Дата собственной смерти - Литвиновы Анна и Сергей

«Даже думать об этом нельзя», – одернула она себя.

Но мысли так растревожились, что Рита все-таки закурила вторую сигарету…

– Мамми! – донесся от крыльца возмущенный писк.

Рита поспешно загасила «кентину» (надо не забыть потом убрать «бычки») и пулей кинулась прочь из оранжереи.

Лизочка в одной ночной рубашонке стояла на пороге, ее губы дрожали. Впрочем, едва увидела маму, тут же заулыбалась, хотя и сказала обиженно:

– Мамочка! Я уже проснулась, а ты где-то ходишь!

– Доброе утро, солнышко! – улыбнулась Рита в ответ. – Я ходила в оранжерею, смотрела, расцвела ли чайная роза.

Дочка повела носиком, строго произнесла:

– А почему тогда от тебя пахнет сигаретами?

– Тс-с! – Рита сделала вид, что испугалась.

– Ну, что ты, мумулечка, – дочка великодушно обняла ее за талию. – Не бойся. Я тебя никогда не выдам. Это наш с тобой… сикрит, – Лизочка сбилась на английский.

– Секрет, – машинально поправила Рита.

– Мистери. Тайна! – Подвела итог дочка. – Мы даже Тиму не скажем, райт?

– Правильно, – согласилась Рита. – Тим пока маленький, зачем ему знать?

– А я большая, большая! – запрыгала дочка. – И очень скоро я вырасту совсем и тоже буду курить!

«М-да. Что-то даже детей воспитывать – у меня и то не получается», – покаянно подумала Рита и спешно перевела разговор:

– А чего ты вскочила в такую рань?

– По нужде, – важно ответила дочь.

– По нужде? – не поняла Рита. Откуда, интересно, это словечко? Она ведь учит детей только правильному русскому, тщательно следит, чтобы в языке никаких просторечий не проскакивало.

– Ну, я не хотела просыпаться, а меня ВЫНУДИЛИ, – пояснила дочка. – В большой гостиной долго звонил телефон. Звонил так громко, что Питти мяукал. – Дочка вздохнула и жалобно закончила: – Питти вообще очень нервный, мама! Можно, я дам ему успокоительного, ну, того, что папа пьет?

Нет, все-таки, как она ни старается, ее дети – в первую очередь не русские, а англичане. Европейцы – которые готовы глотать успокоительное по любому поводу. И кормить им кота. Валерьянкой бы лучше котов кормили.

– Питти справится сам, – твердо сказала Рита. – А кто звонил?

– Вот смотри, мамочка! – укоризненно сказала дочка. – Ты же сама знаешь: телефон звонит семь звоночков, а потом включается автоответчик. Первые два – я еще спала. Потом еще три – это я ждала, что ты сама ответишь. А потом еще два гудка бежала. – Лиза вздохнула. – Но разве от моей комнаты до гостиной так быстро добежишь?

– А что Тим? – поинтересовалась Рита.

– А Тим спит так, что не разбудишь даже тушкой, – фыркнула дочь.

– Может быть, пушкой? – улыбаясь, поправила Рита.

– Какая, мамуль, разница! – отмахнулась дочь. – Так вот. До телефона я не добежала, и включился автоответчик. Я слушала. Говорил какой-то дядя. По-русски, но так быстро, что я совсем ничего не поняла… Кто это, мамочка?

– Может быть, твой дедушка из России? Или дядя Денис? – предположила Рита.

– Ну что ты, мама! – возмутилась дочь. – Они совсем не так говорят, я бы их сразу узнала.

Рита встревожилась:

– Тогда не знаю, Лизочка. Пойдем послушаем.

– А может быть, ты в лотерею выиграла? – вдруг предположила дочь.

– В лотерею? – удивилась Рита. – А при чем здесь телефон?

– А ты не помнишь, по телеку показывали? Тетеньке позвонили, что она миллион фунтов выиграла, и она в обморок упала!

– Но ты же сама сказала, что этот человек говорил по-русски. – Рита начала раздражаться.

Дети – они, конечно, очень милые, но такие нелогичные…

– А вдруг это русская лотерея? – парировала дочка и вкрадчиво заглянула ей в глаза: – И я подумала, что если ты и правда выиграла, то, значит, купишь мне Барби-невесту!

– Я тебе и так ее куплю, – опрометчиво пообещала Рита.

– Ур-ра! – просияла дочка.

Пулей бросилась в дом, с грохотом пронеслась по комнатам, визжала, звала любимого котенка:

– Ур-ра, Питти, ур-ра! Нам с тобой купят Барби!!!

Рита рассеянно улыбнулась, подошла к телефону и нажала на кнопку «new messages[7]»:

«Здравствуйте, Маргарита Борисовна! Это говорит Михаил Инков, заместитель вашего отца. У меня для вас тяжелое известие…»

Тишина. Шелест международного эфира. Вздох на другом конце провода. Рита вся напряглась. Примчалась Лизочка, на руках – котенок, остановилась рядом.

