Мужчина, которого предала женщина - Колычев Владимир

– Ты с ума сошел! Ты его убьешь! – возмущенно простонала Дарьяна, глядя, как ее муж корчится на земле, пытаясь подняться.

– А ты думаешь, для чего я его сюда вытащил? Да, я его убью, – невозмутимо сказал Валентин.

Он вынул крепко заткнутый за пояс пистолет. Сначала вынул обойму, затем передернул затвор. Он сделал так нарочно, чтобы патронник остался свободным. А железом он лязгнул для пущего эффекта. Дарьяна должна видеть, насколько он крут.

– Мы будем биться на равных, – сказал он, вставив обойму в рукоять, возвращая пистолет на место. – Как мужчина с мужчиной… Ну, чего разлегся, мразь? Давай вставай! За Дарьяну отвечать будешь! За то, что увел ее у меня! За то, что жизнь мою разрушил!

– Валентин, не надо! – воззвала к нему Дарьяна.

– Уже Валентин, и то хорошо, – снисходительно усмехнулся он. – А то все Валя… А кто-то меня еще и Валюшей назвал…

Он стремительно подошел к Тихоплесову, который уже кое-как поднялся с земли.

– Я не Валюша. Я Валентин.

Полунин наотмашь ударил Тихоплесова левой рукой, но тот смог поставить блок, хотя это его и не спасло. Прямой с правой в подбородок снова опрокинул его наземь. Вдобавок Эдуард Антонович сильно ударился затылком о ствол осины.

– Давай поднимайся. Я с тебя еще не за все спросил… Минута у тебя, потом буду бить тебя лежачего. А как ты думал? Это жизнь, Эдик. И правила в этой жизни устанавливают такие, как ты. Я знаю, ты любишь бить по этим правилам. Но сейчас ты по этим правилам будешь получать. Что, не нравится?

Тихоплесов с ненавистью смотрел на него, но встать на ноги не пытался. Он собирался с силами, пока не истекла отпущенная минута.

– Валентин, ну, не надо! – взмолилась Дарьяна. – Так нельзя!

– А ему что, все можно? Тебя отбивать можно?

– Он меня не отбивал. Я сама от тебя ушла.

– Это уже неважно. Я не хочу возвращаться в прошлое, искать там, кто прав, кто виноват. Тем более что меня самого уже осудили. На четырнадцать лет.

– Но ведь ты сам виноват. Ты убил человека.

– А я своей вины не отрицаю. И тебя винить ни в чем не хочу. Хотя ты бы мне очень помогла, если бы послала хотя бы весточку, хотя бы одно теплое слово… Но не было ничего! Потому что ты вычеркнула меня из своей жизни. Жизнь твоя, и я понимаю, что места мне там нет. Понимаю и не лезу… Но разобраться с этим я должен. Хоть какая-то мечта должна осуществиться…

Тихоплесов резко вдруг поднялся с земли, низко нагнув голову, бросился на Валентина. И кулаки выставил вперед. Вот когда пригодились приемы из самбо. И смелость из новой жизни. Валентин уклонился от удара, перехватил руку, крепко захватил ее и взял противника на прием, головой врезав его в ствол высокой толстой березы.

– Если ты его еще раз ударишь, я тебя прокляну!

Тихоплесов без чувств лежал на земле, и Дарьяна, раскинув руки, заслоняла его собой от Валентина.

– Ты меня уже прокляла. И твое проклятие работает. У меня ничего нет. Сначала я потерял тебя, затем себя, а потом и свободу. И обратно уже ничего не вернешь… Ты, конечно, можешь пообещать мне, что встретишься со мной. Потом, когда твой муж будет дома, в полной безопасности. У него слабая потенция, а тебе нужны сильные ощущения, хотя бы раз в год, и я бы мог помочь тебе в этом, – ехидно скалился Валентин, глядя на нее. – А потом, когда он умрет от аневризма, после траура ты отправишься ко мне на остров… Пардон, не ко мне, к Меднику. Или к Цаплину.

– Кто тебе такое сказал? – залилась краской Дарьяна.

– Сам слышал, как ты Меднику пела.

– Ты подслушивал?

– Неважно, – не моргнув глазом, сказал Валентин.

– Ты подслушивал!

– Но ведь было же!

– Ты должен был понять, что я врала… Я выпутывалась из положения!

– Я слышал, как ты выпутывалась из своего сарафана. Ты же подстелилась под Медника!

– Ты не так все понял! – голосом, срывающимся на вопль, воззвала к нему Дарьяна.

– Да мне все равно, так я понял или не так. Ты можешь идти. Ты мне больше не нужна. А эту мразь я раздавлю… Лежачего не бьют. Но в лежачего стреляют!

Валентин снова достал пистолет, звонко загнал патрон в патронник, приставил ствол к голове Тихоплесова.

– Ты псих! – схватилась за голову Дарьяна.

– Я сказал, ты свободна.

– Ты не можешь его убить!

– Ты в этом уверена?

Валентин оттянул назад собачку спускового крючка, хотя делать это было и не обязательно.

– Не стреляй, – зажмурив глаза, жалко пробормотал Тихоплесов.

