Крестная дочь - Троицкий Андрей

– Я бы с вами поспорил. Скажем, на сто баксов. Или даже на тысячу. И не проиграл спор. Потому что Панова вчера звонила на работу, своему шеф-редактору. И просила дать ей неделю за свой счет. Наплела какую-то ахинею. Якобы у нее тетка при смерти, надо срочно уехать и так далее. Я на всякий случай проверил. Тетка Пановой, проживающая в Балашихе, работает там же бухгалтером на молочном заводе. Она жива и коньки в ближайшем будущем отбрасывать не собирается. Что скажете?

Олейник попробовал сыграть удивление, округлил глаза и покачал головой, но получилось фальшиво.

– Лучше уж промолчу. Темная история. Боюсь ничем не смогу помочь. Но если появятся новости, вы узнаете их первым. Будете выписывать повестку?

– Обожду. Время пока терпит.

Девяткин убрал блокнот и вышел из кабинета. Через минуту его место занял адвокат.

– Мы можем обратиться в прокуратуру с жалобой, – сказал Рувинский. – Этот мент не имел права…

– Подожди ты права качать, – махнул рукой Олейник. – У Девяткина нет ничего кроме пустых версий, которые он придумал по дороге сюда. Пока нет. Наведи справки: можно ли договориться с ним по-хорошему. И сколько это будет стоить. Я больше не хочу видеть этого засранца и отвечать на его тупые вопросы.

С утра Девяткина вызвал начальник следственного управления полковник Николай Николаевич Богатырев и сказал:

– Вчера вечером звонили из городской прокуратуры, а сегодня прислали поручение. Просят, чтобы я дело об исчезновении любительского самолета передал опытному проверенному следователю.

– В каком смысле проверенному?

– Не придирайся к словам. Понимаю, что ты спец по мокрым делам, а самолеты вроде как не твой профиль. Но поскольку уж начал искать убийц той старушки поэтессы, тебе и с самолетом заканчивать.

– Самолетами ФСБ занималась…

– Это самолет любительский, а не авиалайнер, набитый пассажирами, – Богатырев был неумолим, как смерть. – А в прокуратуре должны держать расследование на контроле. Может случиться все. Что на уме у летчика – мы не знаем. До сих пор не нашли обломков этой птички. Известно, что Панова жива. Да, еще вот что. Во время дозаправки в Волгограде в кабине самолета видели еще одного типа. Мужика лет тридцати-сорока. Но все это надо уточнять. Был тот мужик на самом деле или это плод фантазии водителя безозаправщика.

– Вот как? – Девяткин сделал пометку в блокноте. – Третий персонаж…

– Короче, мне лично эта история активно не нравится. Чего задумали эти люди? Что произошло ночью на аэродроме? Куда подевался самолет? Позиция прокуратуры понятна. Если сверху спросят: что за дела у вас творятся, им будет на кого кивнуть. Дескать, расследование поручено милиции, с них и спрашивайте. Себе прокуратура соломки подстелила, а вот мне, то есть нам, падать больно будет. Все очень серьезно. Надо впрягаться, Юра. Если нужны люди или какая-то помощь, – без вопросов.

– Пока своими силами обойдусь.

– И еще одно соображение в твою пользу: ты был на аэродроме, говорил с людьми, короче, ты в теме, – Богатырев пыхнул табачным дымом. – А нового человека вводить в курс – это слишком долго. А мокрые дела… Ну, чутье мне подсказывает, что они еще впереди. Или уже случились, но мы о них пока не знаем. Ну, какие соображения?

– Рабочая версия пока только одна, – Девяткин перевернул листок записной книжки. – Возможно, летчик Зубов и Елена Панова были в сговоре. Панова украла драгоценности убитой поэтессы, а летчик помог ей скрыться.

Багатырев, усмехнувшись, присвистнул.

– Чего-то тебя, брат, заносит на поворотах. Панова работает в солидной газете, заведующая отделом светской хроники. Она не квартирная воровка и не убийца. Полгода назад развелась с крутым бизнесменом. Думаю, коммерсант оставил бывшей жене немного денег. Ну, на хлеб с маслом, на черный день. А тебя послушать: Панова убивает старушку и ворует золотишко… Мелковато для такой особы. Или ты разучился разбираться в людях.

