Горе невинным - Кристи Агата

Минуту-другую Калгари размышлял.

– Вы только что сообщили, будто Тина пришла в себя на несколько минут. Не смогла ли она сказать, кто же ударил ее ножом?

– Она произнесла несколько бессвязных слов, – задумчиво проговорил Хьюш. – В общем-то я сомневаюсь, вернулось ли к ней сознание в полном смысле этого слова. – На его лице появилась усталая улыбка. – Хорошо, доктор Калгари, я в точности передам вам ее слова. Прежде всего она назвала имя. Мики…

– Значит, она его обвинила? – спросил Артур.

– Похоже, что так, – кивнул Хьюш. – Остальные ее слова не имеют никакого смысла. Чистейший бред.

– Что же все-таки она сказала?

Хьюш опустил взгляд на лежавший перед ним листок бумаги:

– Сначала она сказала: «Мики». Потом, помолчав, продолжила: «Чашка была пустой…» – а после новой паузы добавила: «Голубка на мачте». – Он взглянул на Калгари: – Вы не знаете, что это может означать?

Калгари отрицательно покачал головой и повторил:

– «Голубка на мачте». Чрезвычайно любопытно.

– Но она вложила в эти слова какой-то смысл, что-то пыталась выразить. Правда, не стоит их напрямую связывать с убийством. Бог знает, какие бредовые видения теснятся порой в сознании человека!

Несколько минут Калгари молча сидел, задумавшись, и наконец спросил:

– Вы арестовали Мики?

– Мы его задержали. В течение двадцати четырех часов ему будет предъявлено обвинение. – Взглянув исподтишка на Калгари, Хьюш продолжил: – Полагаю, что ответ на мучивший нас вопрос оказался довольно неожиданным. Вы его не предвидели?

– Нет, – ответил Калгари. – Насчет Мики у меня не было ни малейших подозрений. Да и теперь я не верю, что он убийца. – Он поднялся. – Я по-прежнему думаю, что я на верном пути, но понимаю, что мои соображения прозвучат для вас неубедительно, а потому оставлю их пока при себе. Мне надо еще раз съездить в «Солнечное гнездышко» и поговорить со всеми его обитателями.

– Хорошо, – проговорил Хьюш, – будьте осторожны, доктор Калгари. Кстати, какова ваша основная мысль?

– Оцените ли вы мои соображения, если я сообщу вам, что преступление объясняется страстью?

Хьюш приподнял брови:

– Существует множество страстей, доктор Калгари. Ненависть, скупость, жадность, страх – все это страсти.

– Когда я сказал, что преступление объясняется страстью, то подразумевал при этом вполне определенный смысл, в котором обычно употребляется это слово.

– Если вы имеете в виду Гвенду Воугхан и Лео Эрджайла, то, признаюсь, и мы так думали, но наши предположения не подтвердились.

– Все выглядит значительно сложнее, – возразил ему Артур Калгари.

Снова сгущались сумерки, когда Калгари подошел к «Солнечному гнездышку», как и в тот вечер, когда он впервые посетил этот дом. «Змеиное гнездышко», – подумал он про себя и нажал кнопку звонка.

События разворачивались в той же самой последовательности. Дверь отворила Хестер, чье лицо выражало по-прежнему упрямство и отчаяние. И снова позади нее в вестибюле возникла фигура все той же неизменно бдительной и преисполненной подозрительности Кирстен Линдстрем. История повторялась!

Но вот этот ставший уже привычным ритуал внезапно изменился. Упрямство и отчаяние исчезли с лица Хестер, уступив место милой, доброжелательной улыбке.

– Вы! – воскликнула она. – О, я так рада, что вы приехали!

Калгари сжал ее руки:

– Мне надо увидеть вашего отца, Хестер. Он наверху, в библиотеке?

– Да. Он там с Гвендой.

Вперед выступила Кирстен Линдстрем.

– Зачем вы снова пожаловали? – спросила она, и в ее голосе прозвучали обвиняющие нотки. – Явились полюбоваться горем, что сами же на нас и навлекли? Поглядите же, что здесь творится. Вы поломали жизнь Хестер и мистеру Эрджайлу. На вашей совести и две новые смерти. Две! Филипа Дюранта и малышки Тины. И это все вы… все вы сделали!

– Тина пока еще жива, – возразил Калгари, – а я в своих действиях не привык останавливаться на полпути.

– Что вы задумали? – Кирстен преграждала ему путь к лестнице.

– Завершить начатое, – ответил Калгари.

Он мягко положил руку на плечо мисс Линдстрем и слегка отодвинул ее в сторону. Затем он стал подниматься по лестнице, а Хестер последовала за ним. На лестничной площадке Калгари еще раз обратился к Кирстен:

– Пойдемте с нами, мисс Линдстрем, хотелось бы, чтобы присутствовали все.

