Крестная дочь - Троицкий Андрей

Понурив голову, он загибал и разгибал пальцы, что-то шептал себе под нос, будто решал сложное уравнение с множеством неизвестных. На самом деле решать было нечего. Рувинский чувствовал себя боксером новичком, который вышел на ринг против опасного и опытного соперника, тут же схлопотал тяжелый удар в лицо и рухнул на настил. Он дождался, когда рефери досчитает до восьми, поднялся, чувствуя дрожь в коленках, и получил новый удар, такой сокрушительной силы, что стало ясно: теперь не встать, бой проигран подчистую. А ставка в этой схватке – жизнь Рувинского.

В ушах еще звучал голос бывшего друга и партнера: «Пусть займет денег, если своих нет, и купит себе немного мозгов». Скотина, последняя тварь этот Олейник. А дальше еще хуже, будто заседатели тебе смертный приговор зачитали: «Я вот что думаю: его свобода стоит слишком дорого. Наверное, смерть этого придурка обойдется дешевле? А?» Рувинский загнул и выпрямил большой палец. И снова загнул. Думай не думай, спасение все равно не светит. Если уж Олейник решил избавиться от нежелательного свидетеля, он это сделает. Через ментов, продажных контролеров следственного изолятора, которые наймут за пару доз дури блатного отморозка с пожизненным сроком. И эта тварь зубами перегрызет горло Рувинского.

А, может быть, такая смерть даже лучше будущей жизни? В камере ему не дает житья бандюган беспредельщик, с переводом в Матросскую тишину ничего не изменится. Все те же побои и, в конечном итоге, мученическая страшная смерть, которую тюремного начальство спишет на личные неприязненные отношения, сложившиеся между обвиняемыми, или бытовую ссору. Господи, как не хочется тонуть в этом кровавом дерьме… Рувинский поежился.

– Я на вашей стороне, – Девяткин качнул ногой. – Вопрос встал ребром: или вы или Олейник. Вы лучше меня знаете, что запись приватного разговора в ресторане – не улика для суда. Это всего лишь слова. Информация к размышлению. Не более того.

– Да, предают только свои, – казалось юрист не слушал Девяткина. – Я работал на Олейника столько лет. Служил ему верой и правдой. Как цепной пес. И теперь он прикидывает, что дешевле: моя смерть или моя свобода. Точнее, он все для себя решил. Господи, скорей бы уж…

Рувинский всхлипнул и размазал по щеке мутную слезинку. Расстегнул пуговицу рубашки и помассировал ладонью толстую грудь.

– Шанс на жизнь всегда остается, – бодро ответил Девяткин. – Вы соглашаетесь на сотрудничество со следствием, а лично я сделаю все, чтобы вы дожили до глубокой старости.

– Какое сотрудничество? – голос Рувинского дрогнул. – Менты сшили дело об убитой потаскушке. И мне не в чем каяться. Я еще раз повторяю, что потерпевшую в глаза не видел, ее крови на мне нет…

– Ну, дело об убитой шлюхе мы спустим на тормозах, это в наших силах, – улыбнулся Девяткин. – Свидетели могли обознаться. Если хорошенько подумать, ваши пальцы на банкнотах – косвенная улика. Мало ли какими путями деньги могли попасть к Людмиле Стаценко. Сейчас я занимаюсь делом пропавшего самолета. И, разумеется, взаимоотношениями между вашим боссом и Зубовым. Вы сливаете мне всю информацию, что вам известна, а я отмазываю вас от убийства той шлюхи. Такие пироги. Ну, теперь ваш ход.

– Посадят меня за убийство или нет, выйду я на свободу или не выйду – теперь нет разницы, – ответил Рувинский. – Я реалист и хорошо представляю дальнейшие варианты развития событий. В тюрьме уголовники устроят поножовщину или что еще. И меня со сломанной шеей или вспоротым брюхом отправят в судебный морг. И на воле не лучше. Я недели не проживу. Ничто не сможет убедить Олейника в том, что я не сотрудничал с вами. Мне устроят автомобильную аварию или разбой со смертельным исходом. Это не важно. Итог один: морг и могила. А я хочу жить. Сделайте что-нибудь…

– Я стараюсь, но вариант только один. Вы получаете свободу в том случае, если ваше место на нарах занимает Олейник. Поэтому вы прямо сейчас излагаете в письменном виде все известные вам факты, касательно пропавшего самолета. И начинаете с самого начала. Годится?

– Ваши дальнейшие действия?

– Завтра же вас помещают в одну из городских больниц. Накладывают на здоровую ногу лангетку. Вы лежите в отдельном боксе под охраной оперативников в штатском. Как только Олейник пришлет к вам своих наемных убийц, мышеловка захлопнется. Имея на руках записи разговора и хотя бы одного из киллеров, живого или мертвого, мы сможем выдвинуть против вашего начальника обвинение в организации заказного убийства. А вам для душевного спокойствия мы выдадим документы на другое имя и поселим в Питере. Ну, пока не уляжется пыль. Итак, вы согласны?

