Безумный магазинчик - Волкова Ирина

Сусанна разочаровано посмотрела на Максима. Такого вопиющего невежества от деятеля шоу-бизнеса она не ожидала.

— Бановая бикса — это вокзальная проститутка, — пояснила девушка. — А чего это вдруг ты понадобился начальству посреди ночи?

— Вот это уже не твое дело! — натягивая брюки, отрезал Лизоженов. — И вообще, будешь возникать — не поведу на прослушивание.

Психоз внимательно и нарочито медленно оглядел Максима с головы до ног. Сын поэта явно нервничал. Интересно, с чего бы? Кажется, он догадывается, с чего. Нервничает — значит совесть нечиста.

— Ширинку застегни, — посоветовал синяевский авторитет.

Лизоженов вздрогнул и схватился за молнию, лихорадочно дергая ее вверх.

— С бабой был? — поинтересовался Психоз.

— Ага, — кивнул Максим. — С балдыркой.

Психоз удивленно вскинул брови.

— С каких это пор ты на блатном жаргоне заговорил?

— Учиться никогда не поздно, — пожал плечами Лизоженов. — Феня нынче в моде. Молодежь больше не хочет в космонавты. Согласно последнему опросу в московских школах, 48 % подростков мечтают стать бандитами, и лишь 26 % подумывают о карьере бизнесмена. Надо приспосабливаться к требованиям времени. У меня тут даже идейка насчет шлягера возникла в духе Шуфутинского. Как тебе:

Где же ты теперь, моя балдырка?

Упекли менты тебя в Бутырку…

— Ничего, — кивнул головой Психоз. — За душу цепляет. А дальше как?

— Не знаю, — пожал плечами Лизоженов. — Пока не придумал.

— Хорошо, но малость вяловато, — задумчиво произнес синяевский авторитет. — Лирики много. Я бы начал покруче. Нечто вроде:

Упекли балдырку фраера из МУРа,

Укатали девку в Нарьян-Мар…

— Да, это будет подинамичней, — согласился Максим. А если еще и музычку сделать — смесь Рикки Мартина с Майклом Джексоном, полный отпад получится — и в плагиате никто не обвинит. Так зачем ты меня звал?

Психоз снова внимательно посмотрел на Лизоженова. До него уже доходили слухи о том, что парень химичит с наркотиками — разбавляет товар сахарной пудрой, а наваренные денежки кладет себе в карман. Если слух подтвердится, придется принимать меры. Очень неприятные меры.

«Жаль придурка, — подумал Психоз. — Идиот, но забавный. Знает же, что мафию нельзя обманывать — а все равно ворует. До чего человека жадность доводит. Впрочем, в России все крадут. Это как национальная болезнь. Если всех воров убивать, в Москве останутся одни иностранные посольства. Ну, шлепну я кретина, а что толку? На его место другой придет, еще больше воровать будет».

Несмотря на ходившие о нем страшные слухи, в глубине души Психоз был человеком мягким и незлобивым. В нем словно уживались два разных существа. Для общения с темной, опасной и агрессивной стороной внешнего мира, представленной ментами, фээсбэшниками, бандитами конкурирующих группировок и не по делу борзеющими синяевскими братками, Психоз пускал в ход свое «отмороженное» «альтер эго», при необходимости полностью «съезжая с катушек», за что, собственно говоря, он и получил свою кличку.

Психоз обладал уникальной способностью мгновенно переключаться от расслабленной мягкости и благодушия к маниакальной жестокости психопата, а потом почти без перехода становиться вдруг трезвым и рассудительным.

Подавляя оппонентов симуляцией временного помешательства, изображая безжалостного холодного убийцу или трезвого расчетливого бизнесмена, Психоз ни на минуту не забывал, что он играет. Он словно наблюдал себя со стороны и оценивал свою игру, иногда рукоплеща самому себе, а иногда подмечая собственные ошибки и погрешности.

Лишь оставаясь наедине с собой, Психоз позволял себе расслабиться, переключаясь на личность, которую он считал своим истинным «Я», и которую он никогда не показывал ни друзьям, ни врагам, ни даже любимым женщинам. Корни такой странной, почти шизофренической двойственности уходили в глубокое прошлое.

В розовом социалистическом детстве Миша Губанов еще не был Психозом. Мама величала его Зайчиком и Пусиком, а папа — Засранцем и Лизуном. «Лизунами» на блатном жаргоне называлась шпана и мелкие воришки.

Бесцветная, серая и незаметная, как мышка, Мишина мама работала приемщицей в химчистке, а отец был участковым милиционером. Мама скрепками пришпиливала к грязной одежде миниатюрные идентификационные бирочки и выписывала бесконечные квитанции, а отец пил и крутил роман с проживающей на подведомственной ему территории самогонщицей Анфисой.