Убийство на поле для гольфа - Кристи Агата

– Жорж Конно, – ответил я неуверенно, с опаской глядя на Пуаро.

– Совершенно верно. Помните, Жиро изрек как-то, что женщина наверняка солжет в трех случаях: во имя своего спасения, во имя спасения возлюбленного и во имя спасения ребенка. Мы согласились, что именно Жорж Конно навязал мадам Рено эту выдумку про иностранцев, однако Жорж Конно – это не Жак Рено, откуда следует, что третий случай исключается, первый – тоже, ибо мы приписываем преступление Жоржу Конно. Итак, мы вынуждены обратиться ко второму случаю – мадам Рено лгала ради спасения человека, которого она любила, иными словами, ради спасения Жоржа Конно. Вы согласны с этим?

– Да, – признался я. – Рассуждения весьма логичны.

– Bien! Мадам Рено любит Жоржа Конно. Кто же в таком случае Жорж Конно?

– Бродяга.

– Располагаем ли мы свидетельством того, что мадам Рено любила бродягу?

– Нет, но…

– Отлично. Не цепляйтесь за версии, которые не подтверждаются фактами. Лучше задайтесь вопросом, кого на самом деле любила мадам Рено?

Я в полном замешательстве пожал плечами.

– Mais oui[74], вам же отлично это известно. Кого любила мадам Рено столь преданно, что упала без чувств, увидев его тело?

Я ошарашенно уставился на Пуаро.

– Своего мужа? – У меня челюсть отвисла от изумления.

Пуаро кивнул.

– Своего мужа или… Жоржа Конно, называйте его как хотите.

Я постарался взять себя в руки.

– Это невозможно.

– Отчего же? Ведь вы только что согласились, что мадам Добрэй имела основание шантажировать Жоржа Конно?

– Да, но…

– И разве она не шантажировала мосье Рено, причем весьма успешно?

– Да, вероятно, так и было, но…

– Не забудьте, что мы ничего не знаем о мосье Рено, о его прошлом, о его юности. Ничего, кроме того, что двадцать два года назад вдруг появился некий француз канадского происхождения.

– Да. Все это так, – сказал я несколько более уверенно, – однако, сдается мне, вы упустили из виду одно вопиющее обстоятельство.

– Какое же, мой друг?

– Ну как же, мы сошлись на том, что это преступление задумал Жорж Конно. Стало быть, мы приходим к абсурдному выводу, что он задумал свое собственное убийство!

– Eh bien, mon ami, – безмятежно отозвался Пуаро. – Именно это он и сделал!

Неторопливо и размеренно начал Пуаро свое повествование:

– Вас удивляет, мой друг, что человеку пришлось задумать свое собственное убийство? Удивляет настолько, что вы готовы отвергнуть факт, сочтя его досужим вымыслом. А сами придумываете абсолютно неправдоподобную историю, столь далекую от реальной жизни, что ей место только в синематографе. Да, мосье Рено планировал собственную смерть, однако от вашего внимания, видимо, ускользнула одна немаловажная деталь – он вовсе не собирался умирать.

Я недоуменно покачал головой.

– Не удивляйтесь, на самом деле это проще простого, – улыбнулся Пуаро. – Для преступления, задуманного мосье Рено, убийца не нужен, а вот покойник, как я уже говорил, просто необходим. Давайте восстановим всю цепь событий на этот раз под другим углом зрения.

Жорж Конно бежит от правосудия в Канаду. Здесь он женится, под вымышленным именем, разумеется, а потом наживает в Южной Америке огромное состояние. Однако ностальгия не оставляет его. Минуло двадцать лет, он неузнаваемо изменился. Кроме того, он стал столь богат и респектабелен, что никому и в голову не пришло бы заподозрить в нем преступника, некогда бежавшего от правосудия. Конно решает вернуться в Европу, полагая, что ему уже ничто не угрожает. Он обосновывается в Англии, но лето решает провести во Франции. И тут невезение, а быть может, карающая десница слепой судьбы, порою настигающая грешника и воздающая ему за содеянное зло, приводит его в Мерлинвиль, где он встречает женщину, вероятно единственную во всей Франции, которая не может не узнать его. Разумеется, для мадам Добрэй он – золотоносная жила, и она не замедлила воспользоваться преимуществами своего положения. Мосье Рено беспомощен, он попадает в полную от нее зависимость. А она тянет и тянет из него деньги.

