Черный ворон, я не твой - Колычев Владимир

– А насчет Казимирова скажу тебе, что редкая он сволочь. – Андрей закурил, глубоко затянулся.

– Это ты сейчас так говоришь. А раньше ты его покрывал.

– Он не телка, а я не бык, чтобы его покрывать… Ты, Николай Александрович, знаешь, что такое любовь?

– Плавали – знаем.

– Вот и я плавал. Чуть не утонул… В племянницу его влюбился, потому и взял его под свою опеку…

– В племянницу, в ту, которая в розыске?

– В нее… За то и пострадал…

Он мог бы сказать, что его подставили. Но в воровской среде, как и во всяком нормальном обществе, нытики и неудачники не в почете. Подставы, разводы – это оружие воров, и если ты попал в такой капкан, значит, лох… А из-за любви пострадать не грех. Любовь – это свято. Даже предательство в любви окружено романтическим ореолом. Не зря же зэки не стесняются выкалывать на себе женщин – то с голой грудью, то с кинжалом, пронзающим розу, в районе того же бюста. Или женская голова в рамке из подковы, обвитой колючей проволокой. «Месть за измену», «Тюрьмой обязан женщине», и так далее, и тому подобное…

– Ничего, все уже нормально. Скоро я вернусь в свой кабинет, – пообещал Андрей.

Чему вор не очень то и обрадовался.

– А как же любовь? – усмехнулся Чиркач.

– Любовь пришла, любовь ушла… И тебе, наверное, уже пора.

– Гонишь, начальник?

Андрей мысленно поставил себе дополнительный плюсик в зачетку. Начальником его Чиркач величает. Значит, признал его силу и правду…

– Не гоню. Но ты за Казимирова спросить хотел, а я за него не в ответе…

– Ходят слухи, что он сейчас в больнице лежит. Подстрелили его, говорят…

– И что с того?

– К нам он вернуться должен.

– Возможно.

– Дров он наломал. Теперь его самого в дрова делать надо.

– Не советую. Им Генеральная прокуратура занимается.

– А мне все равно. Он Косого заделал, за это с него спрос…

– От меня чего хочешь?

– Чтобы ты не мешал.

– Генеральную прокуратуру ты не боишься, а со мной подстраховываешься… Чтоб ты знал, мы с Казимировым – враги.

– Тем лучше.

– Ты не так понял. Враг он мне или нет, но он должен дожить до суда. И он доживет!

– Это ты не понял, начальник. Казимиров Косого убил!

– Косого физически убил. Тебя – морально. – Андрей глянул на вора жестко, беспощадно. – Амбалов твоих подмял, тебя в расход мог пустить. Вот ты и злишься… А ведь сыр-бор на пустом месте разгорелся. Что плохого сделал тебе Казимиров, зачем ты его на разбор вызвал?

– Это наши дела.

– Дела ваши, а лезть в них буду я. Из мухи ты слона раздул. Эта раздутая муха тебя и уделала. Злишься ты, Чиркач, места себе не находишь. Человека к смерти приговорил… Шатается твой авторитет, сам это чувствуешь. Стареешь ты, а на подходе молодые волки, зубастые…

– Старею не старею, а тюрьму разморозить смогу! – сверкнул взглядом Чиркач.

Что верно, то верно, он еще был достаточно силен для того, чтобы устроить беспорядки в следственном изоляторе. С его подачи мог начаться нешуточный бунт, с захватом заложников. Именно поэтому и начальник тюрьмы старался не злить вора.

– Это запрещенный прием, – покачал головой Андрей.

– Да мне фиолетово! – торжествующе оскалился Чиркач.

– Но и у нас запрещенные приемы имеются.

– Только попробуй!

– Да не пыли, в камеру с петухами тебя не бросят, это слишком просто. Я тебя в одну камеру с Казимировым брошу. Он хоть и не вор, но на его счету такие дела, что братва легко его признает. А он хочет быть большим мафиозным боссом. И место смотрящего тюрьмы его вполне устроит… Кто выживет из вас двоих, тот и станет смотрящим. Нормальное условие?

Чиркач так сжал губы, что они побелели.

– Это беспредел, начальник, – через силу выдавил он.

– Боишься… Правильно делаешь, что боишься… Может, будет лучше, если Казимирова в другую тюрьму переведут?

Вор напряженно промолчал. Похоже, он уже не искал встречи с Казимировым. И вариант, который озвучил Андрей, его вполне устраивал.

– А может, тебе самому перевод устроить?

– Ты, начальник, умеешь брать за горло. Далеко пойдешь. Если не остановят, – зловеще усмехнулся вор. – За Казимирова подписываешься, что ж, это твоя ментовская воля. Давай договоримся, если тебя возвращают к своим, я оставлю этого черта в покое. Если нет, то мои «торпеды» сделают и тебя, и Казимирова…

– Мне твой Казимиров – до фонаря.

