Перебиты, поломаны крылья - Колычев Владимир

– Но мы бы могли встретиться неофициально… Например, сегодня вечером сходили бы в кино…

– В кино?.. – в раздумье повела она бровью. – В кино можно… Хорошо, что вы не пригласили в ресторан. Тогда бы я точно отказалась.

– Почему?

– Потому что это слишком. А в кино можно… И уберите, пожалуйста, руку с моей руки.

– А разве… Ух ты, а я и не заметил! – мягко отдернув руку, соврал Андрей.

– Я так и подумала, – смущенно, но с задорным огоньком улыбнулась Виктория.

И, чинным движением оправив юбку, поднялась со своего места.

– Думаю, мне уже пора.

Андрей чувствовал, что ей не хочется уходить, казалось, она ищет предлог, чтобы задержаться. И, похоже, она его нашла.

– Да, совсем забыла сказать, – вспомнила она.

И вернулась на место.

– Иван Герасимович попросил поговорить с вами, – напряженно, как будто через силу сказала она.

– О чем?

– О любви… – все так же натужно улыбнулась она.

– Это интересно.

– О любви к ближнему… Это не мои слова, это его слова… Иван Герасимович просил передать, чтобы вы, Андрей, умерили свой пыл.

– Та-ак! – озадаченно и даже с ехидной насмешкой протянул он. – Это действительно интересно.

– Поверьте, мне это совсем не интересно. Но Иван Герасимович настоял. Он просил, чтобы вы оставили в покое Антона Борисовича Окулова.

– Убедительная просьба устами красивой девушки?

– Думайте, как хотите, – Виктория виновато опустила глаза.

– Ему-то какое дело до наших с Антоном Борисовичем отношений?

– Значит, есть дело. И он не хочет, чтобы вы усложняли эти отношения.

– Я слышал, они – друзья детства?

– Может быть. Но меня это не касается…

– Зато касается меня…

– Антон Борисович убедил сына забрать заявление.

– А я, значит, должен за это оставить его в покое?.. А если это он убил свою жену?

– Есть уголовное дело, ведется следствие, и не вам его вести.

– Но как же, я веду оперативную разработку заключенного Теплицына, которого обвиняют в убийстве…

Андрей собирался добавить, что в результате этой разработки его вины не установлено, но Виктория его опередила:

– Заключенный Теплицын приходится вам родственником, не правда ли?

– Э-э… По большому счету, да, – обескураженно согласился Андрей.

– Значит, в ваших действиях прослеживается личная заинтересованность?

– Выходит, что да, – вынужден был признать он.

– Я бы на вашем месте не стала упрекать прокурора в личной заинтересованности, – с ощущением неловкости, но пристально посмотрела на него Виктория.

– Наверное, вы правы.

– А следствие разберется, кто прав, а кто виноват.

– Початый пытался скрыть важный для следствия факт, который мог бы оправдать обвиняемого.

– Я знаю, о чем вы говорите. Но я бы не сказала, что Альберт Денисович пытался скрыть анализ планктона. Скорее всего, он пытался его придержать, чтобы использовать в последующем… К тому же Альберт Денисович отстранен от ведения этого дела. В самое ближайшее время будет назначен новый следователь.

– Кто?

– Этого я вам сказать не могу… Мне уже пора. До свидания!

– Да, пожалуйста… – Андрей поднялся со своего места вслед за ней. – Прошу!

Открыл перед ней дверь, но тут же подумал, что просто обязан проводить ее до контрольного-пропускного пункта.

Опять же неосмысленно, но с желанием он провел рукой по ее талии, пропуская ее вперед. Ему показалось, что Виктория приятно напряглась – как будто его прикосновение доставило ей удовольствие.

Андрей привык к мрачным и гулким коридорам, к срамным запахам, проникающим сюда из камер, но сейчас, рядом с Викторией, он чувствовал ущербность тюремного мирка, в котором существовал больше по собственной воле, нежели по принуждению. А сама Виктория казалась ему хрупкой и незащищенной, и хотя она не давала поводов так думать о себе, он остро желал стать ее ангелом-хранителем или хотя бы просто надежным путеводителем по этому потустороннему миру…

Он проводил ее и до контрольно-пропускного пункта, и за тюремные ворота вышел вместе с ней. Небольшая площадка перед тюрьмой с беседкой, где ждали своей очереди посетители, родные и знакомые заключенных. За площадкой, в небольшом пространстве между ней и дорогой росла черемуха – цвела пышным цветом и благоухала так, что ноги сами приросли к земле. Ни Андрею не хотелось уходить отсюда, ни Виктории.

– Как будто в другой мир попали, – озвучила она его мысли.

– Я уже и забыл, зачем ты приходила, – хмелея от запахов и ее присутствия, чувственно улыбнулся он.

