Планета Вода (сборник) - Акунин Борис

Вновь они соединились в очень странном месте. Оно было сплошь серое.

Маса похлопал ресницами, повел одеревеневшей шеей и ничегошеньки не понял. Только что жив, потому что карада ныла, рэйкон же был спокоен. На том свете – хоть по-буддийски, хоть по-христиански – полагалось бы наоборот.

Сел, пощупал себя. Кости вроде целы. Шумит в ушах, но не сильно.

Тогда стал осматриваться: почему всё серое?

Скоро уяснил, что находиться в замкнутом, довольно тесном пространстве. Пол, стены, потолок тусклого серого, то есть вообще никакого цвета. Двери не видно. На полу кружок, диаметром примерно в два сяку. Другой кружок поменьше на стене. Судя по швам, это были отверстия или какие-то окошки, но открыть их не получилось.

Еще на одной стене были металлические скобы, числом четыре: две наверху, две внизу.

Что-то это всё напоминало. Из далекого-предалекого прошлого.

Маса энергично потер себе уши, чтобы лучше заработала голова (она была пустая и гулкая, как барабан).

Вспомнил.

Таким же мир был в раннем-раннем детстве, когда еще не умеешь ходить и ничего не знаешь. Мир был никакой, серый. Его еще требовалось наполнить предметами и смыслом.

Здесь тоже не было ни предметов, ни смысла. Хоть бы пятнышко цвета или просто черная точка, а то взгляду не на чем остановиться.

Желание почти сразу же исполнилось.

Посередине серого кружка – того, что на стене – открылась круглая черная дырка, а в ней появился глаз. Похоже что человеческий, но Маса за это не поручился бы. Если здесь все же какой-то загробный перевалочный пункт, глаз мог принадлежать и неземному существу.

– Очухался, – сказал кто-то по-английски.

Рядом с кружком отъехал внутрь и потом вбок большой прямоугольник – дверь. Ее швов Маса раньше не разглядел, очень уж плотно дверь закрывалась.

Вошел человек в синей куртке с красивыми золотыми пуговицами и маленьким, тоже золотым, танто на боку.

Маса обрадовался, что это не черт, и поклонился.

– Очнулся, китаеза? – грозно спросил вошедший. – Будешь отвечать на вопросы? Их много.

– У меня тоже, – воскликнул Маса.

Раз человек невежливый, церемониться с ним было необязательно. От первого удара – Маса удивился такой прыти – синий ловко увернулся, но левый маваси-гэри сшиб его на пол.

Сев лежащему на грудь, японец немного похлопал его по щекам, чтобы привести в чувство.

– Просыпайся скорей, синий человек! У меня очень много вопросов.

Но задать их не удалось.

В серую комнату вбежал сначала один синий, потом второй, третий, четвертый.

А за ними вошел пятый, старый, с большими усами. Поглядел на отпрянувшего к противоположной стене Масу и рявкнул:

– Что встали? Захват номер шесть!

И четверо синих быстро и слаженно кинулись на Масу.

Очень трудно и даже совсем невозможно отбиться от четырех искусных противников, если они действуют как единый механизм. Каждый схватил Масу за одну из конечностей. Оторвали от пола – лишили опоры. Японец немного поизвивался в крепких руках и перестал, потому что было бесполезно. И недостойно.

– Обездвижить, – коротко приказал седой.

Подтащили к стене, пристегнули к скобам. По крайней мере стало понятно, зачем они.

Седой помог жертве левого мавасигири подняться, обозвал растяпой.

– Ты кто такой? – спросил он Масу, пуча водянистые глаза. – Чья субмарина? Ты был один? Другие субмарины есть? А ну отвечай! Он что, не понимает? Или немой?

– Нет, генерал, он говорит по-английски, только подсюсюкивает, – сказал ушибленный, с гримасой потирая скулу. На ней наливался синяк цвета мурасаки.

Маса молчал. Во-первых, он обиделся, потому что английский у него был превосходный – почти такой же, как русский. Во-вторых, когда не говоришь, а молчишь, больше узнаешь. В-третьих, на вопросы врага не отвечают.

Он и так уже кое-что выяснил. Это какие-то военные, раз у них мундиры и начальник генерал. Господина они не нашли, иначе не спрашивали бы, один Маса или не один. То, что господина не нашли, могло означать две вещи: что господин погиб или что он жив и свободен. Про первую вероятность Маса себе думать запретил. Конечно, господин жив и обязательно придет на помощь. А она нужна, потому что, когда ты пристегнут к железкам, сделать что-либо трудно.

– Ты кто? Китаец? Японец? Может, ты русский азиат? – спросил еще генерал. – Будешь говорить или нет?

