Смех и грех Ивана‑царевича - Донцова Дарья

— Ясно, — протянул я. — А Родион?

— Говорят, он талантливый компьютерщик, скоро оканчивает институт, — пояснила Элеонора. — Ну а теперь основное. Ко мне обратилась Людмила, дочь Семена от первого брака. Елизавета Матвеевна не особенно ее привечала, без всякой радости встречала в усадьбе, а в конце концов и вовсе поругалась с падчерицей. Сейчас расскажу, как это произошло…

Однажды Мила, приехав в гости, попросила у отца денег. Тот замялся, а его жена заявила:

— Деточка, Семен Кириллович платит твоей матери алименты. Спроси у нее, куда она девает средства, предназначенные тебе, и более не беспокой по этому поводу отца. В нашей семье недавно родилось двое детей, так что нам есть кого содержать. Ты молода, здорова, вполне способна пойти работать. Клянчить деньги у папы стыдно.

Гордая Люся после такой отповеди больше в особняке не появлялась, чему Елизавета Матвеевна чрезвычайно радовалась. Более того, она полагала, что и муж не общается с Людмилой. Но Мила рассказала Норе, как складывались далее ее отношения с отцом:

— Мы с папой дружили. Когда я перестала наведываться к нему в дом, он мне позвонил и сказал: «Солнышко, понимаю, какие чувства ты испытываешь, но посмотри на ситуацию моими глазами. Я женат второй раз, имею близнецов, не хочу ссориться с супругой. Давай встречаться в Москве, я не оставлю тебя без внимания».

И Семен Кириллович сдержал слово. Не один год он регулярно проводил со старшей дочерью пару часов в неделю. Обычно замкнутый и молчаливый, Винивитинов становился в присутствии Люси болтливым, рассказывал ей о семейных проблемах — похоже, дочка являлась для него единственным задушевным другом. Рано став успешной бизнесвумен, Людмила неоднократно предлагала отцу денег, но тот неизменно отвечал:

— Спасибо, нам хватает, я не могу залезать в карман к своему ребенку.

Мила переживала, видя потрепанные костюмы отца, его плохонький автомобиль. Один раз она пригласила Семена Кирилловича к себе в офис, показала многоэтажное здание, свой кабинет, карту Москвы на стене и спросила:

— Папуля, видишь красные кружочки?

— Конечно, солнышко, — улыбнулся он, — их много.

— Это принадлежащие мне объекты, — пояснила Людмила. — Пойми, я прекрасно зарабатываю, а тратить деньги не на кого. Давай прямо сейчас поедем в магазин и купим для тебя хорошую иномарку?

— Очень благодарен, но я не альфонс. Или как там называется мужик, живущий на деньги дочери, — гордо ответил Семен.

— Дети обязаны помогать родителям, — возразила Мила.

— Я не очень‑то хороший отец. А ты и так оказываешь мне большую поддержку, — улыбнулся Винивитинов. — Кабы не встречи с тобой, дочка, поговорить по душам мне было бы не с кем.

Елизавета Матвеевна, Ксения и Родион вообще не общались с Людмилой. Но в день кончины Семена Кирилловича вдова позвонила падчерице и сказала, где пройдет панихида. А когда Люся спросила, не надо ли чем помочь, смущенно ответила:

— Да, не откажусь от твоей помощи, мы стеснены в средствах. Извини, я наверное, выгляжу сволочью, сама ведь отказывала тебе в финансовой поддержке, и вот приходится просить.

Людмила подавила злорадство и воскликнула:

— Ну что вы! Не помню ничего плохого по отношению к себе с вашей стороны. Сейчас приеду и помогу с организацией погребения.

И действительно помогла. Но не ради Елизаветы Матвеевны — просто ей хотелось, чтобы папа отправился в последний путь достойно. Наконец‑то она купила ему дорогой костюм, шикарную обувь, элегантную сорочку.

Отношения между родственниками резко потеплели. Люся познакомилась с Родионом и со спешно прилетевшей из Канады Ксенией. Последний раз старшая сестра видела близнецов, когда те еще лежали в коляске, и теперь была удивлена их непохожестью, да и по характеру брат с сестрой оказались разными людьми, особой дружбы между ними не наблюдалось.

Родя, тихий и молчаливый, предпочитал сутками сидеть у компьютера или читать в библиотеке. Заставить парня произнести несколько фраз было невозможно. Родион покорно надевал то, что ему покупала мать, не пользовался автомобилем, был вегетарианцем, всегда почтительно общался со старшими.

А Ксюша тараторила как пулемет, обожала шопинг, лихо управляла малолитражкой, любила вкусно поесть, не отказалась бы от шубы из натурального меха и могла весьма резко поговорить с дедом и бабкой.

