Только одной вещи не найти на свете - Руис Луис Мануэль

— Да, подержанные вещи, скобяные товары, антиквариат, всего понемногу. Он торговал самым разным старьем, вернее, старыми вещами: от ношеных пиджаков до консолей прошлого века со сломанными ножками. Все отличного качества, как уверяет его жена. Вас это наводит на какие-нибудь мысли?

Алисия и Эстебан дружно замотали головой.

— В гостинице, в комнате Бенльюре, мы ничего примечательно не обнаружили. — Сигарета дымилась в пожелтевших пальцах инспектора. — Рубашки, галстуки, детективный роман, лекарство, которое обычно принимают язвенники. Все самое обычное… Кроме футляра. Футляр длиной около полуметра, вот такой. — Он поднял ладонь приблизительно на высоту настольной лампы. — Видимо, Бенльюре привез в этом футляре что-то ценное, внутри футляр обит пенопластом и тканью. Вы, разумеется, понятия не имеете, что там хранилось.

— Разумеется, — ответила Алисия хриплым голосом.

— И о знаке вы, разумеется, также ничего не знаете.

Здоровенная рука инспектора протянула им фотографию, где было запечатлено предплечье погибшего, а на нем нечто похожее на две буквы «t», разделенные осью симметрии. С губ Алисии сорвался вздох, и казалось, он шел из самых глубин ее груди — или из самых глубин ее усталости. Эстебан несколько минут молча разглядывал фотографию, потом вернул ее инспектору.

— Знак оставлен на коже жертвы совсем недавно. Судебный врач установил, что его сделали где-то за час до смерти. И обратите внимание, рисунок явно не случаен, это именно знак. Как интересно, правда?

— Очень интересно, — ответил Эстебан, уставив невидящий взор на карандаш.

Жирные пальцы инспектора Галъвеса сплелись на столе, и получившаяся фигура тошнотворно напоминала обезглавленного поросенка. Инспектор пожал плечами и сокрушенно кивнул головой.

— Вы отлично понимаете, что у нас нет никаких улик против вас, и следовательно, мы не можем подозревать вас в убийстве этого человека. Кроме того, не найден и «вальтер ППК», то есть орудие убийства, и несколько свидетелей единодушно утверждают, что прежде, чем вы открыли дверь и обнаружили тело, человек этот какое-то время стоял, прислонившись к двери, словно пьяный, и это заставляет предположить, что он пришел туда уже раненым.

—Ну и?..

— Вы считаете меня идиотом. Да, я знаю, не вы убили его, но у меня нет никаких сомнений: вы много чего знаете, но предпочитаете помалкивать. Что ж… Вы заварили кашу, которую вам же и придется расхлебывать. И мы еще увидимся.

Они успели пересечь площадь Гавидиа за короткий перерыв между двумя приступами проливного дождя, и как только перешагнули порог бара, ливень припустил с новой силой. Они ждали заказанные кофе и анисовку. Тем временем Алисия сняла черные очки, и Эстебан увидел потухшее и неподвижное, как у марионетки, лицо; Эстебану почудилось, что перед ним сидит не женщина, которую он хорошо знает, а ее бледная копия.

— Что с тобой? На тебя страшно смотреть.

— Не знаю, — ответила она с не свойственной ей медлительностью. — Не знаю, Эстебан. Я очень, очень хочу спать. Мысли путаются. Стоит мне остановиться или присесть, как я готова заснуть прямо на месте.

— Выпей немного кофе и увидишь — сразу станет лучше.

Они заказали еще и круассаны. Эстебан держал в руке зажженную сигарету и нервным движением то подносил чашку ко рту, то опять ставил на блюдце, по дороге расплескивая кофе на бумажную салфетку, на пачку «Фортуны», на манжету свитера — ну и черт с ним! Он озабоченно наблюдал за тем, с каким трудом Алисии удавалось следить за нитью беседы и как время от времени она странно крутила головой, отчего казалось, будто голова вот-вот упадет на стол, если только она быстрым движением руки не подопрет ее. Она послушалась его совета и пошла в туалет, чтобы смочить холодной водой виски и затылок. И вернулась с чуть более спокойным выражением лица и чуть более звонким голосом.

— Это ведь тот же знак, да?

— На руке? — Эстебан обмакнул круассан в кофе, — Да, конечно, тот же самый. С пьедестала.

Алисия быстро достала сигарету; казалось, она разом пришла в себя и стала такой же настороженной и сосредоточенной, как всегда. Снаружи бушевал ливень, подгоняя прохожих, которые бежали по улице в поисках укрытия.

— Вчера вечером я рылся в энциклопедии, — сказал Эстебан, — но об этом знаке никаких сведений не нашел, а вот с еврейской буквой все более или менее ясно. Это «тет» — произносится как «т», хотя какую роль она тут играет, все равно непонятно.