Доспехи Дракулы - Крючкова Ольга Евгеньевна

Домашняя челядь, разбуженная выстрелом, столпилась на первом этаже дома, у лестницы, ведущей на бельэтаж. Дворецкий, по обыкновению, был мертвецки пьян, ему хоть из пушки пали – не добудишься.

Поэтому прислуга решила отправить к барыне Анфису, чтобы выяснить, что случилось. Анфиса набралась храбрости, перекрестилась и направилась в господскую спальню. Подойдя к двери, она услышала голоса…

Женщина приоткрыла дверь, и увидела, что на полу лежал бездыханный человек, одетый в чудные одежды, над ним стоял господин жандарм, чуть поодаль – барыня, бледная, как полотно.

– Барыня… – вымолвила экономка. – Домашние проснулись… слышали выстрел…

Графиня резко обернулась. Анфиса зажмурилась от страха, готовясь выслушать гневные слова.

– Анфиса… Ты… успокой прислугу, всё в порядке. Господин Полянский подстрелил призрака… – сказала графиня, не думая ругаться.

– Да неужто?! – Анфиса всплеснула руками. – Призрака?..

– М-да… – задумчиво произнёс поручик. – Управляющего имением.

Анфиса округлила глаза.

– Дмитрия Сергеевича?.. – растерянно переспросила она.

– Его самого… – подтвердила графиня.

– Так зачем же он, окаянный, такое злодейство замыслил? – недоумевала экономка.

– Это я и хочу выяснить, – сказал поручик. – Ты, Анфиса, прикажи послать за доктором, как светать начнёт. А то ещё кровью истечёт наш призрак… А покуда принеси водки и чистые полотенца, перевяжу его. Чай, не впервой, на войне приходилось.

Берсеньев начал постепенно приходить в себя. Он пошевелился и издал протяжный стон.

– Что, голубчик, очухался? – саркастически поинтересовался поручик. – Поохотиться решил, да сам добычей стал… Подушку-то зачем в руки взял? Наталью Васильевну задушить хотел?

Берсеньев смотрел на Полянского.

– Нет… Я не хотел её убивать, я хотел пошутить… – он пытался солгать совершенно нелепым образом. – А-а-а! Нога!

– Да, пришлось подстрелить вас. Неудачная шутка, сударь. А ведь я мог и убить…

Берсеньев попытался подняться.

– Помогите мне… Я истекаю кровью… – взмолился он.

Графиня брезгливо фыркнула.

– Негодяй! Он ещё молит о помощи! Ты и Николая Яковлевича также убил!

– Я никого не убивал! – с жаром воскликнул Берсеньев и снова застонал от боли.

В комнату вошла Анфиса, она принесла чистые полотенца и графин водки. Полянский разрезал валетом окровавленную штанину управляющего, промыл рану водкой и перевязал. Затем попытался восстановить предполагаемую картину преступления:

– Итак, вы намеревались задушить графиню подушкой. А затем оставить на её шее при помощи валета рану… Такую же, как некогда вы оставили на шее Николая Яковлевича. Я так понимаю, для большей схожести с семейным приданием Шаховских. Ведь в нём говорится, что молодой любовник графини умер загадочной смертью. Врач нашёл на его шее две запёкшиеся ранки. Затем исчез и сам граф… Крестьяне же решили: полюбовника барыни вурдалак укусил… А в вурдалака сего барин и обратился.

Лицо Берсеньева покрывала смертельная бледность, но не сколько от боли, сколько от страха. Он молчал.

– Вы, конечно, можете сохранять молчание, но и содеянного: убийства графа и покушения на Наталью Васильевну вполне достаточно, чтобы отправить вас на пожизненную каторгу. По опыту могу сказать: больше двух-трёх лет вы там не протяните. Тяжёлый труд и чахотка не способствуют продолжительности жизни…

– Мне нечего сказать вам… – коротко ответил Берсеньев.

– Ну, воля ваша. Всё равно мне придётся переправить вас в Москву. А в московской жандармерии умеют развязывать языки…

Берсеньев был близок к обмороку. Неожиданно в спальню ворвалась Анфиса.

– Барыня, не извольте гневаться!

– Что ещё? – удивилась Наталья Васильевна.

– Мужики топорами вооружились. Говорят, вурдалака порешить собралися… Он, мол, графа жизни лишил и до молодой хозяйки хотел добраться…

Графиня растерялась.

– Я поговорю с ними, – предложил поручик.

Неожиданно Наталья Васильевна проявила недюжинную твёрдость характера.

– Нет-нет…Я сама. Это теперь мои крепостные, и я должна их успокоить, а если понадобится, и вразумить. Самосуд к хорошему не приведёт. Анфиса, подай мне шубу, я спущусь во двор…

– Если что, Наталья Васильевна, – я вооружён, – поручик показал ей свой пистолет.

– Да, я помню… Но не думаю, что потребуется оружие. Вряд ли крепостные желают мне зла.

Наталья Васильевна удалилась с перепуганной Анфисой. Раненый Берсеньев распластался в кресле, его трясло от страха.