Последние годы она жила в Канаде, и там у нее было много приятелей. На вопрос же Людмилы, нет ли у нее желания встретиться с теми, с кем она училась в России в школе, Ксения решительно отрубила:

— Они меня терпеть не могли, поэтому сейчас радости при виде этих идиотов я не испытаю.

— А за что тебя не любили? — проявила излишнее любопытство Мила.

Младшая сестренка рассмеялась:

— Хороший вопрос я слышу от женщины, которая сколотила богатство собственными руками… За все! За отличную учебу. За жизнь в усадьбе. За фамилию Винивитинова‑Бельская. За красоту. За отъезд в Канаду. За учебу в иностранном колледже. Продолжить?

— Не стоит, — мягко сказала Людмила, великолепно знавшая, как черна человеческая зависть.

После похорон отца Мила официально отказалась от причитающейся ей доли наследства в пользу Елизаветы Матвеевны. Будучи успешной бизнесвумен на рынке недвижимости, Оконцева прекрасно понимала, какую сумму можно получить, продав часть положенного ей земельного надела, но она не собиралась ничего отнимать у второй семьи отца. Еще Мила надеялась подружиться с Ксюшей, испытывая тоску и одиночество после ухода папы. Ей, не имевшей семьи и считавшей, что все мужчины, делающие комплименты, просто желают подобраться к ее капиталу, хотелось иметь близкого человека. Елизавета Матвеевна и Родион не вызывали у Людмилы добрых чувств, а вот прилетевшая из Канады Ксения показалась родной.

Мила стала постоянно наезжать в усадьбу, оставалась там на ночь и постепенно поняла: никто в доме не скорбит о Семене. Более того — вдова, ее родители, Эмма Геннадиевна, Матвей Ильич и сестра Анфиса неумело пытаются скрыть радость.

А потом разразился скандал. Из Питера прикатил в гости бывший муж Фисы, художник‑авангардист Марк Гольянов. Несмотря на развод, случившийся из‑за страстной любви живописца к горячительным напиткам, он сохранил хорошие отношения с первой женой и, что особенно удивительно, с экс‑тещей. Приезжая в столицу, Марк всегда останавливается в усадьбе.

На сей раз Гольянов выпил за ужином пару лишних рюмашек, и его понесло.

— Чего сидите такие тихие? — обратился он к присутствующим. — Передо мной комедию ломаете? Ой, умоляю! Не старайтесь, знаю вас голенькими. Мечтали о богатстве? Так вы его получили. Породниться с Пятаковым — это круто. Теперь ваще никаких проблем. Верно, тещенька? Рич будет получать каждый день фуа‑гра, ее вашему обожаемому мальчику из Парижа самолетом доставят.

Эмма Геннадиевна лишь поджала губы.

— Замолчи, — сквозь зубы процедила Анфиса.

Но Марк не остановился, повернулся к Елизавете:

— А ты, безутешная вдовушка, починишь наконец‑то крышу. Сколько раз я слышал от тебя стоны: «Опять у нас протечка!» У меня создалось впечатление, что единственное твое сексуальное переживание — это шпили‑вили с черепицей. Сеня был не мастак в койке, да?

— Заткнись! — велела бывшая жена.

— А наши милые детки… — пропел Гольянов, глядя на близнецов. — Роде не придется горбатиться на чужого дядю за гроши. Конечно, денежки Пятакова вас прокормят. И уж лучше всех устроится Ксюша. Не отворачивайся, зайка, вижу, вижу в твоих алчных глазках азартный блеск. Получаешь специальность управляющей отелем? Ништяк! Муж тебе построит семизвездочную гостиницу. Да, все ваши мечты исполнятся. Хорошо, что Сеня на кладбище (вовремя отправился), а то ведь он вам дорогу к исполнению желаний перекрывал. Уперся, козел, не хотел усадьбу Пятакову на переделку отдавать, вот и помер. Че вы ему в чай подсыпали, а? Эмма Геннадиевна, вы же у нас поборница здорового питания. Небось приобрели для зятька яд с витаминами?

Анфиса вскочила. Одновременно с ней поднялась Елизавета. Сестры схватили алкоголика под руки и потащили его к двери. Щуплый, весивший чуть больше пуделя Рича, Гольянов не сопротивлялся, но продолжал орать, обращаясь уже к вдове:

— Чегой‑то ты муженька любимого в печке сожгла, а пепел расшвырять велела? Почему не делали вскрытие? Кто Семену отраву в кефир подлил?

На следующий день красный от смущения Марк уехал не попрощавшись. У Людмилы же неожиданно появились странные мысли, она начала аккуратно разведывать обстановку. И чем больше подробностей узнавала, тем тревожнее ей становилось. Например, Оконцева выяснила, что патологоанатомическое исследование тела Семена Кирилловича действительно не производилось по просьбе Лизы, которая сказала представителю полиции: