Чёрный город - Акунин Борис

Когда Саадат, однажды проснувшись, вдруг чувствовала: «Пора, сегодня поеду кататься», она говорила повседневному кучеру, что нынче ее повезет Зафар. И немой перс являлся будто сам собой. Слуги не могли понять, откуда он узнает о желании госпожи, и относились к евнуху с мистическим ужасом. А всё просто. С крыши любовного гнездышка было видно верхний этаж дома Валидбековых на Заведенской улице. Если на окне спальни наполовину задернута алая штора, Зафар знал: сегодня будет прогулка.

После того как приглянувшийся мужчина был проверен и сочтен пригодным, начиналась собственно охота.

Избранник Саадат словно попадал в сказку из «Тысячи и одной ночи». Таинственный смуглокожий незнакомец в экзотическом одеянии с поклоном вручал ему надушенную записочку. «Прекрасная восточная дама, обладающая положением в обществе, обратила на Вас внимание и желала бы узнать Вас ближе, однако лишь в том случае, если Вы деликатны и умеете хранить тайны», — гласило послание, написанное по-французски витиеватым почерком.

Смешно, как действует на европейцев ориентальный колорит в сочетании с ароматом тайны. Они прямо цепенеют. Все читали в детстве дребедень про арабские гаремы и про «слепое» рандеву молодого гугенота с Дианой де Тюржи. Заинтригованные, сгорающие от любопытства, мужчины послушно следовали безмолвным указаниям евнуха. Сначала Зафар вел их в хаммам, где размягчал и освежал массажем, а заодно проверял опытным взглядом, нет ли признаков венерического заболевания. Потом, под покровом ночи, долго водил по улочкам Ичери-Шехер. Перед входом в дом завязывал глаза. Некоторые хитрецы потом сдергивали повязку, но это ничего не давало — Саадат никогда не зажигала в будуаре света. Перед рассветом она поила утомленного любовника чаем, в который подмешивала опиум, и Зафар уводил одурманенную жертву соблазнения прочь.

Лица таинственной красавицы мужчина не видел, имени не знал, найти дороги к дому не мог. Назавтра, отоспавшись, счастливец начинал сомневаться — не привиделась ли ему чудесная ночь, не было ли всё это прекрасным наваждением. Мусульманские женщины столь целомудренны и неприступны! (И это правда, господа. Саадат на весь Баку такая одна — и та вам приснилась.)

Потом целый месяц наслаждалась воспоминаниями о пережитом приключении — и готовилась к новому. Одно правило она соблюдала непреложно: даже если любовник оказался невероятно хорош, второй раз приглашать его нельзя.

Турал был, конечно, не от пузатого Валид-бека. Еще чего! Заморский гость с полуженским именем Марио, красивый тенор-итальянец, приехавший в богатый город на гастроли, провел незабываемую ночь с таинственной одалиской — и оставил ей на память драгоценный подарок: мальчика с такими же зелеными глазами и кожей нежно-оливкового оттенка.

Когда Саадат сообщила мужу, что Аллах собирается благословить их брак ребенком, Валид-бек, конечно, удивился, но претензий не предъявил — к тому времени он давно уже ходил по струнке, у них установилось полное взаимопонимание. Саадат даже плакала на его похоронах — довольно искренне.

Постепенно правила охоты на мужчин совершенствовались. С опытом оттачивался вкус.

Эмпирическим путем было установлено, что любовник не должен быть слишком молод. Юнцы пылки, но неловки и привязчивы. Со зрелым мужчиной интересней и безопасней.

«Ловля на блесну» (так Саадат называла свои катания) со временем отошла в прошлое. Игра в слепой случай ненадежна и малопродуктивна. Сколько раз бывало: приглянется тебе кто-нибудь, а потом Зафар вернется и скажет, что кандидат по тем или иным причинам не подходит.

Гораздо лучше подбирать жертву заранее, вдумчиво. На каком-нибудь рауте или в театральном фойе, семеня за Гурам-беком тихой восточной мышкой с замотанной мордочкой, Саадат высматривала добычу. Потом выясняла, годен ли. Благоухающими записочками начинала обстреливать заранее, разжигая у объекта аппетит. Ну и сама, конечно, тоже распалялась в предвкушении.

За всю историю вольной охоты сбои случались всего четырежды. Трое в последний момент испугались ночного похода в Старый Город — не бандитская ли ловушка. Этих было нисколечки не жалко — из трусов паршивые любовники. Один уникум оказался верным мужем. К редкому феномену Саадат отнеслась с почтением, но тоже без сожаления: кому нужен в постели светоч добродетели?

