Дикое золото - Бушков Александр

– Легко тебе говорить… – с нешуточной грустью произнес Буторин. – Тебе, голубчик, сколько годков? Сорок два. И купец ты – потомственный. А мне, мил человек, пятьдесят восемь, и происхожу я из того самого сословия, каковое во времена моей юности телесным наказаниям подвергалось вполне законно, согласно писаным предписаниям… Как хочешь, а это насовсем въедается…

Лямпе вдруг стало жаль простодушного купца – у коего, кстати, и начинал некогда в приказчиках сын сурового родителя Иванихин. Это потом уже, мало рассчитывая на наследство крепкого, как дуб, отца, наш Константин Фомич развернулся своим умом и смекалкой, обошел бывшего благодетеля настолько, что тот совершенно добровольно стал при бывшем приказчике чем-то средним меж денщиком и приживалкою…

Должно быть, нечто вроде той же самой унижающей жалости почувствовал и Вячеслав Яковлевич – он излишне громко, излишне воодушевленно сказал:

– А ведь трогаемся, господа! Чувствуете?

– Очень похоже, – поддержал Лямпе.

– И слава богу… – вздохнул Буторин. – А вон и поручик идет, голову повесил. Несправедлив ты к людям, Костенька, бываешь…

– Я-то? – с ухмылкой бросил Иванихин. – Да когда как, Финогеныч. Строг, но справедлив. И в доказательство… – он привстал с дивана и картинным жестом простер руку к Лямпе, отвесил земной поклон на старинный манер, коснувшись кончиками пальцев пола. – Бью челом Леониду Карловичу за все подозрения, что поначалу питал в его адрес…

– Простите? – поднял брови Лямпе.

– Ну каюсь, каюсь, милейший господин Лямпе! – развел руками сибирский крез. – В первый день, когда мы все четверо в сем купе отправились, до-олгонько я ждал, когда Леонид Карлович достанет колоду и предложит перекинуться в польский банчок… или начнет торговать настоящими брильянтами со сливу величиной или там акциями совершенно надежных Дряжско-Пряжских золотых приисков… Так и не дождался, к чести вашей. Вот за эти за беспочвенные подозрения я перед вами, дражайший Леонид Карлович, и прошу теперь нижайше прощенья от всей своей не знающей ни в чем удержу сибирской натуры…

– Позвольте! – сказал Лямпе, ничуть не играя гнев. – Значит, все это время вы на мой счет питали…

– Ну где же – все время? – энергично запротестовал Иванихин. – И всего-то суток двое, ежели не меньше… Прошу великодушно пардону: научен печальным опытом. Сталкивался уже с «дворянами губернии Варшавской», особенно в молодости. То у них шесть тузов в колоде, не считая шести в рукаве, то продажных брильянтов прямо за голенищами напихано… Ах, знали б вы, как меня однажды в Нижнем на ярмарке облапошили, карманы вывернули… Расскажу при случае, когда с нами не будет Вячеслава Яковлевича, – а то, чего доброго, и в самом деле годков через десяток раскроешь его роман, да всех нас и узнаешь…

– Ну, знаете ли! – покрутил головой Лямпе.

– Я ж говорю – винюсь и каюсь! – с очаровательным простодушием развел руками Иванихин. – Кто виноват, что Варшавская губерния к нам поставляет… субчиков.

– Неужели она одна?

– Да нет, пожалуй, – серьезно сказал Иванихин. – Те, что мне молодому в Нижнем дурманчику сыпанули в шампань, «граф» с «князем», были не Варшавской, а, если память не изменяет, как раз Курской губернии… Ну, мировая?

– Мировая, – кивнул Лямпе, остывая.

– Вот и прекрасно. Финогеныч, достань-ка непочатую Шустова. Ехать нам еще и ехать… – Он, полузакрыв глаза, какое-то время следил, как проворно хлопочет Буторин, потом произнес серьезно: – Я, Леонид Карлович, если отбросить шутки, имею веские причины быть недовольным этими нашими богатырями в лазоревых фуражках. Накипело… Вам, российскому жителю, этого не понять. У вас, в центральных губерниях, так не шалят. А у меня, да будет вам известно, в тайге трижды грабили караваны, отправляемые с приисков в губернию. Золотые караваны, сударь, ясно вам? С россыпным самородным золотишком. Добычу разбойнички считали многими пудами… Пудами, Леонид Карлович!

– Бог ты мой! – в этом вскрике была вся немецкая душа, уязвленная вопиющим непорядком. – Но ведь есть же полиция…

– Полиция? – дыша коньяком, горько усмехнулся Иванихин. – А вы, Леонид Карлович, осушите-ка рюмочку, поставьте ее, чтоб не мешала, да загибайте пальцы! Полиция у нас есть. Общая и жандармская, наружная и политическая, конная и пешая, городская и уездная, сыскная, фабричная, железнодорожная, портовая, речная и горная. Что, пальчиков не хватает? То-то! Я ведь еще не упомянул полицию волостную и сельскую, стражу лесную и полевую, а также казачков с жандармскими частями… Полиции – словно блох на барбоске! А золото цапают пудами! Вообще-то, строго говоря, с тех самых пор, как золото попечатано казенной печатью и уложено в повозки для отправки в губернию, оно уже не мое, а казны… только мне-то, поверьте, от сих юридических выкрутасов ничуть не легче. Возле моих приисков шалят, на моих просторах! Помимо прочего, это еще и неприкрытый ущерб для имени, для Иванихина!