Свой круг - Корецкий Данил Аркадьевич

После бесед с замполитом и старпомом я вызвал тех матросов, которые близко знали убитого.

Начальство недолюбливало Петренко: его называли анархистом и демагогом, это означало, что держался он независимо, чинов и рангов не признавал, позволял дерзкие шуточки, любил «резать правду-матку». Товарищи по команде отзывались о нем, в общем, хорошо: душа нараспашку, смелый, рисковый, немного склонен к авантюрам. Слов на ветер не бросает, уживчив — для дальних рейсов это немаловажно.

Больше всего рассказал о Федоре его сосед по каюте Василий Егоров — здоровенный парень с красным, задубелым от ветра лицом.

— Я с Федькой давно плаваю, жили всегда дружно. Отца у него не было, мать два года как умерла, дворником работала, выпивала. В газетах пишут — неполная семья с ненормальной обстановкой — причина преступности подростков. А причина-то вот где… — Егоров постучал кулаком в грудь. — В самом себе причина-то. Каждый сам себя делает. Федька речное ПТУ закончил, на баржах, буксирах плавал, потом курсы всякие, открыли визу. Но парень заводной, из уличных, я таких люблю, хотя лез на рожон, сам нарывался на неприятности.

Замполиту при всех сказал: «Вот вы нас агитируете, капиталистов критикуете, а почему в инпортах все чемоданы ихними товарами набиваете?» — Он недоуменно покрутил головой. — К чему такое говорить! Раз — и прилепили ему «безответственные высказывания»! Грозились вообще списать… — Егоров вздохнул.

— Вот вы не говорите, что с ним случилось, ну да, может, правда нельзя…

— Скажите, Петренко собирался учиться дальше?

— Появилась у него такая идея. Ни с того ни с сего. У него случались завихрения всякие… Раз зашел в каюту, а он панель отвинчивает. Снял, посмотрел и на место поставил. Я говорю: «Ты чего?» А он отвечает: «Смотрю, нет ли здесь тараканов».

Свидетель округлил глаза и сделал паузу, чтобы я тоже почувствовал всю нелепость такого поведения.

— А вы?

— А я говорю: "Ты лучше пойди в трюм, крыс погоняй, если больше заняться нечем.

А тараканы у нас пока еще не завелись". В общем, чудаковатый был парень, ну а кто совсем без причуд? У каждого ето-то свое. Курить можно?

Егоров достал пачку иностранных сигарет, щелкнул диковинной зажигалкой. В рабочих, со сбиты — ми пальцами руках эти атрибуты «красивой жизни» смотрелись совершенно чужеродно.

— Я думаю, учиться он из-за Зойки надумал, — вслух размышлял свидетель, выпуская дым. — Вначале вроде все у них складывалось, а потом… Мамаша воду мутила, графиню из себя строила, да и сама Зойка начала носом крутить. Она пединститут заканчивает. Федька и решил ее догонять.

Найти девушку Федора не составляло большого труда. Институт, имя, размер одежды — сорок шестой, обуви — тридцать седьмой. Правда, занятие хлопотное, но я располагал двумя помощниками, которые с энтузиазмом занялись розыском и нашли Зою уже к полудню.

В тот же день ее мама нашла меня.

Когда в кабинет вошла увядающая женщина с надменным лицом и положила на стол повестку, я несколько удивился: по возрасту и внешнему виду она не походила ни на одного из вызванных свидетелей.

— Что это такое? — грозно спросила она.

— Повестка, по-моему, — разобрав написанную почерком Валька фамилию и имя — Крольченко Зоя, я уже понял, в чем дело, и мог детально предсказать дальнейший ход этого визита.

— На каком основании моя дочь вызывается в прокуратуру? — Тон мамаши по-прежнему не предвещал ничего хорошего. — По какому праву вы собираетесь ее допрашивать?

Зоина мама относилась к категории людей, которые очень хорошо знают свои права, но даже думать не хотят об обязанностях. Больше того, считают, что все окружающие чем-то обязаны им.

— Вы отдаете себе отчет, что подобные вызовы компрометируют молодую девушку? Тем более — она студентка! Я пожалуюсь Первакову!

Этим она продемонстрировала, что знает фамилию прокурора области и шутить не намерена. Одета неожиданная посетительница была дорого и кричаще. В ушах посверкивали бриллианты, на шее — массивная золотая цепь с кулоном, толстые пальцы обильно унизаны разнокалиберными кольцами и перстнями. Чувства меры она не знала. И полагала, что блеск дорогих украшений компенсирует неряшливую прическу, грубо наложенную косметику и облупившийся маникюр.

Мое молчание ее озадачило, и она на минуту умолкла, чем я воспользовался.

— Простите, как вас зовут?

