За все спрошу жестоко - Колычев Владимир

– Сэм, братуха!

Харитон первый заключил его в свои объятия. Повзрослел он, возмужал, заматерел. Мощный, тяжеловесный. И Кузов ему под стать. Видно, что не балду гоняет в спортзале. И в уличных драках ему пришлось побывать за последнее время. Шрам у него над правой бровью появился – видно, кастетом ему зарядили.

– Ну, наконец-то! – обнял Семена Кузов.

Джема ничего не сказала. С обожающей улыбкой она подошла к нему и сочно поцеловала в губы.

Она тоже изменилась за последние годы. После родов ее заметно разнесло, но все-таки она смогла сбросить вес. Джема стала более изящной, чем прежде. И даже более женственной. И еще от нее исходил дурманящий запах дорогого французского парфюма. А страстный блеск в ее глазах и податливость упругих губ обещали мужчине утеху и усладу.

Прежде чем сесть в машину, Семен глянул на своих бойцов, что высыпали на крышу слесарного цеха. Их было так много, что могло показаться, будто провожать его вышел весь лагерь...

Поливан вернулся в зону через месяц после грандиозной бойни в столярном цехе, но не было в нем уже того духа, который бросал его на бандитские баррикады. Надорвался он, сломался. После разговора с ним Семен понял, что убивать его вовсе не обязательно.

Сэм не стремился к тому, чтобы стать лагерным паханом. И молод он для этого, и особого смысла нет в такой радости. Но так уж вышло, что некому стало смотреть за зоной, поэтому он и подобрал воровскую власть.

Сегодня к его лагерному авторитету добавился плюс. Не на своих ногах уходит Семен, за ним приехала братва. На черной «Волге». Его встречают, обнимают. Все как в сцене из американского гангстерского боевика. Со стороны это должно казаться очень круто... Еще бы длинноногую красотку вместо Джемы в такой же песцовой шубе, да еще нараспашку и на голое тело... Но чего нет, того нет.

За него в лагере остался Волынок, и ему вскоре предстоит серьезное испытание. Говорят, что большой воровской сход направил к ним в зону законника. Семен предложил Волынку посмотреть на этого вора и, если он окажется достойной личностью, сдать ему власть. Но Волынку не очень-то понравился такой вариант. Уговаривать его Семен не стал. Хозяин, как говорится, барин...

– Твои кенты? – спросил Кузов, когда они сели в машину.

Семен хотел обосноваться на переднем кресле рядом с водительским, а еще лучше – сесть за руль. Но Джема чуть ли не силой затащила его на заднее место, чтобы прижаться к нему.

– Моя бригада.

– Ты, по ходу, бугром был?

– И бугром был, и бригада у меня своя бойцовская. И за зоной смотрел.

– За всей зоной? – недоверчиво протянул Кузов.

– А ты сомневаешься?

– Да нет...

– Мне все равно, что ты думаешь, – жестко отчеканил Семен. – Но так было. И я за свои слова отвечаю.

Кузов хотел что-то сказать, но Джема протянула к нему руку и легонько щелкнула пальцами по носу. Дескать, молчи. Другой рукой она нежно обняла Семена за шею и жарко поцеловала его в губы. Он не сопротивлялся. В конце концов, он мужчина, и у него уже давно не было женщины как таковой...

Семена разбудил чей-то пристальный взгляд. Неужели Поливан решил выйти из тени, чтобы нанести убийственный удар?.. Он дернулся, пытаясь защититься от ножа, и только тогда понял, что зона осталась где-то далеко-далеко. А на него смотрел малыш двух лет от роду. Смешное создание с мягкими завитушками волос и ясными, как солнечный день, глазами. Белесые брови вскинуты вверх в наивном восторге, рот приоткрыт в преддверии ликующей улыбки.

Костика не напугал резкий выпад отца. Он звонко засмеялся и побежал к двери. Не ребенок, а бегущий колокольчик...

Семен растроганно и с умилением смотрел на него. А он еще не хотел ехать домой... Мог бы увидеть своего ребенка еще пять месяцев назад, если бы вышел на условиях досрочного освобождения. Но впервые на него он посмотрел только вчера, когда Костик спал в своей кроватке.

– Ну, и куда это мы бежим?

Джема поймала малыша, сильным, но плавным движением рук вознесла его под самый потолок, а потом опустила на кровать.

– Попался, который кусался! – засмеялся Семен, усаживая ребенка к себе на живот.

А ведь Костик очень похож на него. Та же форма глаз, тот же нос, контур лица. Может, он и не ревновал Джему, но все же было бы неприятно попасть в разряд рогоносцев. Мало ли, вдруг она с тем же Кузовом согрешила...

Костик заливисто смеялся, пытаясь вырваться из отцовских объятий, а потом вдруг затих, выразительно посмотрел на Семена и оглушительно выдал:

– Папа!