– Это самый тупой вопрос, который я когда-либо слышал в жизни.

– Возможно. Но я его уже задал.

Рувинский молча кивнул. Глазами побитой собаки снизу вверх он смотрел на следователя, в этом взгляде светилась ненависть и презрение. Выглядел юрист паршиво, коша желтая, нос заострился, как у мертвяка, под левым глазом расплылся фиолетовый синяк. В таком состоянии он не откажется от самого пустого дохлого предложения, а тут ему предлагают жизнь, здоровье и даже свободу. Наверняка Рувинский думал о том, что дело убитой шлюхи сфабриковано только для того, чтобы вытащить из него показания на босса. Возможно, и шлюхи никакой не было. И денег в кошельке тоже не было. А свидетели – переодетые менты. Но теперь для Рувинского это ничего не меняет. Если он хочет оказаться на воле, а не на секционном столе морга, придется плясать под чужую дудку.

– Давайте бумагу и ручку, – сказал юрист. – И сигареты давайте. Черт бы вас побрал с вашими фокусами.

Допрос закончился далеко за полночь. Девяткин снял под столом ботинки, и, перечитывая текст, шевелил занемевшими пальцами. Похоже Рувинский написал все, что знал, или почти все. Пробелы в познании занимали предположения, сделанные юристом, весьма дельные и логичные. В итоге выстраивалась стройная версия, в которую вписывались все поступки Олейника и Зубова и мотивы их действий.

Если отбросить всю словесную шелуху и эмоции, выходило, что Олейник давно связан с транзитом наркотиков из России в страны Западной Европы. Восемь лет назад он открыл собственное агентство крупнотоннажных грузовых перевозок «Вектор», поначалу работал с клиентами внутри России, позднее обновил парк грузовых автомобилей и вышел на европейский рынок. Две автобазы – одна в районе Мытищ, другая в пригороде Реутова. От заказчиков отбоя нет, поставки строительных материалов из Европы ежегодно увеличились чуть ли не в разы, контора процветает. Недавно Олейник продал два прибыльных предприятия, освободившись от непрофильных активов, сосредоточился только на грузовых перевозках. Да, он гребет лопатой, но денег никогда не бывает много.

Несколько лет назад он свел знакомство с неким Фарадом Батыровым и его лучшим другом и телохранителем Юрием Родиминым, больше известным как Родя. Одно время эти люди часто появлялись в конторе «Вектора», но потом визиты прекратились неизвестно по какой причине. Олейник доверял своему адвокату, но не настолько, чтобы раскрывать перед ним душу. Однажды, года три назад, когда отношения Батырова и Олейника еще не испортились, узбек сказал примерно следующее: «Я могу продавать героин в Москве. Но тут есть свои заморочки. Оптовиков обувают как хотят. У меня нет своей сети распространения. Несколько мелких дилеров – это не в счет».

Продолжения разговора Рувинский, сидевший в приемной на месте секретарши, не слышал. Посчитал за лучшее вставить ноги, будто его рядом не было.

– Ты сможешь подтвердить это на суде? – спросил Девяткин. – Ну, что слышал разговор?

– Смогу, – кивнул Рувинский. – Если доживу до того суда. В чем лично я очень сомневаюсь.

– Не сомневайся, – сейчас захотелось сказать юристу какие-то ободряющие теплые слова, но ничего такого в голову не пришло. И Девяткин сморозил первую же пошлость. – Эх, Миша, хороший ты человек. Был бы ты бабой, так я бы на тебе женился. Ей-богу.

– Спасибо большое.

Рувинский хотел ответить, что родись он существом противоположного пола, не подпустил бы к себе такого гада на пушечный выстрел. Но подумал и промолчал. А то этот жених треснет кулаком по башке – и вся любовь.

Раскачиваясь на задних ножках стула, Девяткин снова погрузился в чтение. Через два месяца после этой истории Олейник приобрел дом на Рублевке и «бентли» последней версии. Можно понять, что дело с переправкой дури через границу поставили на широкую ногу. Олейник периодически отстирывал и выводил в оффшорные банки значительные суммы. По жизни скупой человек, он не жалел денег на красивых женщин. Мог подарить молодой любовнице брильянтовое колье или шикарную тачку.

С Батыровом поддерживал отношения по спутниковому телефону, иногда через курьеров и нарочных. Как груз проходил таможенную очистку понятно – Олейник платил всем, кому надо платить. К наркотикам он пальцем не прикасался, для таких дел существовали другие люди. Графики и схемы поставок, – тайна за семью печатями. Об этом Рувинский не знает ничего. Юрист помогал разруливать хозяйственные вопросы, представляя интересы фирмы в арбитражах, – тут никакого криминала.