Оказывается, он уже пришел в себя, но делал вид, что находится в глубоком нокауте.

– Тогда давай драться… Я должен тебя убить.

– Не надо… Я заплачу…

– За что, за свою жизнь? Так твоя жизнь ничего не стоит. А может, ты хочешь заплатить мне за Дарьяну? За то, что увел ее от меня?

– Да, за Дарьяну, – сквозь зубы процедил Тихоплесов.

– Дарьяна, ты слышишь? Ты для него всего лишь товар! – куражился Валентин. – Но я-то деньги за нее не прошу. Она для меня не товар. Она для меня бесценна. И у тебя просто нет таких денег, чтобы расплатиться за нее… Так что не нужны мне твои деньги.

– Дружкам своим скажи, им деньги нужны. Я оружие чеченцам продавал, пусть они с меня деньги за это возьмут.

– Мне все равно, что ты чеченцам оружие продавал, – мотнул головой Валентин. – Я в Чечне не воевал, мне все равно, что там было…

– А вот нам не все равно! – раздался вдруг за спиной голос Медника.

Разведчики бесшумно вышли из темноты в лунный сумрак, в голову Валентину уперся ствол автомата. А чья-то рука забрала у него пистолет.

– Ну и зачем ты, Полунин, это сделал? – спросил Цаплин.

– Долго объяснять, – с вызовом ответил Валентин. – А у меня времени нет. Меня на том свете заждались. Давайте стреляйте быстрей.

Удивительно, но он действительно не боялся умереть. Он одержал над Тихоплесовым убедительную победу. Дарьяну этим не вернул, но в ее глазах поднялся. Она может назвать его психом, чудовищем, но никак не Валей, рохлей, размазней. Будущего у него все равно нет, так что это счастье – умереть на мажорной ноте.

– Я ведь выстрелю, – сказал Медник.

– Давай стреляй. Но учти, хоть пальцем моей жены коснешься – я тебя, гада, с того света достану. Я следить за вами буду…

– Не коснется он меня пальцем! – с надрывом произнесла Дарьяна.

– Она тебе не жена! – зашипел на ухо Медник.

– Здесь уже нет, а на том свете – да. Я знаю это. И буду ждать ее там… Ну чего тянешь? Давай жми на курок.

– Отставить!

– Да я не собирался стрелять, – отозвался Медник. – Некрасиво это, из-за бабы… А то, что сбежать помог, так это у него детство играет…

– Валек – нормальный парень. Свой в доску, – подал голос Казымов. – Я бы с ним в разведку пошел.

– И голова у него варит, – неожиданно поддержал его Цаплин.

– И еще Эдика на признание раскрутил, – засмеялся Медник. – Не было бы, как говорится, счастья… Что, Эдик, за Чечню отвечать будешь?

– Да.

– У тебя, говорят, яхта своя…

– Забирайте.

– И сколько она стоит?

– Двадцать миллионов.

– Значит, двадцать миллионов с тебя. А яхту оставь себе.

Медник насел на Тихоплесова, потеряв к Валентину всякий интерес. Зато Казымов подал Полунину руку, помог ему подняться с корточек. Но вдруг больно ударил его под дых.

– Это тебе за то, что Нику ко мне послал…

Валентину пришлось сделать над собой серьезное усилие, чтобы не согнуться пополам.

– Это военная хитрость, – едва слышно просипел он.

– Я так и понял. Поэтому живи…

Медник продолжал давить на Тихоплесова, требуя деньги. Тот пытался торговаться, сбивая цену. Цаплин внимательно вслушивался в их перепалку. И только Валентин кривился. Не нравился ему этот разговор. Не для того он освободил Тихоплесова, чтобы он снова попал в руки разведчиков. Лучше бы он действительно его убил…

– Вы нарочно это придумали? – тихонько спросила Дарьяна.

Она близко подошла к Валентину, коснувшись его локтем. Ее никто не связывал, потому что, сбеги она, уйти от погони не сможет. Она и сама понимала, что разведчики поймают ее в два счета, ведь лес – это их стихия. А кричать бесполезно, да к тому же небезопасно, после такого выпада можно остаться с кляпом во рту.

– Что – нарочно?

– Ты знал, что нас догонят?

В ее вопросе не хватало уверенности, и Валентин это почувствовал.

– Да. Поэтому и торопился. Жаль, что не успел.

– Что не успел?

– Убить твоего мужа.

– Ты правда этого хотел?

– И сейчас хочу.

– Не думала я, что ты такой жестокий.

– Ты думала, что я тряпка. Поэтому и вытерла об меня ноги.

– Неправда, я никогда не желала тебе зла.

Она вдруг взяла его под руку, бедром прижавшись к его ноге.

– Не желала, оно само пришло.

– Прости.

Он ощутил плечом упругость ее груди, знакомую и в то же время такую нереальную.

– Я все могу тебе простить, – размяк он, как воск на жарком солнце. – Могу и прощаю. – И, немного подумав, добавил: – Только это ничего не изменит. Мы все равно по разные стороны баррикад. И ты сама это прекрасно понимаешь.