Прости, прощай - Колычев Владимир

– Свекровь... А Вильяму некогда. Занят он очень.

– Чем?

– Бизнес у него. Большой бизнес, – саркастически усмехнулась Яна. – Компьютерный.

– А говорили, что тунеядец... – Похоже, Лиза восприняла ее слова всерьез. – Компьютеры – это хорошо. На компьютерах круто можно подняться...

– Ты не поняла. У него бизнес в самом компьютере. Виртуальный. Понарошку... И бизнес у него там, и война, и все, что угодно, лишь бы делом не заниматься. Он там сейчас играется, а я здесь... Если только с компьютером играется...

– Что, в запой может уйти?

– Ну да, повод же есть, почему бы не напиться. А может, еще и уколоться...

– Да ладно, уколоться!

– Не ладно, а так и есть. Пить бросил, колоться начал. Сейчас вроде бы нет, но если повод есть, почему не начать...

– Вил – слабак, – кивнула Лиза. – И в постели, и вообще...

– Зачем же ты с ним была, если в постели слабак? – осмелев, спросила Яна.

– А затем... Знаешь, как хохлы говорят, что ни зъим, то понадкусую... Вот и надкусываю, тебе назло... И дальше надкусывать буду... Если все у тебя наладится... А пока мы в одном дерьме, одной ложкой его расхлебываем. Нечего нам здесь друг с дружкой делить... Давай к нашему шалашу двигай, чай пить будем...

Яна поняла, что Лиза не держит на нее зла. И мстить не собирается... Может быть, когда-нибудь снова возьмется за свое. Не нравится ей, когда у соперницы все хорошо. Бес в нее вселяется, когда у нее все ладно. Но пока Яна в беде, с Лизой можно уживаться. Можно и даже нужно, чтобы выжить в жутких условиях тюремного быта...

Следователь был неумолим. Яна пыталась сопротивляться его напору, но он один за другим доставал козыря из своего прокурорского рукава. Один фиктивный договор с оффшорной фирмой, другой. Ему известны были все хитроумные схемы, которыми пользовалась Яна, чтобы уменьшить налогооблагаемую базу. И узнать он их мог только от главного бухгалтера или от Никольцева... Яна склонялась к мысли, что предателем был именно Никольцев, его использовали в своей игре враги Филиппа Михайловича. А следователь пытался использовать в этой игре ее саму.

– Яна Дмитриевна, будьте благоразумной. У вас малолетняя дочь, вы должны быть с ней, а не в тюрьме. Вам грозит как минимум десять лет заключения, вам сейчас всего двадцать семь, а через десять лет будет под сорок. И хорошо, если к этому времени вы не заболеете туберкулезом, в чем я очень сомневаюсь...

– Я и сама в этом сомневаюсь, – с жалким видом кивнула Яна. – И я очень хочу домой...

– Вот и не ройте себе яму. Признайтесь, что за всеми теми махинациями, которые вы проворачивали, стоял Крупнышевский Филипп Михайлович.

Яна могла это признать. И, возможно, в награду за это получила бы временную свободу, до суда, под подписку о невыезде. Но при этом она прекрасно понимала, что если Филиппа Михайловича утопят, то и она пойдет на дно вместе с ним. Да, она уходила от налогов по его воле, но ведь она же ставила подписи под финансовыми документами...

– Я бы и рада, но во всем виновата я одна...

Она брала вину на себя в надежде, что Филипп Михайлович что-нибудь придумает, вытащит ее из тюрьмы. Ведь нанял же он для нее хорошего адвоката, который пытается выстроить непробиваемую для прокурора линию защиты. Ведь помог же такой адвокат Лизе, вызволил ее из неволи...

Но напрасно Яна надеялась на помощь со стороны. Напрасно адвокат пытался на суде противиться обвинительному натиску прокурора. Единственно, что вместо обещанных десяти она получила «всего» семь лет.

Полковник Песочников считался образцовым начальником образцово-показательной колонии. Сорокалетний, спортивного сложения мужчина, всегда бодрый, подтянутый. Он мог отругать нерадивого подчиненного, но на заключенных женщин голос никогда не повышал, никто и никогда не видел его выпившим. О его справедливости слагались легенды. Поэтому Яна была удивлена, когда он вызвал ее на откровенный разговор.

Первые несколько секунд он смотрел на нее с интересом и с какой-то непонятной усмешкой. «Так вот что ты за птица такая, Яна Крупнышевская», – говорил его взгляд.

– Ну, присаживатесь, Яна Дмитриевна, поговорим... Какой у вас срок?

– Семь лет.

– Три вы уже отсидели, так?

– Так.

– Совесть свою очистили?

– Не знаю, вам видней...

– Ну, судя по тому, как вы работаете на производстве, в своих грехах вы раскаиваетесь. В общем, есть мнение, что вам можно скостить половину срока. Я имею в виду условно-досрочное освобождение...