– Я передала тебе просьбу прокурора.

– Тебе это интересно?

– Нет.

– Мне тоже… К черту всех!

Он взял ее за руку, она сделала движение, будто собираясь высвободить ее. Но замерла в нерешительности. Ей нравилось чувствовать тепло и крепость его руки, но все же она отстранилась.

– На нас же смотрят, – слегка обозначенным поворотом головы указала она на темные бойницы тюремных окон, как будто кто-то действительно мог за ними наблюдать.

– Пусть смотрят.

– Пусть. Но только не здесь.

– Сегодня в восемь возле кинотеатра.

– Договорились.

Они оба, не сговариваясь, подались навстречу друг другу, но тут же, сообразив, что это слишком, разом отпрянули. И озаренно улыбнулись, понимая, что у них еще все впереди.

Прокурор добродушно улыбался, но Антон Борисович не позволял себе расслабляться. Ваня Полотняк с детства отличался мягкостью характера, но и тогда это не означало его безобидность. Он мог долго терпеть неприятельские ужимки, но в конце концов взрывался, и обидчикам приходилось туго под его большими и совсем не мягкими кулаками. В юные, а в последующем и зрелые годы он сохранил добрые и великодушные черты характера, но развил в себе умение быть жестким, решительным, а порою и беспощадным. Он умел изворачиваться и хитрить, мог быть коварным. А иначе бы он не смог стать районным прокурором и продержаться на своем месте целых четырнадцать лет.

– Антон, у меня к тебе просьба, – издалека, как бы невзначай сказал он. – Племянница хочет машину новую взять, небольшую, тысяч за двадцать, не больше. «Тойота» ей нравится. Как бы с кредитом ей поспособствовать?

– Что ж, оформим беспроцентный кредит, без завышенной страховки.

Конечно же, Окулов понимал, что к чему. Он находился в зависимости от прокурора, и тот этим умело пользовался. Так это дело житейское, старинный совдеповский принцип «ты мне – я тебе» со временем лишь видоизменился, но вовсе не утратил своей актуальности.

– Лет бы на десять. А то зарплата у нее небольшая…

– Как скажешь… Ты же не для этого меня вызвал.

– Нет, конечно. Так, к слову пришлось… Водичка у тебя в аквариуме пресная оказалась. Проба подтвердила, – как о чем-то незначительном сказал Полотняк.

– Конечно, пресная. Иначе и быть не могло… Я, конечно, понимаю этого Сизова, он своего родственника защищает, но нельзя же на порядочных людей клеветать.

– Его тоже, кстати сказать, оклеветали.

– А кто тебе об этом сказал? – не преминул заметить Окулов.

– Ты сказал, подруга твоего сына подтвердила… Это клевета, Антон, это уголовное дело, – выразительно посмотрел на него Полотняк.

– Но мы же старые друзья.

– Потому я и не дал ход этому делу. И с Сизовым поговорил. Не я лично, но это не суть важно. В общем, дали ему понять, что не стоит под тебя копать… Но и ты от него отстань. Парень он толковый, нужным делом занимается. А конфликт между вами создает какой-то нездоровый ажиотаж… Ну, ты меня понимаешь.

– Понимаю. И к Сизову претензий не имею.

– Вот и ладненько, – благодушно улыбнулся прокурор. – А то ведь он парень с норовом. И с полномочиями. Какие-никакие, а полномочия. Может продолжить собственное расследование. Думаешь, я задержусь в этом кресле, если начальство узнает, что я убийцу покрываю?

Окулов и не придал бы последней фразе особого значения, если бы не внимательный взгляд старого друга. Он смотрел на него беззлобно, но прокурорски проницательным взглядом – цепко и глубоко, до самых глубин души.

– Убийцу? – похолодел Антон Борисович. – Ты сказал, убийцу?!

– Разве я это сказал? – виновато, но вовсе не покаянно спохватился Полотняк.

– А разве нет?.. Если ты подозреваешь меня в убийстве, так и скажи. А ты ярлык уже на меня вешаешь.

– Успокойся, Антон, не надо. Ну, оговорился по глупости… Какой же ты убийца? Я тебя давно знаю.

– Вань, а давай начистоту. Ты мне скажи, если в чем-то меня подозреваешь.

– Ну, как бы тебе сказать… Помнишь, ты показывал мне рыбку такую красивую, яркую, ты ее, кажется, клоуном называл.

– Да, амфиприон-клоун…

– Морская же рыбка?

– Ну, допустим.

– А кто предупредил тебя, что к тебе из РОВД едут с постановлением на обыск? Я предупредил. И про их версию сказал… Потом рыбки у тебя дохнуть стали… Скажи, подменил воду в аквариуме, а? Только начистоту, хорошо?