Загадка Эндхауза - Кристи Агата

— Между прочим, вы как-то говорили, что написали завещание. Где же оно?

— Да где-нибудь валяется.

— В Эндхаузе?

— Ну да.

— Вы положили его в сейф? Заперли в письменном столе?

— Не помню. Где-то лежит. — Она нахмурилась. — Я ведь ужасная неряха. Большая часть бумаг и всякие документы лежат в библиотеке в письменном столе. В том же столе почти все счета. И там же, наверное, завещание. А может, у меня в спальне.

— Вы мне даете разрешение на обыск?

— Пожалуйста, можете осматривать все что угодно.

— Спасибо, мадемуазель. Не премину воспользоваться.

Пока мы не вышли из больницы, Пуаро не сказал ни слова. Но как только за нами закрылась дверь, он схватил меня за руку и воскликнул:

— Видите, Гастингс? Видите? О! Черт побери! Я не ошибся. Я был прав. Я все время чувствовал, что чего-то не хватает, что из мозаики вывалился какой-то кусочек. А без него потеряла смысл и картина. Я никак не мог разделить его ликования. На мой взгляд, мы не сделали никаких сногсшибательных открытий.

— До самой последней минуты я не мог сообразить, в чем дело, — продолжал Пуаро. — Впрочем, чему тут удивляться. Одно дело знать, что здесь упущено какое-то звено, другое выяснить, что это за звено. Ах! Это гораздо труднее!

— Вы хотите сказать, что это имеет прямое отношение к преступлению?

— Ну да! Неужели вы сами не видите?

— Говоря откровенно, нет.

— Возможно ли? Но мы ведь выяснили то, чего так долго не могли доискаться, — мотив! Тот самый неведомый мотив, который мы никак не могли нащупать.

— Может, я просто туп, но я все-таки не могу взять в толк, на что вы намекаете. Вы имеете в виду ревность?..

— Ревность? Нет, дорогой мой. Самую заурядную и, можно сказать, обязательную причину всех преступлений. Деньги, мой друг, деньги.

Я вытаращил на него глаза.

Он продолжал, но уже более спокойно.

— Послушайте же, мой друг! Сэр Мэтью Сетон умер чуть больше недели назад. А он был миллионером, одним из богатейших людей в Англии.

— Да, но ведь…

— Погодите. За нами никто не гонится. У него был племянник, которого он обожал и которому оставил все свое огромное состояние. В этом мы можем не сомневаться.

— Еще бы, что-то отойдет другим наследникам, что-то достанется птицам, но основной капитал все равно получил бы Майкл Сетон. В прошлый вторник газеты сообщали, что Майкл Сетон исчез, а со среды начинаются покушения на мадемуазель. Нельзя ли в таком случае предположить, что перед вылетом Майкл Сетон написал завещание и оставил все своей невесте?

— Но это же не больше чем догадка.

— Догадка, не спорю. Но она обязательно должна подтвердиться. Иначе все лишается смысла. На карту поставлено огромное состояние, а не какие-то жалкие гроши.

Я задумался. Выводы Пуаро казались мне слишком скоропалительными, но в глубине души я не мог с ним не согласиться. Он обладал каким-то сверхъестественным чутьем. Но все же я считал, что многое еще нужно проверить.

— А что, если о помолвке никто не знал? — возразил я.

— Ба! Кто-нибудь да знал. В таких случаях всегда кто-то знает. А если не знает, так догадывается. Сама мадемуазель признает, что у мадам Раис появились какие-то подозрения Возможно, у нее нашлись и средства узнать все наверняка.

— Каким образом?

— Ну, во-первых, Майкл Сетон, очевидно, переписывался с мадемуазель. Они ведь были помолвлены А наша молодая леди, мягко говоря, небрежна. Она бросает вещи где попало. И очевидно, ни разу в жизни не пользовалась ключом. Так что удостовериться было вполне возможно.

— В таком случае Фредерика Раис могла узнать и о завещании самой мисс Бакли.

— Безусловно. Видите, дорогой Гастингс, как сузился круг? Вы помните мой список от «А» до «К»? Сейчас в нем только двое. Слуги отпали сами собой, капитан Челленджер — тоже, даже невзирая на то, что ему потребовалось целых полтора часа, чтобы проехать в машине тридцать миль от Плимута до Сент Лу. Я исключаю даже долгоносого мосье Лазаруса, предложившего пятьдесят фунтов за картину, которая от силы стоит двадцать, хотя, между прочим, если поразмыслить, то это странно и совсем не в его духе. Я также вычеркиваю этих слишком приветливых австралийцев. И в моем списке остаются двое.

— Номер первый — Фредерика Раис, — медленно проговорил я. Передо мной возникли ее золотые волосы, тонкое бледное лицо. — Да. Несомненно. Как бы небрежно ни составила мадемуазель свое завещание, там ясно сказано, что основная наследница мадам Раис. Ей досталось бы все, кроме Эндхауза. Так что если бы вчера вечером застрелили не мадемуазель Мегги, а мадемуазель Ник, мадам Раис была бы сегодня богатой женщиной.