Потом случается то, что должно было случиться. Жак Рено, который чуть ли не каждый день видится с прелестной мадемуазель Мартой Добрэй, влюбляется в нее и хочет на ней жениться. Намерения сына приводят мосье Рено в ярость. Он готов любой ценой воспрепятствовать этому браку. Жаку ничего не известно о прошлом его отца, но мадам Рено знает все. Это женщина с чрезвычайно сильным характером, страстно преданная своему мужу. Рено советуется с ней. Он видит только один выход – исчезнуть. Необходимо уверить всех, что он умер, бежать в другую страну и начать новую жизнь под другим именем. Мадам Рено, разыграв роль безутешной вдовы, спустя некоторое время вновь соединится с ним. Важно только, чтобы состояние осталось в ее руках, и мосье Рено изменяет завещание. Как они вначале собирались раздобыть покойника, не знаю – достать, например, у студентов скелет и придать ему вид сожженного трупа или придумать еще что-нибудь в этом роде, – но прежде, чем их план окончательно созрел, подвернулся случай, сыгравший им на руку. К ним в сад забрел какой-то грязный оборванец, наглый и бранчливый. Мосье Рено хотел вытолкать его вон, между ними завязалась борьба, и вдруг бродяга упал, сраженный припадком эпилепсии, и тут же скончался. Рено позвал жену, и они вдвоем затащили покойника в сарай, который, как мы знаем, находится неподалеку. Супруги понимают, что судьба подарила им редкую удачу. Бродяга, правда, совсем не похож на Рено, однако внешность у него типичного француза и возраст тоже вполне подходящий. Этого достаточно.

Я будто вижу, как они сидят на скамейке у сарая, где их не могут услышать из дома, и обсуждают ситуацию. Тут же созрел план. Опознать тело должна только мадам Рено. Жака и шофера, который вот уже два года служил у них, нужно срочно куда-нибудь отослать. Служанки-француженки едва ли рискнут приблизиться к телу. Тем не менее Рено намеревался принять меры к тому, чтобы ввести в заблуждение тех, кто не будет особенно приглядываться к деталям. Мастерсу дали отпуск, а Жаку отправили телеграмму, причем специально упомянули Буэнос-Айрес, чтобы придать большую достоверность версии, сочиненной Рено. Видимо услышав от кого-то краем уха обо мне как о престарелом сыщике, не хватающем звезд с неба, Рено просит меня о помощи, понимая, что, когда я прибуду и предъявлю полученное мною письмо, это произведет на следователя сильное впечатление. Кстати, так и случилось.

Супруги одевают покойника в костюм мосье Рено, а рваную куртку и брюки, не решаясь нести в дом, прячут в сарае за дверью. Затем для подтверждения версии мадам Рено они вонзают в грудь бродяги кинжал из авиационной стали. Поздним вечером Рено должен был связать жену и заткнуть ей рот, потом вырыть могилу именно в том месте, где будет – как это у вас называется? – «препятствие». Очень важно, чтобы тело нашли – у мадам Добрэй не должно возникнуть никаких подозрений. С другой стороны, если покойник, пусть недолго, пролежит в земле, опасность того, что в нем опознают бродягу, значительно уменьшится. Зарыв могилу, Рено переоденется в лохмотья, заковыляет к станции и, никем не замеченный, уедет поездом в двенадцать десять. Так как следствие будет введено в заблуждение по поводу времени, когда совершилось преступление, на мосье Рено не падет никаких подозрений.

Понимаете теперь, как некстати появилась девушка, которую зовут Белла. Малейшая задержка могла оказаться роковой. Однако мосье Рено удалось быстро спровадить ее. Теперь за дело! Он оставляет парадную дверь приоткрытой, чтобы думали, что убийцы ушли через дверь. Потом связывает жену и затыкает ей рот. На этот раз он постарался не повторить ошибку, которую совершил двадцать два года назад: тогда он слишком слабо затянул веревки и навлек тем самым подозрение на свою сообщницу. Однако версия, которую он сочинил в тот раз и которую так хорошо затвердила с его слов мадам Рено, по существу, не претерпела никаких изменений, что лишний раз доказывает, сколь стоек стереотип мышления. Ночь стоит прохладная, и он прямо на нижнее белье накидывает плащ, который собирается бросить в могилу вместе с покойником. Он вылезает в окно, тщательно разравнивает землю на клумбе – кстати, это одна из главных улик против него. Затем идет на пустынное поле для гольфа и принимается рыть могилу… И тут…

– Что?!

– И тут, – хмуро сказал Пуаро, – его настигает возмездие, которого ему так долго удавалось избегать. Таинственная рука наносит ему удар в спину… Теперь вы поняли, Гастингс, почему я все время говорю о двух преступлениях. Первое преступление, которое мосье Рено, в своей самоуверенности недооценив меня, рискнул предложить мне расследовать, можно считать, раскрыто. Однако за ним кроется еще одно, более загадочное преступление. И распутать его будет чрезвычайно трудно, ибо преступник – в сообразительности ему не откажешь! – ухитрился воспользоваться тем, что было уже подготовлено самим мосье Рено. Вот в этом втором, невероятно запутанном, я бы сказал головоломном, деле еще предстоит разобраться.