«Так вот, – откашлялся Инков, – ваш отец, Борис Андреевич Конышев, вчера вечером трагически погиб».

Рита ахнула, прижала руки к груди. Дочка смотрела на нее исподлобья, испуганно.

«Извещаю вас, – продолжал в автоответчике противный голос отцовского зама, – что похороны состоятся двадцать третьего июля в десять утра, и еще раз приношу вам свои соболезнования…»

Денис проснулся за пять минут до будильника. За тяжелыми портьерами пряталось яркое летнее утро, из кухни призывно струился кофейный запах. Майя выпростала из-под простынки стройные ножки и сладко посапывала. Денис равнодушно скользнул взглядом по ее розовым пяточкам и тугим бедрам. Когда-то, очень давно, нежная кожа и точеная фигурка жены помогали ему проснуться: стоило только посмотреть, и настроение сразу скакало вверх (и не только настроение). Но сейчас он не чувствовал ничего. Тело и тело. Ладное, свежее. Почти чужое… В мозгу гуляла единственная мысль – выкурить первую сигарету немедленно или все же дотерпеть до первой чашки кофе?

«Нет. Дотерплю», – решил он. Отвернулся от пачки «Парламента» – она призывно подмигивала с тумбочки – и выбрался из постели. Майя что-то пробормотала во сне и, не открывая глаз, зашарила по кровати – искала сбившуюся простыню. Раньше Денису нравилось укутывать милую женушку. Он нежно оборачивал ее покрывалом, подтыкал его под спинку и растроганно слушал, как Майя сонным голоском шепчет: «Спасибо, Динечка!»

Но сейчас от нежностей воротило. Не укрывать ее хотелось, а наоборот – растолкать и грубо сказать: «Хорош дрыхнуть!»

Впрочем, Денис сдержался. Глупышка Майя все равно ничего не поймет – только обиженно захлопает ореховыми глазками: «Почему ты так? Я тебя чем-то обидела?» Не объяснять же ей!.. Да и что можно тут объяснить? Так что пусть лучше спит.

Он небрежно набросил на супругу простыню, накинул халат и вышел из спальни.

Из коридорного полумрака тут же выступила горничная:

– Доброе утро, Денис Борисович. Кофе сварился две минуты назад.

И снова Денис поймал себя на мысли: еще недавно ему очень нравилась эта девчонка – мила, услужлива, добросовестна. И кофе в ее исполнении бодрил не хуже, чем бренди. Но сейчас вдруг захотелось: не здороваться с ней, а прошипеть: «Исчезни!»

Но он снова удержался.

– Доброе утро, Маруся. Я налью кофе сам, спасибо, можешь идти.

Маруся расстроилась: она любила, когда хозяин веселый, просит ее прислужить за завтраком, говорит комплименты, насмешничает. Сейчас она сразу погрустнела, хотя виду и не подала – но за то Денис ее и держал: понятлива.

– Хорошо, Денис Борисович, я ухожу. Кофе в кофейнике, завтрак на столе, сок сегодня грейпфрутовый.

Грейпфрут. Тоска, оскомина-кислятина. Как и вся его нынешняя жизнь. Впрочем, Маруся не виновата. Он сам однажды сказал ей, что в грейпфруте прячутся какие-то полезные микроэлементы – вот девочка теперь и старается. А где он, кстати, услышал про эти микроэлементы? От жены, от секретарши, случайно прочел в Интернете? Денис не помнил…

Память в последнее время вообще повиновалась плохо и вытворяла странные штуки. Не по заказу работала, а по собственному усмотрению. Вдруг, например, вспоминались давно забытые кусочки из детства, всплывали никому не нужные формулы из школьного курса химии – зато его гордость, сто телефонных номеров на память, уже несколько раз давала сбой…

«Надо, наверно, ноотропил попить, – подумал Денис. – Как учит Петька: «колеса решают любую проблему».

Петькой Денис называл мужа сестры, Пита Хейвуда. Тот вечно глотал какие-то таблетки: то соображаловку улучшал, то настроение, как он говорил, «позитивировал». Впрочем, на взгляд Дениса, сколько Пита не лечи, а более вредную тварь все равно не найдешь, и чего только сестричка в нем нашла?!

«Надо бы написать Ритке. Или позвонить. Может, прямо сейчас? – думал Денис, равнодушно глотая завтрак. – А то на работе будет не до того…»

Он уже потянулся к телефону – и отдернул руку. Сестренка – натура чуткая. Сразу уловит, что он не в духе, и своим сочувственным щебетаньем быстро доведет его до мигрени.

Впрочем, мигрень начиналась и без того. И чем ближе становилось время, когда подъедет шофер, тем сильнее болела голова.

«Как после первого курса, на практике, когда я со своим тогдашним шефом поругался, – отстраненно вспомнил Денис. – Надо мной еще однокурсники потешались: что я плелся к офису медленней черепахи, лишь бы на работу прийти попозже…»