— Невозможно поверить!

— Вы не верите, что красивая женщина может оказаться убийцей? Вот предрассудок, из-за которого так часты недоразумения с присяжными. Но я не стану спорить. Подозрение падает не только на нее.

— На кого же еще?

— На Чарлза Вайза.

— Но ведь ему завещан только дом.

— Он может этого не знать. Разве он составлял для мадемуазель завещание? Едва ли. Оно тогда бы у него и хранилось, а не «валялось где-то там», как выразилась мадемуазель. Как видите, вполне возможно, что Вайз ничего не знает о завещании. Он может думать, что завещания вообще не существует, и считать себя в таком случае наследником мадемуазель как самый близкий родственник.

— А знаете, — заметил я. — Мне кажется, это куда правдоподобнее.

— У вас романтический склад ума, Гастингс. В романах то и дело попадаются злодеи стряпчие. А если у стряпчего к тому же еще бесстрастное лицо, значит, он почти наверняка злодей. Должен признаться, что в некоторых отношениях Вайз более подходящая фигура, чем мадам. Он скорее мог узнать о револьвере и воспользоваться им.

— И сбросить с обрыва валун.

— Возможно. Хотя я уже говорил, что многое зависело от того, как лежал камень. Уже тот факт, что он упал на минуту раньше и не задел мадемуазель, наталкивает на мысль, что здесь действовала женщина. Испортить тормоза, казалось бы, скорее пришло в голову мужчине — хотя в наше время многие женщины разбираются в механизмах не хуже мужчин. Зато, с другой стороны, есть некоторые обстоятельства, которые заставляют меня усомниться в виновности мосье Вайза.

— Какие же?

— Ему было труднее, чем мадам, узнать о помолвке мадемуазель Ник. Есть и еще одно немаловажное обстоятельство; преступник вел себя довольно безрассудно.

— Что вы имеете в виду?

— До вчерашнего вечера никто не мог быть уверен в гибели Майкла Сетона. А действовать наудачу, ничего не зная наверняка, совершенно несвойственно таким законникам, как Вайз.

— Вы правы, — согласился я. — Так сделала бы женщина.

— Вот именно. Чего хочет женщина, того хочет Бог. Так они все считают.

— Просто поразительно, как уцелела Ник. Можно сказать, чудом.

Тут я вдруг вспомнил странную интонацию, с которой Фредерика сказала: «Ник заколдована».

Мне сделалось не по себе.

— Да, — задумчиво отозвался Пуаро. — Чудо, к которому я не причастен. А это унизительно.

— Воля провидения, — тихо ответил я.

— Ах, мой друг, зачем же взваливать на плечи Господа Бога бремя человеческих грехов? Вот вы сейчас прочувственно и набожно сказали: воля провидения, и вам даже в голову не пришло, что тем самым вы обвинили Господа Бога в убийстве мисс Мегги Бакли.

— Бог с вами, Пуаро!

— Именно так, мой друг. Но я-то не намерен сидеть сложа руки и повторять: Господь Бог сам распоряжается, а я не стану вмешиваться. Нет! Я убежден, что Господь создал Эркюля Пуаро именно для того, чтобы он вмешивался. Таково мое ремесло.

Мы шли берегом, медленно поднимаясь по извилистой дорожке, и, наконец, открыв калитку, очутились во владениях мисс Бакли.

— Уф-ф! — перевел дух Пуаро. — До чего же крутой подъем! Мне жарко. У меня даже усы обвисли. Так вот, как я вам только что сказал, я защищаю интересы безвинных. Мадемуазель Ник, которую хотели убить. Мадемуазель Мегги, которую убили.

— Против Фредерики Раис и Чарлза Вайза?

— Нет, что вы, Гастингс. Никакой предвзятости. Я лишь сказал, что в данную минуту на одного из них падает подозрение. Вот и все.

Мы подошли к газону около дома и увидели мужчину, работавшего на косилке. У него было длинное тупое лицо и тусклые глаза. Тут же стоял мальчуган лет десяти с уродливой, но смышленой физиономией.

Я удивился, как это мы не слышали шума работающей косилки, однако предположил, что садовник, который показался мне не слишком усердным, должно быть, отдыхал от трудов и кинулся работать, только заслышав наши голоса.

— Доброе утро, — сказал Пуаро.

— Доброе утро, сэр.

— Как я догадываюсь, вы садовник. Муж той мадам, что служит в доме.

— Это мой папа, — сообщил мальчуган.

— Все верно, сэр, — ответил человек. — А вы, стало быть, заграничный джентльмен, который на самом деле сыщик. Слышно что-нибудь о молодой хозяйке, сэр?