Покойся с миром - Желязны Роджер

Так, подумаем, что происходит.

Кто-то пытался меня убить. Я совершенно не понимал за что. Я не помнил за собой ничего такого, что могло бы угрожать кому-то настолько, чтобы возникла необходимость меня убрать. Совпадение я исключил. Я отказывался верить в то, что мой визит к Мартинсону просто совпал по времени с моментом, в который кто-то решил вычеркнуть его из списка живых. Нет, я тихо сидел в гостиной, когда в нее вошел человек с пистолетом, который, несомненно, знал, что я должен там находиться.

Но если охотились за мной, почему не выбрали другое время, когда рядом никого не было? То же самое касалось Мартинсона, если мишенью был только он. Убить двоих всегда рискованнее, чем одного.

Значит, охотились за нами обоими, и единственным объяснением такой комбинации было предположение, что я должен был сообщить ему нечто важное и ради этого пришел к нему в дом. Значит, кому-то потребовалось немедленно уничтожить информацию.

Информация. Она была необходима мне, чтобы остаться в живых. Кто-то уже вычеркнул мое имя из списка живых, воткнул булавку в мою куклу, вбил гвоздь в крышку моего гроба.

Я шел прямо минут двадцать, прежде чем решил свернуть в сторону оживленной улицы. К этому времени звук полицейских сирен остался в прошлом.

Я пересек улицу и направился на юг. Через некоторое время поймал такси, но в отель решил не возвращаться, назвал водителю адрес в нескольких кварталах от дома Марии и закрыл глаза.

Как-то раз мне пришлось провести целый день с детьми сестры. Я принес им подарки, чтобы чем-то их занять, а сам решил почитать книгу. Но я совершил ошибку, подарив племяннику Тимми игрушечный барабан. Через пару часов я подарил ему свой перочинный нож, сказав, что барабаны обычно набивают конфетами. Это на некоторое — весьма непродолжительное — время решило проблему, и я до сих пор помню, как сказал ему, сочувственно покачав головой: «Тебе достался барабан без конфет».

Моя голова была сейчас похожа на игрушечный барабан без конфет.

Я несколько раз прошел мимо дома Марии, периодически прячась в темных дверных проемах. Так я развлекался никак не меньше получаса. Проходя мимо окна, у которого она провела так много времени прошлым вечером, я увидел, что в квартире горит свет. Не заметил никого, кто следил бы за ее домом.

Наконец я вошел в дом, надеясь, что она протрезвела и не напилась снова. Мне нужно было ее быстрое и трезвое взаимодействие в том, что могло, по моему мнению, сохранить жизнь нам обоим.

Никого внизу, никого на лестнице, никого на площадке…

Я остановился у двери и прислушался. По радио передавали какую-то незнакомую мне оперу. Никаких других звуков.

Минут через пять-шесть я услышал ее шаги за дверью. Потом до меня донесся шум воды и звон посуды и столовых приборов.

Я тихо постучал.

Открыв дверь и увидев меня, она улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с ее лица.

— Ты ранен! — воскликнула она, напомнив мне слова Юджина О'Нила о том, что в моменты страданий и проявления чувств почти всегда произносятся избитые фразы.

— Порезался, когда брился, — сказал я, входя в квартиру.

Она проводила меня до дивана, на который я устало опустился.

— Кофе? — спросила она. — Недавно приготовила.

— Да. Если не трудно.

Она ушла, а я сменил позу и заложил руку за голову, чтобы не испачкать кровью спинку дивана.

Я окинул ее взглядом. На ней были коричневые слаксы, белая блузка и темный передник с изображением идиллической сцены жатвы. Блестящие волосы аккуратно причесаны, лицо чистое и спокойное.

Смотреть на Марию сегодня было гораздо приятней, чем вчера, но в выражении ее лица угадывалась жесткая решимость, которая делала ее похожей на фурию. Было приятно видеть ее в нормальном состоянии, и ее оскорбленные чувства не расстраивали меня, потому что могли оказаться полезными.

Она принесла кофе.

— Судя по всему, мы поменялись ролями, — сказала она. — Что случилось?

Я не ответил на ее вопрос и спросил:

— Кто-нибудь заходил к тебе или звонил после моего ухода?

— Нет, — ответила она. — Никто.

— А ты сама? Выходила из дома или звонила кому-нибудь?

— Только в галерею, чтобы сказать, что не смогу сегодня быть на работе.

Я закурил и склонился над чашкой кофе.

— Твоя голова! — воскликнула она. — Тебе нужно к врачу!

— Возможно, — сказал я. — Но не сейчас.