — а то кинутся и всю одежду перепачкают.

— Мы их ни за что не выпустим, — в один голос пообещали девицы.

И тут из дверей небольшого магазинчика, расположенного прямо у нашего подъезда, вышел мужчина с двумя батонами хлеба в руке. Рейчел, страстно желавшая «обнять» меня, обиженно сообщила:

— Га-а-ав!

Голос у нашей стафихи оглушительно грозный, и если не знать, что она и мухи не обидит, можно капитально перепугаться.

Дядечка вздрогнул и уронил один батон. В ту же секунду в Рамике проснулись воспоминания о голодном младенчестве, проведенном на улице. Верно говорят психологи: детские впечатления самые цепкие, их не выбить никакой силой — наш двортерьер два раза в день съедает полную миску, но он не способен пройти мимо упавшего куска. Если на глазах у Рамика нечто валится вниз, он не думая кидается вперед и хватает предмет. Это уже потом пес удивится: ну зачем мне сырая луковица, и выплюнет горький овощ, но в момент прыжка двортерьер охвачен лишь одной страстью — желанием подобрать харчи. Мол, сначала пожуем, а позже решим, стоило ли запихивать в пасть пачку чая, старую газету или рубашку Сережки. Только не надо считать Рамика идиотом — у него было трудное детство, отсюда и соответствующие манеры.

Узрев шлепнувшийся «нарезной» батон, Рамик скакнул вперед. Он явно обрадовался удаче: мягкий хлебушек, что может быть вкусней? Радостно повизгивая, двортерьер подлетел к выпечке, не обращая внимания на вопли Насти, пытавшейся остановить пса. Рейчел и Рамик гордые обладатели десятиметровых поводков-рулеток, поэтому сейчас никаких сложностей наш мальчик не испытал. На Настю он попросту наплевал — в конце концов, Найденова ему не хозяйка.

Разинув пасть и наклонив голову, Рамик мчался к добыче. И тут из-за павильона молнией метнулась маленькая востроносая черная собачонка. Она ловко шмыгнула к батону, схватила его и понеслась прочь. Рамик взвыл от обиды, дернул шеей, выдрал из рук Насти рулетку и полетел по дороге, желая поймать обидчицу. Рейчел бросилась за ним, Лиза, спотыкаясь, понеслась за стаффихой. Я видела: девочка пыталась притормозить, но куда там! Наша Рейчел весит почти шестьдесят килограммов, и в ее теле нет ни грамма жира, сплошные стальные мышцы, которыми управляет не слишком умная голова. Конечно, не хочется обижать Рейчуху, но надо признать: больше одной мысли в ее черепной коробке не удерживается, и если она решила лететь за Рамиком, то выполнит задуманное, чего бы ей это ни стоило!

С криком: «Остановитесь немедленно, оставьте бедную собачку, пусть съест батон, сейчас куплю вам другой!» — я ринулась за удалявшейся компанией. За мной поковыляла охающая Настя и побежал мужик с одиноким батоном в руке.

   Черная собачка оказалась проворной. Она, петляя, словно заяц, допрыгала до метро и юркнула под столик, на котором уличная торговка умостила ящики с апельсинами.

— Вот ведь дрянь! — взвизгнула продавщица и тут же заорала: — Мама!

Я бы на ее месте тоже всполошилась. А как бы вы отреагировали, увидав, что к товару несутся две здоровенные, толстые собачищи с разинутыми пастями?