И такой ураган чувств пронесся в душе Сэма, что уничтожил в нем всю неприязнь к Джеме. Ее можно было любить только за то, что она родила ему такого сына.

– Как вы тут без меня жили?

– Скучали без тебя. Очень скучали. Но ты вернулся, и теперь все просто здорово.

– Да, я вернулся...

Они приехали вчера ночью, и Джема сразу же уложила его спать. Но все-таки он смог осмотреть ее квартиру. Трехкомнатный вариант; ремонт и обстановка на уровне лучших домов. Телевизор с видиком, музыкальный центр – все японское, по высшему разряду. Сантехника вся импортная... В общем, чувствовалось, что Джема не зря руководила кооперативом.

– Балдежно здесь у тебя, – сказал Семен.

– У нас, – поправила Джема.

– У нас... Так и лежал бы, ничего не делая...

– В чем проблема?

– Да дела у меня...

– Оставь.

– Ты узнала, кто сдал меня ментам?

– Ну, все же хорошо, ты на воле, у тебя все есть...

– Кто меня сдал? Кит?

– Я не уверена.

– А я уверен.

– И что ты собираешься делать?

– Откручу ему башку.

– Успокоиться тебе надо. Отмякнуть. И отмокнуть. Я сейчас ванну с солью приготовлю... Но сначала надо позавтракать. Вернее, пообедать... Ты голубцы любишь?

– Не очень.

– Почему?

– Да надоели. У нас в зоне только голубцами на обед и кормили. Утром пельмени, в обед – голубцы, на ужин – лосось в сливочном соусе. И так каждый день.

– Ну вот, ты уже и шутишь, – весело улыбнулась Джема. – Значит, все хорошо. Давай умывайся, и к столу!

Борщ у Джемы вкусный, наваристый, и голубцы – просто шедевр кулинарного искусства. А еще холодная водочка из холодильника хорошо пошла.

Правда, напиться ему Джема не дала. Затащила в ванну, а пока он там отмокал, успела отвести Костика к своим родителям, которые жили неподалеку. Перетащила она их из убогой дыры в поселок, где купила для них домик с участком. А родители Семена жили в Москве, на ее ближней от поселка окраине. Это Джема подсуетилась. Она еще в девяностом году поняла, что рубль будет обесцениваться. Семен хотел квартиру в Москве, там она для него ее и купила – на его деньги, которые он как раз под это дело и собирал. Но в этой «двушке» сейчас живут его родные, и выселять он их не собирается.

Джема неспроста увела ребенка. Она хотела разнузданного секса, и Семен ей в этом не отказал. Молодая женщина заслужила это.

Тяжелая груша едва не лопалась от могучих ударов, цепь, на которой она держалась, натужно звенела, пытаясь вырваться из потолочного крепления. Это громила Пупс ей так поддавал. Мощный пацан, настоящая машина для убийств. И видно, что работает он от души. Да и остальные пацаны не баклуши в спортзале били, а груши да макивары. И все они так увлечены, что не замечают Семена.

– Стоп, мотор! Передых! – громогласно объявил он.

Пупс остановил кулак на половине пути. Повернулся к нему, просиял.

– Сэм! Братуха!

Он распахнул свои могучие объятия, но Семен весело ткнул его пальцем в грудь.

– Может, в спарринге поработаем?

Он страшно рисковал. Ведь Пупс мог задавить его одной только своей тяжеловесной мощью. Да и техника у него отличная, и удары поставлены. Но Семен должен был с порога заявить о себе в полный голос. Он привык жить в мире, где старые заслуги не в счет. В лагере свой авторитет ему приходилось поддерживать ежедневно, если не ежечасно.

– Ты это серьезно?

– А почему бы и нет?

Он снял с себя куртку, стянул свитер, футболку. Штаны на нем спортивные, эластичные, ногам в них свободно.

– Ух ты, волына у тебя! – заметил Пупс.

Семен засмеялся. Был у них в зоне один художник, такие татуировки делал, что сам «хозяин» не удержался и украсил себе плечо горным орлом. А Семену этот мастер выколол на левой стороне груди три волчьих морды в одной упряжке. Это символ его лагерной бригады, у всех бойцов была такая татуировка. А еще, ради прикола, Семену выкололи на животе пистолет. Если оголить торс, то со стороны могло показаться, что за пояс у него вложен настоящий ствол.

– Мы же волынские, как нам без волыны! – подмигнув Пупсу, сказал он. Обошел по кругу всех пацанов, пожав каждому руку, наспех размялся и только тогда поручкался с Пупсом.

– Ухач! Подавай сигнал!

Ухач тут же хлопнул в ладоши, но Пупс, похоже, прозевал момент. Зато Семен ударил в тот же миг, ногой, в живот, под самый пупок. А удар у него – спасибо Гусаку – будь здоров. Пупс дернулся так, будто поймал животом бронебойный снаряд. Согнулся, со стоном раскрыв рот.