Это признание могло показаться признаком слабости со стороны Андрея, если бы не его взгляд – острый, прочный и несгибаемый как русский трехгранный штык.

– Меня интересуешь ты, Чиркач. Если я возвращаюсь, то ты будешь частым гостем в моем кабинете, если нет, то делай, как знаешь…

– Частым гостем?.. В стукачи записать меня хочешь?

– А ты меня в покойники.

– Не сравнивай хрящ с пальцем! Лучше покойником быть, чем стучать…

Андрей на это лишь усмехнулся. Краем уха он слышал, что Чиркач был в свое время стукачом. Был один кум в зоне, который сумел сломать. Кто конкретно, Андрей не знал, но догадывался, что с этого кума все только начиналось. Стукач – это как эстафетная палочка, от одного опера к другому. Возможен вариант, когда связь между операми теряется, тогда исчезает из поля зрения сама палочка. Но рано или поздно ее подбирают другие руки… Хотел бы Андрей иметь в своем арсенале такого секретного сотрудника, как Чиркач. Но сначала ему нужно обрести свободу.

– Значит, договор не состоится, – с обличительной насмешкой глянул на вора Андрей.

– Значит, не состоится.

– Но ты же поднял эту тему. А теперь ее роняешь?.. Так трус теряет на поле боя оружие.

– Трус?!. Ты за базаром следи! – взвился вор.

– А ты словами не бросайся…

– Ладно, считай, что договорились!.. И смотри, если через неделю тебя не выпустят, за тобой начнется охота…

Андрей промолчал… А вдруг его действительно не выпустят. Что, если Колечкин не сдержит своего обещания? Или Казимиров разговорится, да наврет с три короба… А Чиркач настроен решительно. Если он дал слово, то обязательно его сдержит. И «торпеды» у него есть, которые могут привести в исполнение смертный приговор. Вариантов много. Например, подговорить баландера, который бросит в похлебку крысиного яду. А еще можно подкупить контролера… Надо выходить на свободу, иначе беда…

Ночью Станиславу снился Андрей. Он снова сидел в изголовье соседней кровати и щелкал выключателем. Только ночник был необыкновенным. Щелк – вспыхнет красным светом голова Герберта, щелк – погаснет, щелк – снова вспыхнет, но уже голова Германа… Герберт, Герман, Себастьян, Олег, Игорь… Станислав проснулся, когда увидел, что ночник принял форму его лица…

А утром к нему пожаловал следователь Колечкин. Этот не игрался со светом. И сел в изголовье его кровати. Положил на тумбочку папку, вытащил из нее бланк протокола, ручку. Многозначительно посмотрел на Станислава.

– Снова будем изображать из себя смертельно больного? – ехидно спросил он.

Казимиров промолчал. Не хочет он говорить, и не будет.

– Не вижу в том смысла.

Колечкин пытался накалить обстановку, но Станиславу ни холодно ни жарко.

– Прошлой ночью у вас был Андрей Сизов. Он разговаривал с вами. Он спрашивал, вы отвечали. Так что, Казимиров, не надо строить из себя немого. Этим вы еще больше настроите следствие против себя…

Станислав лишь усмехнулся. Куда уж можно больше? Хоть в стихотворной форме признание изложи, все равно пожизненное светит.

– Итак, начнем!..

Колечкин снова начал спрашивать о преступлениях, которые он совершил. Но Станислав все так же упорно молчал. В конце концов следователь дошел до белого каления.

– Почему вы все время молчите? – взорвался он. – Почему?.. Вы что, за человека меня не считаете?

Это был истерический крик его слабой душонки. Презрительной улыбкой Станислав показал, что именно так и считает.

– Почему Сизову вы все рассказали? – продолжал истерику следователь. – Почему вы молчите со мной?

– Потому что Сизов – сила. А вы – так себе…

Его голос прозвучал так неожиданно, что Колечкин вздрогнул.

– Все-таки заговорил! – обрадовался он.

– Достал ты меня, потому и заговорил.

– Тогда, может, все-таки сделаете признание?

Станислав лишь молча ухмыльнулся. Он пребывал в таком расположении духа, что разговорить его можно было только по одной теме. В какой-то степени он уважал Сизова, но при этом безмерно его ненавидел.

– Тогда расскажите мне про капитана Сизова.

Кажется, Колечкин нащупал его слабую струнку.

– Сволочь он, твой Сизов! – не смог удержаться от ответа Казимиров.

– Я прослушал запись вашего с ним разговора. Вы говорите, что подставили его…

Станислав понял, о каком разговоре идет речь. Оказывается, их последний разговор с Сизовым записывался на пленку. Впрочем, он так и предполагал.

– Не подставлял я его.

– Не вы, а ваш племянник Игорь Казимиров. Не дождавшись условной фразы, он подставил Андрея Сизова и ушел. Так вы говорили.