В библиотеке в кресле у стола сидел Лео Эрджайл. Возле камина на коленях стояла Гвенда Воугхан и не сводила взгляда с тлеющих огней. Увидев Калгари, они удивленно переглянулись.

– Простите за неожиданное вторжение, – извинился Калгари. – Как я только что объяснил Хестер и Кирстен, я пришел завершить начатое. – Он огляделся. – Миссис Дюрант все еще здесь? Хотелось бы, чтобы она тоже присутствовала.

– Кажется, она прилегла, – сказал Лео. – Она… она в ужасном состоянии.

– И все-таки я хотел бы, чтобы она здесь присутствовала. – Он посмотрел на Кирстен: – Может быть, вы сходите и приведете ее?

– Возможно, она не захочет идти, – пробурчала Кирстен.

– Скажите ей, – настаивал Калгари, – что некоторые подробности, касающиеся смерти ее мужа, могут ее заинтересовать.

– О, иди же, Кирсти, – попросила ее Хестер. – Не будь такой подозрительной и сварливой. Я не знаю, о чем хочет говорить доктор Калгари, но собраться нам всем просто необходимо.

– Как вам угодно, – проворчала Кирстен и вышла из комнаты.

– Присаживайтесь, – пригласил Лео, показав на кресло возле камина.

Калгари сел.

– Простите меня, – продолжал Лео, – но я скажу, что был бы счастлив, если бы вы никогда не появлялись у меня в доме, доктор Калгари.

– Это несправедливо! – протестующе выкрикнула Хестер. – Ужасно несправедливо так говорить!

– Мне понятны ваши чувства, мистер Эрджайл, – ответил Калгари. – На вашем месте я бы испытывал то же самое. Я даже некоторое время разделял вашу точку зрения, но потом, тщательно поразмыслив, понял, что поступить иначе, чем поступил, просто не мог.

В комнату возвратилась Кирстен.

– Мэри сейчас придет, – сказала она.

Все сидели в молчаливом ожидании, вскоре явилась Мэри. Калгари с интересом посмотрел на нее, ведь он встретился с нею впервые. Она выглядела спокойной и собранной, была аккуратно одета и причесана. Но безжизненное лицо ее напоминало маску, и ходила она как сомнамбула.

Лео представил ей Калгари, и она едва заметно ему кивнула.

– Хорошо, что вы пришли, миссис Дюрант, – приветствовал ее Артур. – Полагаю, вам следует выслушать мое сообщение.

– Как вам будет угодно, – ответила Мэри. – Но ваши слова не вернут мне Филипа.

Она отошла в сторону и присела в кресло, стоявшее возле окна. Калгари оглядел собравшихся:

– Разрешите мне начать со следующего. Во время моего первого визита, когда я заявил, что могу смыть позор с обесчещенного имени Джако, ваша реакция удивила и раздосадовала меня. Теперь она мне понятна. Наибольшее впечатление на меня произвели сказанные на прощанье слова этого милого ребенка. – Он взглянул на Хестер. – Она сказала: «Дело не в том, чтобы восстановить справедливость, а в том, чтобы не пострадали невинные». Эта фраза из позднейшего перевода Книги Иова. Горе невинным. Мое сообщение принесло страдание невинным. Но невинным не надлежит страдать, они не должны страдать. И чтобы положить конец страданиям невинных, я пришел сюда и скажу то, что должен сказать.

Минуту-другую Калгари молчал, и никто не проронил ни слова. Спокойным, размеренным голосом Артур продолжил:

– Вопреки ожиданиям, мое сообщение не вызвало у вас великой радости. Вина Джако была всеми признана. Все вы были, если можно так выразиться, этим удовлетворены. Это был самый удобный выход в сложившейся ситуации.

– Не кажется ли вам, что ваши утверждения бестактны, доктор Калгари? – возразил Лео.

– Нет, – ответил Калгари, – это правда. Версия о вломившемся в дом преступнике отпала, лучшей кандидатуры, чем Джако, нельзя было придумать, все сразу становилось понятным. Убогий, душевнобольной, не отвечающий за свои действия, трудный мальчик с преступными наклонностями! Каких только слов мы не используем, чтобы оправдать преступление. Вы сказали, мистер Эрджайл, что не осуждаете Джако. Добавили, что и мать, его жертва, тоже его не осудила бы. Лишь единственный человек его осудил. – Калгари поглядел на Кирстен Линдстрем: – Вы его осудили. Прямо и справедливо назвали его коварным. Это слово вы употребили. «Джако был коварным», – сказали вы.

– Возможно, – проговорила Кирстен Линдстрем. – Возможно… вполне возможно, что я это сказала. Это так.

– Да, это так, он был коварным. Если бы он не был коварным, не было бы и случившейся трагедии. Но, как вы знаете, – продолжал Калгари, – я засвидетельствовал его невиновность.

– Не на всякое свидетельство можно положиться, – пробурчала Кирстен. – У вас была контузия. А я-то знаю, какими бывают контуженые. Ничего не помнят, рассудок словно туман застилает.