Тайна Розенкрейцеров - Гладкий Виталий Дмитриевич

Что касается его духа, то он не был сломлен. Скорее наоборот: пленник даже в такой безнадежной для него ситуации упивался схваткой, чувствуя себя в окружении острой стали, как рыба в воде. Он даже улыбался, хотя улыбка была больше похожа на гримасу ненависти вперемешку с яростью. Похоже, он не боялся смерти; мало того, Алоизию показалось, что он желал ее.

Это приор понимал. Чем быть рабом, бессловесным быдлом, уж лучше умереть. Он сам не терпел над собой насилия и боролся со своими прелатами^[30], как только мог (большей частью с помощью хитрости), потому и вступил в свое время в братство Креста и Розы, проповедующее равенство между людьми и свободу.

Но, по мнению новоиспеченного приора, так мог думать и поступать только дворянин или человек возвышенный, ученого или духовного звания, а не какой-то безродный схизмат. И все же пленник было обречен. Это понимали все. Но судьба распорядилась по-иному.

– Всем стоять!

Приказ прозвучал как громовое знамение сверху.

Кнехты разом опустили оружие. Этот голос был им хорошо знаком. Даже в шуме и грохоте сражений зычный боевой клич их сеньора, рыцаря Ротгера, слышался на большие расстояния.

Рыцарь подошел к группе воинов во главе с Гуго и грозно спросил, показывая на бездыханное тело кнехта, которому даже не пытались оказать помощь – рана была смертельной:

– Кто это его так?..

Ответом ему было молчание. Все потупились. Кнехты не хотели указывать на Гуго, боясь его мести. А сам виновник происшествия тоже помалкивал, лихорадочно выстраивая в голове удобоваримую версию убийства, чтобы избежать наказания.

– Гуго, отвечай! – теряя терпение, рявкнул Ротгер, которому была непонятна столь несвойственная его головорезам скромность.

– Мой грех… – покаянно буркнул Гуго, отводя взгляд в сторону; он так и не смог найти оправдательные мотивы своего поступка.

Как ни крути, а опытный воин должен обладать хорошей реакцией и отличной выучкой, иначе в рукопашной недолго и своих покромсать.

– Не понял… Вы что, подрались!? Ну, это уже ни в какие ворота не лезет… Похоже, вы тут все обленились, ожирели, как сурки, и вообще зажрались. Я из вас семь шкур спущу! – и добавил с угрозой: – А с тобой, Гуго, разговор будет отдельный…

– Господин! – взмолился Гуго, зная, что Ротгер слов на ветер не бросает и расправа может быть короткой и жестокой, несмотря на прежние добрые отношения. – Вина моя, признаю, но выслушайте до конца, как было!

– Говори, а мы послушаем, – немного смягчился рыцарь, интуитивно подняв голову вверх – он почувствовал чей-то чужой, пристальный взгляд, но не со стороны, а сверху, что его сильно озадачило.

Только теперь он, наконец, заметил, что на крепостной стене стоит Алоизий и наблюдает за происходящим. При виде новоиспеченного приора Ротгер вдруг вспомнил устав ордена Креста и Розы, предписывающий братьям, по возможности, быть человеколюбивыми и не впадать в гнев из-за мелочей, особенно по отношению к посвященным. Его помощник не являлся членом ордена Крестовой Розы, но Ротгер был с ним не в одной битве, а значит, просто обязан относиться к нему снисходительно. Но мнение кнехтов для рыцаря тоже было не безразличным. Погиб их товарищ, и этим все сказано. Гуго рассказал о происшествии, не погрешив против истины ни на йоту, – он проследил направление взгляда Ротгера и тоже увидел приора. Теперь вранье не только не имело смысла, но и было опасным для дворянчика. Такому свидетелю, как отец Алоизий, рыцарь поверит больше, чем кому бы то ни было.

Выслушав его сбивчивую речь, Ротгер резко повернулся и подошел к пленнику. Тот стоял с безмятежным выражением на обветренном лице, но его глаза подмечали и запоминали каждую архитектурную деталь во внутреннем дворе крепости. Палку для фехтования он по-прежнему держал в руке и слегка на отлете, готовый в любой момент отразить выпад меча или копья.

– Ты кто? – грубо спросил рыцарь на немецком языке.

Пленник молчал, дерзко глядя Ротгеру прямо в глаза.

– Не понимаешь… Чы пан муви по польску?

В голосе рыцаря прозвучала ирония.

– Да, я говорю по-польски, – ответил пленник.

– Это уже лучше, – оживился рыцарь. – Иначе пришлось бы вырвать тебе язык за ненадобностью.

– На все воля Господа, – спокойно ответил пленник.

– Господь правит на небесах, а я – здесь. Так что запомни это и заруби себе на носу. Кто ты и как тебя зовут?