Месть - Камински Стюарт М.

Эймс вернулся с веником и совком и принялся за работу. Я продолжал наблюдать за его действиями. Если верить его рассказу, некогда он владел тремя миллионами. Теперь он убирал со столов в баре, прибирал мою комнату и говорил, что доволен жизнью. Я ему верил.

― Эймс, мне нужно найти Берил Три.

― Разве она не у Фло?

― Она сбежала. Муж выследил ее.

Я показал на бумаги, объясняя как.

― Надо найти ее, ― сказал он, продолжая подметать. ― Она мне понравилась.

― Тогда отправляемся искать ее и ее дочь.

― Адель, ― сказал он.

― Адель, ― повторил я.

― Хорошее имя. А ты способен куда-то ехать? Вид у тебя неважнецкий.

― Дуайт подпортил.

Я встал, потирая живот.

― Скотина.

― Именно. Но мне нужно как можно быстрее прийти в себя. Вечером у меня свидание.

Эймс перестал подметать и посмотрел на меня.

― С женщиной?

― С женщиной, ― ответил я, засовывая конверт с номером машины Мелани Себастьян в карман рубашки.

― И ты уверен, что выдюжишь? ― спросил он.

― Нет, ― сказал я. ― Но постараюсь.

Я посмотрел на него, а он на меня и потом на табличку с именем моей жены.

― Постараться стоит, ― сказал он. ― Знаешь, для чего нужно стараться?

― Для чего?

― Чтобы жить.

7

Берил Три могла остановиться в любом из шести десятков мотелей Сарасоты, не говоря уж о Брейдентоне. Поиски ее в мотелях заняли бы слишком много времени. Лучшим способом найти Берил было найти Дуайта, или Адель, или их обоих.

Я позвонил Карлу Себастьяну и сказал, что у меня есть новости.

― Правда? ― загорелся он. ― Где она?

― Мне нужно приехать и поговорить с вами.

― Конечно, конечно... Но сегодня у меня деловой обед... Сейчас около четырех. Вы можете быть в баре на Марина Джек через полчаса?

― Через полчаса, ― согласился я.

Я не очень хорошо понимал, как должен одеться для встречи с Салли Поровски, но, принимая во внимание свои планы, надел чистые синие брюки, голубую рубашку и красный шелковый галстук и отправился на Марина Джек.

Уже через пять минут я припарковал машину между синим «Мерседесом» и переваривающим обед пеликаном и пошел в сторону пирса. По обе стороны пирса на волнах пролива плясали прогулочные катера. Галдели чайки. На пирсе и пустых лодках сидело несколько пеликанов, неподвижно глядя на воду. Один их сородич, кружившийся над водой, высмотрел что-то и неуклюже нырнул прямо под катер с названием «Мертвые души». Кто-то, наверное Дэйв, рассказывал мне, что пеликаны ныряют с открытыми глазами, а так как глаза у птиц не защищены, то они под старость слепнут.

На круглой площадке перед рестораном швейцары руководили парковкой прибывающих машин. Я поднялся по ступенькам, обогнав супружескую пару с девочкой-подростком. Девочка шла со скучающим видом, показывая, что ей не интересны ни ее родители, ни то, что ее ожидает. Походка ее демонстрировала родителям, что она не собирается привнести оживление в семейный обед. Я прошел мимо них, когда отец семейства проверял, ждет ли их заказанный столик. Выражение лица девочки соответствовало ее походке. Она была примерно ровесницей Адели Три. Я подумал о том, где могла сейчас находиться Адель и с кем она могла обедать.

Интересно, как реагировала бы эта пара, если бы завтра их дочь пропала из дома? Страх, тревога, невозможность до конца поверить, что ребенок исчез. И чувство вины, в любом случае чувство вины. Психоаналитики с тысячей мандолин могут петь вам, что вы ни в чем не виноваты, но вы будете знать, что виноваты. Вы всегда будете думать, что могли что-то сделать, что-то сказать иначе.

Карл Себастьян мог храбриться сколько угодно, но химера, именуемая чувством вины, цепко сидела у него на плече и смеялась, закинув голову и показывая острые зубы. Маленький чертик вины прятался в сумочке Берил Три, время от времени высовываясь и нашептывая о том, что могло быть и не было сделано. Я знал и этого черта, и эту химеру. Не очень близко, но мы были знакомы.

В зале ресторана было шумно. Справа от входа находился бар, за ним ― обеденный зал, а дальше открывался вид на бухту и набережную Лидо.

Карл Себастьян сидел за столиком бара. Он сидел один, со стаканом в руке, глядя на меня. Я сел рядом с ним.

― Что у вас есть? ― спросил он.

Я чуть не ответил: «Чувство юмора» или «Желание, чтобы со мной разговаривали цивилизованно», но сдержался.

Его белый пиджак, черная рубашка с белым галстуком и белые брюки с идеально отглаженными стрелками были безупречны. Из кармана даже выглядывал черный носовой платок.