Расплата кровью - Джордж Элизабет

Было ясно, что Сент-Джеймсу не в новинку словесные подковырки его спутников, потому что он спокойно улыбнулся и сказал:

– Нам повезло, что у нас оказались его лобковые волосы. Бог свидетель, у нас больше ничего не было, кроме нечетких отпечатков зубов на трупе.

Лонана так и подмывало обсудить все поразительные подробности этого головоломного расследования с человеком, который четыре года назад выложил их перед ошеломленными присяжными заседателями. Однако, настроившись на беседу с обладателем потрясающей интуиции, он вспомнил об инспекторе Макаскине, который ждал их сейчас в полицейском участке и наверняка уже метался взад и вперед по кабинету.

Слова «Фургончик вон там» заменили его блистательное замечание об искажении следов зубов на фрагменте тела, который сохраняли в формальдегиде. Он мотнул головой в сторону полицейской машины, и, когда прибывшие обратили на нее свое внимание, на его лице мелькнуло виноватое выражение. Он не думал, что их будет трое. И не думал, что они привезут с собой самого Сент-Джеймса. Иначе настоял бы на каком-нибудь более подходящем автомобиле, вроде новенького «вольво» инспектора Макаскина, в котором были нормальные сиденья – и спереди, и сзади – и исправный обогреватель. В машине же, к которой он их вел, было всего два передних сиденья – из обоих выпирала набивка и пружины – и единственное откидное, зажатое сзади двумя комплектами оборудования для осмотра места преступления, тремя мотками веревки, несколькими сложенными кусками брезента, лестницей, ящиком с инструментами и грудой промасленных тряпок. Неловкая ситуация. Но если троица из Лондона и была недовольна, комментариев никаких не последовало. Они молча разместились, естественно, усадив Сент-Джеймса впереди, а двое устроились сзади, причем, по настоянию сержанта Хейверс, Линли занял сиденье.

– А то еще испачкаете свое красивое пальто, – сказала она, прежде чем плюхнуться на брезент и размотать добрых тридцать дюймов шарфа.

Лонан наконец смог получше рассмотреть сержанта Хейверс. Далеко не красотка, заключил он, глядя на ее вздернутый нос, густые брови и круглые щеки. Уж конечно она попала в столь избранную компанию не из-за своей внешности. Наверное, у нее какие-нибудь потрясающие криминологические способности. Лонан всерьез решил понаблюдать за каждым ее шагом.

– Спасибо, Хейверс, – мирно отозвался Линли. – Видит бог, одно масляное пятно может запросто выбить меня из колеи.

Хейверс фыркнула.

– Тогда давайте припорошим его пеплом.

Линли достал золотой портсигар, который подал ей, а затем протянул серебряную зажигалку. У Лонана упало сердце. Курящие, подумал он, и заранее смирился с разъедающим глаза дымом и аллергическим насморком. Однако Хейверс не закурила, потому что слышавший их разговор Сент-Джеймс открыл свое окно, отчего резкий порыв ледяного ветра ударил ей прямо в лицо.

– Хватит. Я поняла, – проворчала Хейверс и, нахальным образом вытащив сразу шесть сигарет, вернула портсигар Линли. – Сент-Джеймс всегда такой неженка?

– С рождения, – ответил Линли.

Лонан с трудом завел фургон, и они направились в Департамент уголовного розыска в Обане.

Инспектора-детектива Иена Макаскина из Департамента уголовного розыска Стрэтклайда передвигало по жизни единственное горючее: гордость. Она принимала разные формы, в сущности, совершенно между собой не связанные. Самой весомой была гордость за семью. Ему нравилось, что люди знают – ему удалось добиться благополучия несмотря ни на что. В двадцать лет он женился на семнадцатилетней девушке, прожил с ней двадцать семь лет, вырастил двоих сыновей, дал им университетское образование и ревностно следил за их карьерами: один был ветеринаром, другой – морским биологом. Еще он гордился своей отменной физической формой. При росте пять футов девять дюймов он весил не больше, чем в двадцать один год, когда еще был констеблем. Его тело было здоровым и подтянутым благодаря ежевечерней гребле по проливу Керрера летом и таким же планомерным занятиям зимой на тренажере, установленном у него в гостиной. И хотя вот уже десять лет волосы у него были совершенно седые, они по-прежнему оставались густыми и сверкали, как серебро, под лампами дневного света полицейского участка. И этот полицейский участок был еще одним предметом его гордости. На протяжении своей службы он ни разу не закрыл дело за неимением улик и всячески старался, чтобы любой из его людей мог сказать то же самое и о себе. Его розыскная группа работала очень слаженно – полицейские вынюхивали каждую деталь, как гончие в погоне за лисой. Он следил за тем, чтобы они не расслаблялись. Все это помогало ему быть поистине вездесущим в своей конторе. Типичный неврастеник, он грыз ногти до мяса и поэтому сосал освежающие мятные лепешки, или жевал резинку, или поглощал картофельные чипсы – целыми пакетами, пытаясь отучить себя от этой единственной дурной привычки.