Она взглянула с таким недоумением, будто бы я заговорил по-японски.

— Калерия Эдуардовна, ну и что?

— Где вы работаете?

Калерия Эдуардовна саркастически улыбнулась.

— В гастрономе, заведующая секцией. Еще вопросы будут?

Следующий вопрос напрашивался сам собой, но я сдержался — начнет жаловаться во все инстанции, придется отписываться, будут дергать, отрывать от дела, да и жаль непроизводительно тратить нервные клетки… Я отвел глаза от ювелирной выставки.

Не время. Но ответить ей все равно придется, надо будет позвонить Грибову.

— У меня есть вопросы к вашей дочери. И связаны они с Федором Петренко.

Это имя сыграло роль искры, попавшей в бочку с порохом.

— У нее нет ничего общего с этим проходимцем! Если он попался на контрабанде и говорит, что делал это для нее, — ложь! Какой мерзавец! А еще в родственники набивался! Сволочь и больше никто!

Маска интеллигентности слетела с нее, как шелуха с арахиса, в изобилии продававшегося в гастрономе.

— Ведите себя прилично, Калерия Эдуардовна! Не забывайтесь, вы не у себя на работе!

Резкий тон подействовал, она сбавила тон, но останавливаться не собиралась.

— Помолчите и послушайте меня! — Если не поставить ее на место, можно потерять несколько часов и работоспособность на остаток дня. — Во-первых, Петренко нет в живых и поливать его грязью, основываясь на собственных домыслах, по меньшей мере непорядочно. Вы знаете, что такое порядочность?

Крольченко обмякла на стуле.

— Во-вторых, по закону следователь имеет право вызвать и допросить в качестве свидетеля любое лицо. Любое! Для вашей дочери исключений не предусмотрено. Вы знаете, что такое требования закона?

Вопрос был риторический, но она кивнула головой.

— И в-третьих, уклонение от дачи свидетельских показаний является преступлением.

Это вам известно?

Она снова кивнула, не выходя из оцепенения.

— Прекрасно. Тогда быстренько идите домой и пришлите ко мне Зою. Она и так задержалась. Вам все ясно?

Калерия Эдуардовна еще раз кивнула и встала.

— Было приятно с вами побеседовать. Если надумаете, заходите еще. Всего доброго.

— До свидания, — ошеломленно пискнула она и пулей вылетела из кабинета.

Зоя совсем не походила на свою мамашу. Изящная, красивая, со вкусом одетая.

Известие, принесенное Калерией Эдуардовной, произвело на нее угнетающее впечатление.

— Он покончил с собой? — В широко открытых глазах поблескивала влага.

— Из-за меня? Он оставил записку?

— Почему вы говорите о самоубийстве?

— Мы расстались… Собственно, я порвала с ним… Он очень переживал, писал, давал радиограммы… Из последнего плавания привез целый чемодан вещей… Я, конечно, не взяла, хотя мама советовала — отдай деньги и ничем не обязана, а в магазине такого не купишь… Но ни к чему, раз все кончено… Он приходил в институт, встречал на улице, даже заходил домой, хотя они с мамой терпеть друг друга не могли…

Она нервно комкала кружевной платочек.

— Потом вроде успокоился, во время последней встречи сказал: «Есть два лекарства от любви — пуля в висок или другая любовь. Стреляться мне рановато, а лечиться надо. Попытаюсь влюбиться». Старался говорить бодро, а получилось как-то грустно, натянуто. И слова чужие. Мне его даже жалко стало.

А сейчас мать пришла и говорит: «Впутал тебя Федька в историю! В прокуратуру вызывают! Видно, руки на себя наложил и записку оставил, что из-за тебя…»

— Если вы волнуетесь только из-за этого, то напрасно. Ни в какую историю вы не впутались.

— Ну зачем вы так… — Она действительно обиделась. — Как бы ни было, а Федора нет в живых. Ужас! Какой ужас! — Зоя сжала пальцами переносицу.

— Что с ним случилось?

— Петренко убит. Сейчас ведется расследование, и вы должны нам помочь.

— Убит… Как же так… Кто мог его убить? — Она недоумевающе смотрела на меня.

— Я готова вам помочь, но я же совершенно ничего об этом не знаю…

— Расскажите о Федоре. Что он был за человек, с кем дружил, почему вы расстались.

— Расстались? Не знаю… Мама его не любила: он ей как-то нагрубил.

Я вспомнил Калерию Эдуардовну — немудрено!

— …И вообще мама считала, что он мне не подходит: без образования, человек не нашего круга.

Я представил «круг» Калерии Эдуардовны. Тут она была права.

— К тому же, говорила, он девять месяцев в году в море, так и будешь вдовой при живом муже.

— Значит, она вас убедила?