Заядлые зверобои украшают парадную залу дома охотничьими трофеями: головами рогатых оленей и клыкастых кабанов, чучелами медведей и особенно крупной дичи. У Саадат имелся заветный альбомчик — род почетной книги. Всего 87 экспонатов. Там только номер, дата и засушенный цветок.

Например: «№ 48. 19/VIII — 1909» — и лютик.

А напротив незабываемого номера 29 (м-м-м!) — незабудка.

Но даже с двадцать девятым (м-м-м!), самым лучшим из всех, второго раза Саадат себе не позволила. Потому что удовольствие удовольствием, но безопасность и репутация дороже.

Вспомнив двадцать девятого (м-м-м, 6 сентября 1905 года!), Саадат, как всегда, мечтательно улыбнулась. Утренний кейф окончился. Окурок и пепел — в бумажку, бумажку в карман.

Конечно, такую жизнь нормальной считать трудно: в собственном доме, от собственных слуг утаивать самые невинные удовольствия. East is East. Тут из любой ерунды устраивают тайны. Может, в этом и заключается главное очарование Востока.

Переодеваясь в обычное, черное, вдовье, Саадат уже не улыбалась — думала про забастовщиков.

Надо, чтобы вышки не переставали качать нефть. Сейчас, на фоне сокращения добычи, это приносит огромные барыши, по сравнению с которыми прибавка жалованья — ерунда. Но нельзя прибавить много, иначе разозлятся Арташесов, Шамсиев и остальные заправилы Союза нефтепромышленников. Они и так ворчат, что «Валидбеков-нёют» сбивает цены на рынке труда.

За окном нетерпеливо гуднул клаксон. Как, они еще не уехали?

Она выглянула. Франц сидел за рулем открытого бежевого «делонэ», один. Австриец прекрасно водит автомобиль и предлагал научить хозяйку, но это, к сожалению, невообразимо. Все усопшие имамы и валиды города Баку перевернутся в своих гробницах.

— Was ist los? — крикнула Саадат, высунувшись. — Wo ist Tural?

Гувернер не успел ответить — по ступенькам сбежал Турал в жокейском костюмчике и английской шапочке с козырьком.

— Noch nicht aber schon bald! Jetzt gehen wir! [4]— сообщил он Кауницу.

Она догадалась, в чем дело. Бегал на задний двор, проведать корову Бетти, которая вот-вот родит. Позади дома — старинного, но недавно модернизированного (водопровод, электричество) — остался скотный двор, Саадат его не тронула. Ребенка нужно кормить продуктами, происхождение которых ты можешь контролировать. У нее и пекарня была собственная. Нынешним молочникам, мясникам, булочникам доверять нельзя — все испорчены, развращены легкими деньгами и невзыскательностью понаехавшего в Баку сброда.

По привычке Саадат пробормотала вслед Туралу молитву-оберег: «Васалля ллаху та’аля ‘аля хайри халькыхи мухаммадин ва ‘аля алихи ва асхабихи аджма’ин» — «О, Аллах, о, Щедрейший, убереги нас от всех бед и болезней». В Бога она не особенно верила, но почему не подстраховаться? По мнению современных ученых, магические заклинания могут обладать некоей энергией, природа которой науке пока неизвестна.

Имя «Турал» тоже было заклинанием, означало «Бессмертный». У всякого человека помимо повседневных забот, развлечений и огорчений в жизни должен быть высший смысл. Многие мужчины творят глупости и даже преступления, выдумывая себе этот самый смысл. Женщине, если она мать, живется проще. Вот он, смысл жизни: сидит рядом с шофером, размахивает руками, что-то рассказывает. Саадат знала: если имя сына подведет и Турал (оборони Аллах) окажется смертным — тогда и она жить не будет. Потому что зачем?

Сын был единственный, другого не появится. Саадат сама, овдовев, попросила Зафара сделать так, чтоб она никогда больше не беременела. Незаконнорожденного ей не надо, а снова выходить замуж — вот уж нет.

И не нужен ей еще один ребенок. Непонятно, как женщины, у которых много детей или хотя бы двое, делят то, что разделить нельзя: любовь. Или что это: любить всей душой и мужа, и ребенка? Ведь кого-то из них все равно любишь больше? Вообще загадка из загадок — как можно полюбить мужчину. Не в физическом смысле, а по-настоящему. Любить можно только того, кто всегда был твой и всегда будет твой, что бы ни случилось. А мужчины… Они как огонь, которым греешься и на котором готовишь пищу, но при неосторожном обращении больно обожжешься или вовсе сгоришь. Не будешь же любить огонь? Это уж огнепоклонство какое-то.

Франц пристегнул мальчика ремнем, потому что дорога ухабистая. Снял шапочку, надел кожаный шлем — это Турал сам захотел. Увидел как-то автомобильного гонщика в каскетке, потребовал такую же.