Роза Версаля - Крючкова Ольга Евгеньевна

Управляющий начал медленно съезжать с кресла на пол.

Полянский не растерялся: схватил со стола графин с водой и несколькими пригоршнями воды освежил теряющего сознание господина. Тот открыл глаза.

– Итак, сударь, вы утверждаете, что доверенность вам предъявила госпожа Глызина?

– Да… То есть уже нет… По-крайней мере та дама назвалась именно так… – с трудом выговорил управляющий.

– И как, позвольте узнать, выглядела та особа? Сможете описать её? – не отставал Полянский.

– Попробую… – управляющий внимательно оглядел Анастасию: – Нет, то была совершенно другая женщина. Явно моложе, стройнее… Волосы… Э-э… Не помню, она была в шляпке… Красивая, губы полноватые, но яркие и чувственные… Глаза огромные и выразительные… Серые, кажется…

Василий схватился за голову: в описании лже-Глызиной он узнал Матильду!

* * *

Полянский углубился в размышления: «Итак, мошенница явно не Анастасия Глызина и не гувернантка: вечерние и ночные отлучки последней объясняются всего лишь возобновлением её встреч с бывшим возлюбленным. Неужели опять неуловимые «Червонные валеты» во главе с гениальной Кшесинской-фон Штейн?! Но тогда на сей раз она, похоже, превзошла саму себя! Так перевоплотиться, чтобы заморочить голову даже осторожному управляющему лучшего московского банка?! Однако где же ей удалось заполучить подпись Глызина?»

– Василий Иванович, у баронессы фон Штейн имелся образец вашей подписи?

Глызин воззрился на чиновника по следственным делам единственным целым глазом:

– Да, кажется… Мы однажды приобрели у неё с супругой картины. Матильда… Словом, баронесса распродавала тогда коллекцию покойного мужа, вот мы и оформили сделку должным образом… И ещё… – сник купец, – совсем недавно я подписал для неё чек…

– Так, так… Теперь всё понятно… Ваша зазноба баронесса фон Штейн, сударь, – организатор банды «Червонных валетов»!

– Не может быть! – воскликнул купец. – Она же так трогательно заботилась обо мне! Сама перевязала и обработала мои раны… Одолжила свой экипаж…

– Видимо, баронесса фон Штейн просто не ожидала вашего возвращения. А милосердие проявила лишь потому, дабы у вас не зародились на её счёт подозрения. И, полагаю, эта женщина наверняка уже далеко от Москвы…

Однако Глызин не сдавался:

– Не верю! Меня похитили по наущению моего брата! Едемте в Измайлово! – не желая верить в подлость любимой женщины, он цеплялся за последнюю соломинку.

– Уверяю вас, баронессы там уже нет, – терпеливо убеждал купца Полянский.

– Но я настаиваю!!! – горячился Василий Иванович.

– Хорошо, – сдался поручик. Однако тут же твёрдо добавил: – Но без вас. Если я ошибся в своих предположениях, то её сообщники при вашем появлении могут открыть стрельбу…

– Тогда не медлите!!!

* * *

…Две жандармские кареты во главе с чиновником по следственным делам Алексеем Фёдоровичем Полянским приблизились под покровом ночи к усадьбе в Измайлове. Поручик осторожно подкрался к парадной, взвёл на всякий случай курок пистолета. Прислушался. Ночной тишины ничто не нарушало.

…В то же самое время виконтесса Шарлотта де Оверн приближалась уже к западной границе России, предвкушая, как благополучная сонная Европа услышит вскоре её настоящее имя.

Эпилог

Потерю бриллианта и предательство любовницы купец второй гильдии Василий Иванович Глызин переживал долго и мучительно. Не выдержав столь сильного морального и физического потрясения, он слёг.

Супруга его, Анастасия Николаевна Глызина, проявила по отношению к мужу редкостное внимание: пригласила лучших московских врачей и наняла опытную сиделку. Однако, лелея в душе надежду, что дни Василия Ивановича сочтены, не забывала посещать время от времени Бахметьевский переулок.

Илья Иванович Глызин по-прежнему каждодневно посещал контору в Спасоналивковском переулке, наслаждаясь избавлением от диктата старшего брата. Как ни странно, но история с «бриллиантом маркизы Помпадур» принесла семейству Глызиных определённую популярность, и теперь торговые дела шли как никогда успешно.

А в один из апрельских дней, когда солнышко стало приятно пригревать, а природа начала просыпаться, на Пречистенку пришло письмо на имя Василия Глызина. Наличие нескольких штемпелей на конверте свидетельствовало, что послание отправлено издалека.

Горничная Прасковья, желая несколько взбодрить барина и доставить болезному хоть какое-то удовольствие, тотчас принесла письмо ему в спальню.