Комбатант - Бушков Александр

— Вы говорили об этом со Штепанеком?

— Ну конечно! Я ему рисовал вдохновляющие перспективы…

— И он…

— Он категорически отказался этим заниматься. Для него это, изволите видеть, скучно и неинтересно. А впрочем, впрочем… — профессор остановился перед Бестужевым, задумчиво поскреб затылок. — Не исключено, что причины тут крылись гораздо более прозаические. Над синемафоном пришлось бы работать не год и не два. Штепанеку же хотелось славы и денег сейчас. Знаете, что мне приходит иногда в голову? Что Лео, как это ни прискорбно, увлечён материальной стороной дела гораздо больше, чем мне показалось сначала. Сейчас я даже по-иному начинаю смотреть на его желание непременно отдать аппарат именно военным. Возможно, я дурно о нём думаю, но мне начало представляться, что мотивы тут другие… Что он не имя своё хочет обессмертить подобно Шрапнелю или Галифе, а просто-напросто помнит, что военные обычно самые щедрые покупатели технических новинок по сравнению с чисто гражданскими отраслями… Возможно, я к нему несправедлив, но в эти дни я подробно вспомнил наши разговоры и споры, и закрадываются именно такие подозрения… В конце концов, мало ли изобретателей, трудившихся в чисто гражданских сферах, чьи имена стали нарицательными? Я бы очень хотел ошибаться, но теперь не знаю, что и думать…

«Если он прав, это нам создаст дополнительные трудности, — подумал Бестужев. — Человек с подобными стремлениями вполне способен переметнуться к тому, кто ему заплатит больше — а Луиза располагает гораздо большими суммами, нежели те, что выделены на это дело российским военным ведомством… Значит, нужно её опередить во что бы то ни стало…»

— А вы сами, в одиночку, не способны работать над схожим аппаратом? — спросил Бестужев.

— Увы, увы… — не без грусти признался профессор. — Видите ли, мой юный друг, практически все открытия и изобретения чётко подразделяются на две категории. Если можно так выразиться, массовую и эксклюзивную. Изобретения «массовой» категории обычно делаются в нескольких странах чуть ли не одновременно — как это было, скажем, с паровозами, пароходами, пулемётами, телефоном и множеством других вещей. Зато «эксклюзивные» изобретения — продукт уникальный, следствие, скорее, озарения, склада ума, нежели рутинной работы в определённом направлении. Здесь всё упирается в одну-единственную, неповторимую личность. Простой пример: электрическая лампочка. Множество изобретателей в Старом и Новом Свете ломали голову над тем, как создать устройство, пригодное для промышленного производства. Однако успеха добился один-единственный, русский Лодыгин, именно он придумал лампу с металлической нитью накаливания. Хвалёный американец Эдисон всего лишь усовершенствовал его изобретение, хотя и любит пошуметь о себе как об «отце лампочки». Точно так же обстоит и с дизель-мотором: многие пытались его создать, но запатентовал, изобрёл мой соотечественник Рудольф Дизель, чье имя мотор сейчас по праву и носит. А если, упаси господи, с Дизелем и Лодыгиным в юности, в детстве произошёл бы несчастный случай? Боюсь, у нас и сегодня не было бы ни электролампы, ни дизель-мотора…

— Вы хотите сказать, что так же обстоит…

— Вот именно, — решительно сказал профессор. — Поверьте на слово знатоку своего дела. Именно так обстоит и со Штепанеком. Его изобретение — как раз из категории эксклюзивных. Пока что никто не в состоянии повторить его работу… и я тоже, как ни грустно признаться. У меня есть кое-какие соображения по поводу того, как могло бы работать устройство для звукового сопровождения телеспектроскопа — но без Штепанека я не в состоянии эти идеи претворить в жизнь. Ну вот так вот выпало, что он — гений! — Профессор в нешуточной досаде встряхнул сжатыми кулаками. — Капризный, себе на уме, кажется, одержимый жаждой злата — но гений… Работу которого никто пока что не в состоянии повторить. Тем более, что значительная её часть, как это обычно и бывает, в патенте не изложена и хранится исключительно в голове моего незадачливого ученика. В науке, в технике, в инженерном деле такое случается чаще, чем принято думать. Пренеприятнейший тип… но гений, неповторимый и единственный, гром его разрази!

…Полковник Васильев выглядел чуточку озабоченным.

— Ну что же, — сказал он, задумчиво глядя на людный перрон. — Наблюдения за вами не было. Правда, в такой толчее могут преспокойно замешаться десятка два агентов, которых даже опытный человек не вычислит…