И сам себе ответил:

– Не будешь. Ну сиди тут. Когда начнешь сходить с ума от тишины и серого цвета, позовешь. Расстегните, его парни.

Маса приготовился, как только его расстегнут, немножко подраться, но синие оказались хитрыми. Один из них, рыжий, с интересным маленьким шрамом под глазом, коротко врезал узнику в солнечное сплетение, так что в течение следующих нескольких минут Маса был очень занят: восстанавливал дыхание. А когда восстановил, в камере никого уже не было. Пощупал пальцами дверь – она была намертво утоплена в стене.

Сел на пол, стал размышлять.

Пытать, кажется, не будут. Самурай или правильный якудза вообще-то в плен не попадает, потому что всегда ведь можно умереть. Но если уж попал, выносит истязания без единого стона.

К сожалению, на истязания рассчитывать не приходится. А неплохо было бы испытать крепость своего духа и проверить, чего ты на самом деле стоишь.

Кончать с собой нельзя, пока неясно, жив ли господин. Если мертв – тогда конечно. Но не раньше, чем найдешь убийцу и свершишь катакиути.

Допустим (все-таки пришлось про это подумать) господина убило взрывом. Тогда придется искать того, кто выпустил торпеду. Убить, и только потом с чистой совестью сделать дзюнси – умереть вослед. Что ж, есть о чем помечтать.

Серый цвет и тишина – это ничего. Очень по-буддийски. Великая Пустота.

Только вот хара начинала бурчать, требовала насыщения. Интересно, будут синие люди морить пленника голодом и жаждой?

Довольно скоро ответ на этот вопрос был получен.

В круге, который на стене, снова прорезалась дырка. Затем открылось и все круглое окошко.

Выехала полочка. На ней что-то дымилось.

Маса потянул носом, встал.

На картонной тарелке лежал кусок мяса и ломоть хлеба. В картонном стакане был кофе.

– Гадить будешь в дыру, – сипло сказала голова с синим воротником. Она была бритая наголо, как у буддийского монаха. Только глаза не добрые, а злые. – Повернешь ободок, она откроется. Туда же кинешь грязную посуду. Понял? Созреешь для разговора – стучи.

Окошко захлопнулось, полочка осталась.

Маса сел на корточки, повернул обод люка. Крышка отодвинулась. Внизу, в полуметре, плескалась черная вода. Японец, не раздумывая, вытянул руки, протиснул в дыру голову и плечи. Ухнул вниз.

Там была труба, раза в два шире отверстия. Он стал отталкиваться от ее стенок ногами, загребал ладонями. Плыл. Без воздуха Маса мог оставаться минуту. Поэтому сосчитал до тридцати и, поскольку труба не кончилась, а вода оставалась всё такой же черной, с трудом перевернулся и поплыл обратно. Еле-еле дотянул до поверхности. Подышал, подтянулся на руках. С трудом протиснулся обратно, в серую камеру.

Все равно колодец – это хорошо. Убежать через него нельзя, но, если надо будет умереть, утопиться намного приятней, чем разбивать себе голову об стену или откусывать язык.

Медленно, задумчиво Маса съел мясо и хлеб. Еды было достаточно, кофе – тоже.

Поделал рэнсю: раз десять взбежал на стену, поподтягивался на скобах, постоял на голове.

Больше занять себя было нечем, поэтому улегся спать и спал долго.

Несколько раз просыпался, приоткрывал глаз, видел всё то же серое, пустое. Снова засыпал.

Но когда раздался знакомый щелчок, предшествующий открытию окошка, японец мягко и быстро поднялся с пола, подкатился к двери.

Сиплый голос спросил:

– Говорить будешь? Эй, ты где?

Маса прикинул, получится ли стукнуть лысого через дыру. Стукнуть было можно. Но что потом? А, все равно. Имеет же право человек доставить себе немножко удовольствия.

Подпрыгнул. Нанес короткий, быстрый удар кулаком, но лысый, оказывается, был наготове и отскочил, упругий, словно мяч. Донесся смешок.

– Завтра придумай что-нибудь поумнее. – И отверстие закрылось. На полочке опять стоял поднос с едой.

Маса расстроился, что охранник такой опытный и ловкий. Ему, наверное, тоже скучно, и пленник его только позабавил. Если нельзя застать его врасплох, то хорошо бы как-нибудь уязвить. Но как?

Раздумья на эту интересную тему помогли скоротать следующие сутки.

Когда окошко открылось снова и неприятный голос спросил: «Говорить будешь?», Маса встал над открытым люком, в знак презрения повернулся к лысому тинтином и стал мочиться. Он долго терпел, поэтому получилось очень хорошо.

Окошко ответило оскорблением:

– Спрячь свою маленькую китайскую штучку. И не забывай спускать воду, свинья. Просмердишь тут всё.