– У меня есть объективка на Панову, вроде бы у нее все в жизни гладко, но… Ее муж бизнесмен не самый щедрый человек на свете. Мягко говоря. А баб он менял чаще, чем я рубашки. Панова после расторжения брака осталась при своих. Малогабаритная квартира, – вот и вся ее собственность. Из ценных вещей родстер БМВ. Увлекается авиацией. И еще у нее полно долгов. Так что, бабкины бриллианты ей бы очень пригодились. Когда Панова узнала, что милиция подобралась к ней вплотную, она запаниковала. А в таком состоянии женщины способны на отчаянные непредсказуемые поступки. Эти действия не укладываются в рамки логики и здравого смысла. Загранпаспорт у нее просрочен, я проверял. И тут в голову приходит шальная мысль: почему бы не воспользоваться любительским самолетом. Она бросается к Зубову…

– А Зубов? Он ведь не пацан. Летчик первого класса с солидным послужным списком. Работал на внутренних и международных линиях, его характеризуют только с положительной стороны. В его личном деле благодарностей больше, чем на весь ваш убойный отдел. А тебе послушать, получается, что девка пустила слезу. А он расчувствовался, развесил уши и побежал запускать двигатель самолета? Это не остроумно.

– Про Зубова я знаю только, что он не судим. Пока не судим. И еще знаю, что два с половиной года назад при невыясненных обстоятельствах погибла его единственная дочь, студентка финансового института. Смертью Гали Зубовой занимался наш отдел, то есть наш бывший сотрудник. Ныне пенсионер. Дело закрыто за отсутствием состава преступления. Смерть дочери – поворотный момент в судьбе Зубова. С тех пор его жизнь шла только под уклон. Жена подала на развод. С полетов его сняли, а потом попросили из большой авиации. Некоторое время он болтался без работы. Наконец устроился в частную летную школу. Катает на любительских самолетах желающих, учит пилотов любителей. С деньгами – напряг, живет скромно.

– И что с того? У меня тоже с деньгами напряженно.

– Павел Сергеевич, у меня было слишком мало времени, чтобы разобраться в этой каше. Но кое-какие факты я установил. Зубов и Панова знакомы, она курсантка лентой школы, в которой он преподает. Не исключено, что между ними существовала связь. Панова женщина интересная, хотя и не в моем вкусе. Зубов мог решить, что это его последняя единственная и неповторимая любовь. Мужики в таком возрасте и при таких чувствах не лучше женщин. Тоже выкидывают номера…

– Ладно, Юра, – Богатырев пристукнул по столешнице ладонью, давая понять, что его терпение растаяло, как свечка, а разговор подошел к финалу. Он передал Девяткину папку с бумагами. – Вот тут кое-какие материалы на Зубова и Панову. Разбирайся. Но долго не тяни. Будем надеяться, что самолет найдется, но особого оптимизма у меня нет. И любовная версия кажется мне сомнительной. Я бы на твоем месте начал с визита к бывшей жене этого летчика.

Вплоть до августа вопрос участи в предприятии Суханова даже не обсуждалось, но когда-нибудь надо было решить эту проблему. Зубов тянул с разговором до последнего вовсе не потому, что любил откладывать главные дела в долгий ящик. Если упереться раньше времени, ему найдут замену. Посадят за штурвал другого человека. А такой найдется. Весь вопрос в цене и времени, которое уйдет на поиски нужной кандидатуры. Теперь, когда сроки поджимали, появилось больше шансов добиться своего.

День выдался дождливый и слякотный, Олейник приехал на аэродром, чтобы посмотреть на свой самолет после того, как механик под руководством Зубова кое-что изменил в Тобаго. Теперь дверцы кабины не висели на петлях, и не распахивались, как у автомобиля, а сдвигались назад, когда пилот или пассажир тянул за ручку.

– Вроде нормально, – Олейник спрыгнул с крыла на асфальт. – Я в этом ни хрена не мыслю, главное, чтобы тебе нравилось. Только объясни, зачем нужны сдвижные двери?

– Чтобы человек, сидящий рядом с пилотом, мог вести огонь из автомата или карабина по наземным целям. Сдвигаешь дверцу и бах, бах…

– Ты основательно готовишься к делу, – сказал Олейник. – Но стрелять сверху по наземным целям… Нет, этого не потребуется.

На минуту стало слышно, как по крыше ангара стучал дождь. Через полураскрытые ворота видна асфальтовая площадка, кусок летного поля и бензозаправщик. Кабина пуста, водитель куда-то смотался и не вернется назад, пока не закончится дождь. Если говорить, то сейчас самое время. Зубов, раздавив окурок каблуком, шагнул вперед и выложил все, что хотел сказать. Дослушав, Олейник потряс головой и удивленно округлил глаза.

– Ты говоришь Суханов – школьный учитель. Или я ослышался? Бред какой. Господи… Как у тебя язык повернулся предложить эту кандидатуру. Школьный учитель. Нехай он пацанам носы вытирает. Слышать ничего не хочу. И точка.

– Я ведь имею право голоса. И не меньше твоего хочу, чтобы все закруглилось удачно.

– Да, но это мой самолет, мое оружие, – сказал Олейник и похлопал ладонью по плоскости крыла. – Наконец, это моя идея. Когда все готово и остается малость, уточнить дату вылета, ты начинаешь этот базар. Беспредметный, никому не нужный.