Месть - Камински Стюарт М.

― Я не католик, ― сказал я. ― Я принадлежу к епископальной церкви, и очень условно.

― Вы знаете, кто убил Хэндфорда или Спилца? ― спросил он.

― Я занимаюсь этим. Предлагаю повесить это на Пираннеса. Если он не совершал этих убийств, то я уверен, что совершал другие, о которых мы не знаем. Он дал мне все основания быть в этом уверенным.

― Это так работает полиция в Чикаго? ― спросил он.

― Так, ― ответил я. ― Но я не полицейский.

― Вы даже и не частный детектив. ― Он начинал выходить из себя. ― Вы всего-навсего доставщик повесток, сующий свой длинный нос в чужие дела!

― Согласен.

― Убирайтесь, Фонеска, ― сказал он, положив руки на стол. ― Я знаю, где вас найти.

― Что стало с теми двумя парнями, которые тут были вчера, с тем черным в наручниках?

― Вы ― тяжелый случай, Фонеска, ― сказал он почти с такой же грустной улыбкой, как у меня.

― Ничего не могу поделать.

― Пришлось отпустить. Они угонщики машин, но без их признания у нас не хватало улик. Они не раскололись и отправились по домам. Как обычно.

― Можно еще вопрос? ― спросил я.

― Почему нет? ― сказал Вивэз.

― Вы были когда-нибудь в музее Ринглинга?

― Вы совсем плохи, Фонеска.

― Наверно, но я провожу что-то вроде опроса.

― Был. С женой и детьми. Мы состоим в Обществе друзей музея. Мне очень нравится там ― старина, тишина... Островок нормальной жизни во всем этом хаосе, где такие, как вы, разъезжают по улицам и задают идиотские вопросы. Вы удовлетворены?

― Вполне, ― сказал я.

― Уходите, Льюис, ― сказал он спокойно. ― Вы мне почти симпатичны, но это может измениться.

Я ушел. Молодые полицейские, которые меня привезли, ждали у двери кабинета, глядя, как работают маляры, и болтали с ними. Они предложили отвезти меня домой, но я ответил, что пойду пешком.

Я пошел по Мэйн-стрит мимо ИМКА, где я не был пять дней. Мне очень не хватало велосипеда и разминки. Я хотел, чтобы повседневная жизнь вернулась в свое русло. Я хотел снова быть один. Глядя на людей на тренажерах за стеклянной стеной, я постоял немного, ожидая прозрения, но его не последовало. Я вернулся на Триста первую и повернул на юг, к дому.

Проходя мимо бара «Хрустящий доллар» напротив «ДК», я вдруг остановился как вкопанный. Ну конечно! Это был единственный ответ, который имел смысл. Только этот смысл меня не обрадовал.

Синий «Бьюик» стоял около «ДК», а ангел сидел за одним из столиков и ел что-то вроде бургера-люкс. Возможно, он видел, как меня забирали полицейские, и решил, что ехать за ними не стоит. Он ждал меня.

Я не хотел, чтобы он последовал за мной теперь, и вошел в «Хрустящий доллар». Там царил полумрак, к которому глаза привыкали не сразу. Музыки не было. Хотя я больше двух лет жил через дорогу, сюда я никогда не заходил. Бар оказался меньше, чем я думал, ― всего один ряд деревянных столов справа и длинная стойка с табуретами слева. Кабинок не было. За одним из столов сидел молчаливый пьяница лет пятидесяти в яркой гавайской рубашке, устремивший глаза куда-то в прошлое.

У стойки стояли двое, тихо о чем-то беседуя. Женщина выглядела как ветеран Норт-Трэйл, лица мужчины в помятом пиджаке я не видел.

Я подошел к стойке и заказал длинноволосому бармену неопределенного возраста ― от сорока до шестидесяти ― пиво «Будвайзер». Он дружелюбно улыбнулся, подмигнул и сказал:

― Момент.

Никакой музыки ― это было приятно. Я никогда не понимал, почему, если вы садитесь к кому-нибудь в машину или приходите домой, чтобы поговорить, люди включают музыку.

Телевизор над баром тоже не работал, и в зале было темно. Мне тут решительно нравилось, но вряд ли здесь такая же обстановка вечером, подумал я. Приходить в «Хрустящий доллар» следовало в середине дня. Надо запомнить.

― Есть телефон? ― спросил я, когда бармен вернулся с моим пивом.

― Там, возле сортира, ― кивнул он. ― Мелочь нужна?

Я посчитал. В кармане оставалось несколько четвертаков и еще чуть-чуть мелочи.

― Нет.

― Кивните мне, если захотите счет или еще один «буд».

― У вас нет музыки, ― сказал я.

― У нас так принято. Иногда включаем телевизор, когда показывают футбол. По воскресеньям и в понедельник вечером. Вечерами обычно тихо.

Он знал, что мне надо побыть одному, и перешел к мужчине и женщине. Это был настоящий бармен.

Я позвонил и вернулся допивать пиво.

Через десять минут моя кружка была пуста, я заплатил и оставил хорошие чаевые.