– А это возможно? – обрадовалась Яна.

Где-то в глубине души она лелеяла надежду, что именно для того и вызвал ее к себе начальник колонии, чтобы сообщить свое высочайшее мнение.

– Возможно все.

Он выразительно глянул на нее, красноречивым молчанием подчеркнул взятую паузу.

– От меня что-то требуется? – догадалась Яна.

– Небольшая услуга, – смущенно кивнул Песочников.

Или только вид сделал, что смущен.

– А именно?

– Даже не знаю, с чего начать... Вы же знаете, я очень строг в плане морали...

Яна кивнула. Раньше, еще до того, как Песочников стал «хозяином» колонии, здесь среди зэчек процветала однополая любовь. Коблы, ковырялки, всякая прочая гадость. Но с появлением нового начальника махровая волна разврата улеглась. Оставались еще кое-где подводные течения, но протекали они втайне и по взаимному согласию. Никаких насилий, никаких глумлений на этой почве...

– Но иногда обстоятельства вынуждают, – развел руками Песочников.

– Вы долго запрягаете, – заметила Яна.

– Долго запрягаю?.. Да, наверное... А ездить-то раз-два по кругу, а потом уже домой – на правах свободного человека... В общем, к нам едет ревизор, из Москвы. Человек сварливый, придирчивый, большой любитель женщин...

Яна все поняла. Но промолчала.

– Ситуация достаточно сложная, проверяющего придется ублажать – баньку ему истопить, все такое. Поверьте, желающие найдутся, но он человек привередливый, с запросами – чтобы заключенная, чтобы красивая и чтобы не была похожа на уголовницу... Вы на уголовницу никак не похожи. И красота у вас какая-то необыкновенная... Я уверен, вы ему понравитесь. А ему, в свою очередь, понравится наша колония... Вы меня понимаете?

– Понимаю.

– И что?

– Не скажу, что польщена высоким доверием...

Так и хотелось сказать «нет» – резко, хлестко. Она не падшая женщина, чтобы стелиться под каким-то ревизором... Но ей хотелось на свободу. А до звонка оставалось еще три с половиной года, целая вечность. И от Песочникова зависело – выйдет она на свободу сейчас или через эту вечность...

– А все же?

– Я не хочу.

– А если хорошо подумать?

– Если очень хорошо подумать, то в принципе я согласна... Ну а какие гарантии того, что я пройду по условно-досрочному освобождению?

– Мое честное слово.

– Хорошо... Но только один раз...

Песочников смотрел на нее глазами возбужденного мужчины. Похоже, он был не прочь прямо сейчас, в своем кабинете проверить ее на пригодность к дальнейшему применению. И он мог сделать ей еще одно непристойное предложение. Но, похоже, он переборол себя.

– Один раз, – кивнул он. – Больше и не требуется...

Ревизор прибыл через два дня. К этому времени Яну привели в порядок – под конвоем свозили в город, в косметологический салон. За свои же деньги она прошла освежающе-омолаживающие процедуры. Побывала в салоне красоты. Даже купила себе недорогой, но очень симпатичный костюмчик – юбка средней длины, жакетка с широким фигурным воротом и на одной пуговице.

Деньги у нее были. В колонии на пошиве рукавиц кое-что заработала, Филипп Михайлович время от времени высылал переводы... Он уже не был ее тестем. Вильям оказался еще большим подлецом, чем о нем думала Яна. Два года назад он воспользовался законной возможностью развестись с ней заочно, женился вновь. А у Филиппа Михайловича все хорошо. Он сумел сохранить часть активов разгромленной фирмы, нашел людей, которые помогли ему создать новую компанию. И сейчас он снова в фаворе, снова делает деньги на импорте и экспорте. Только почему-то не предпринимает попыток реабилитировать Яну и вытащить ее из колонии. Деньги высылает, передачи шлет – на том и спасибо...

В сауну Яна шла без желания, но совесть не грызла ей душу. Чего ей стыдиться, если нет у нее мужа, если не перед кем хранить супружескую верность. Зато оправдательный мотив звучит торжественной увертюрой Чайковского. Если она изменяет себе, то во имя себя!..

Полковник из Москвы ждал ее в трапезной. Распаренный, закутанный в простыню. Ни дать ни взять, вельможный барин. Он пребывал в приятном, но слегка напряженном ожидании. Ему обещали красивую женщину, но ведь велика была вероятность преувеличения или даже обмана... Он увидел ее, просветлел ликом. Глазки замаслились, губы пересохли. Похоже, у него даже дыхание перехватило.

Как мужчина он был вполне. Рослый, крепкий. Асимметричное лицо, уродливо искривленный нос, но красивые глаза – глубокие, пронзительные... У нее возникло ощущение, будто она где-то его видела раньше, в прошлой своей жизни.