Бандиты - Леонард Элмор

Они снова сидели на застекленной террасе в доме, принадлежавшем матери Люси. За окном лил дождь, в тусклом предвечернем свете все так же вился по обоям узор из банановых листьев. Отойдя от потемневшего окна, Люси села напротив Джека и Каллена – они оба устроились на диване.

– Я ушла в монастырь из-за любовной истории, но не из-за своей, а из-за той, что случилась восемь веков назад. Был мужчина, влюбленный в любовь, и была девушка семнадцати лет по имени Клара – я уверена, она любила этого мужчину. А меня просто очаровала эта история. Мне тогда исполнилось девятнадцать, я легко могла поставить себя на место этой бедняжки, этой бедной маленькой богатой девочки – она была несчастна и сама не понимала отчего. Родители готовили ее свадьбу, устраивали всю ее жизнь за нее. У меня было что-то такое – кажется, это можно назвать мистическим переживанием. Я думала даже, если бы я жила тогда, в тысяча двести десятом году, в Италии, я была бы Кларой. Я тоже пришла на мессу в собор Святого Руфино и слушала, как тот человек, Франциск, говорит – негромко, но с величайшей верой – о Божьей любви, и моя жизнь переменилась. Я перенеслась туда, в тот собор, я чувствовала запах свечей и благовоний, я тоже влюбилась в этого человека в коричневой рясе нищенствующего монаха.

Каллен сгорбился на краю дивана, упершись локтями в колени. Джек слышал, как старик часто, взволнованно дышит – его тоже захватила эта история, покорил негромкий голос рассказчицы. Вечерний сумрак проникал в окно из-за спины Люси, окутывал ее, и уже не казалось странным, что девушка в джинсах и свитере пытается передать им свой мистический опыт.

– Если б я родилась на пять-шесть лет раньше, я бы, наверное, присоединилась к хиппи, но к тому времени, когда я созрела для побега, дети цветов уже разошлись по домам, и слава богу, поскольку мне удалось не только уйти из дому, как им, но и к чему-то прийти. Клара тоже убежала из дому – так подействовала на нее проповедь Франциска и невероятное, буквально сверхъестественное сочетание земной и небесной любви. Она основала орден Бедных кларисс, Франциск сам постриг ее, отрезал ее прекрасные русые волосы. Он и раньше беседовал с Кларой, наставлял ее, но никогда не оставался с ней наедине. Клара была необычайно, просто потрясающе красива. Наверное, он догадывался, что ею руководит любовь не только к Богу. Конечно, биографы твердят, будто Франциск не знал искушений, но я думаю иначе. В Риме у него тоже была поклонница, Жаклин де Сеттесоли, он всегда навещал ее, когда являлся в Рим к Папе, и никаких сплетен не возникало. Она-то была непривлекательна, мужеподобна, он даже называл ее «брат Жаклин». Но с Кларой все было по-другому. Я уверена: стоило им посмотреть друг другу в глаза, и они бы все поняли без слов.

Разговор этот начал Каллен: не зная, о чем вести беседу с монахиней, пусть и бывшей, он заметил, что в четырнадцать лет сам подумывал поступить в семинарию, ту, что на Карролтон-авеню, а Джек добавил, что побывал внутри этого здания, когда ему было два года: они тогда жили через дорогу, и мать отвела туда его и сестру, как в убежище, поскольку по радио предупредили о надвигающемся урагане. И тут Каллен в лоб спросил, с какой стати такая красавица – и вдруг монахиня…

– Он ведь не сразу сделался таким кротким святым, беседующим с птичками небесными. Франциск был из богатой семьи, в молодости тоже гонялся за модой, но уж когда он решил отказаться от всего, то на полпути не останавливался. Он разделся догола на центральной площади в Ассизи и роздал всю свою одежду нищим. Люди решили, что он сошел с ума. Они кидали в него камнями, дразнили «pazzo» – «дурачок». По крайней мере, он заставил их прислушаться. Можете назвать это метафизическим безумием, божественным исступлением, не важно. Главное – он проповедовал любовь к Богу, безграничную любовь к Богу, проявлять которую надо в любви к человеку. Он говорил о любви безо всяких богословских изысков, и он трогал людей, он касался их руками, он целовал язвы прокаженных.

– Господи Иисусе! – выдохнул Каллен.

– Да, во имя Него, – подхватила Люси, быстро глянув на Джека и мимолетно улыбнувшись. – Он взял деньги у отца, можно было бы даже обвинить его в воровстве. Он отдал деньги священнику на восстановление обветшавшей церкви, потому что слышал голос: «Франциск, восстанови дом Мой». Священник не решился взять у него эти деньги, наверное, боялся рассердить его отца. Франциск вернул деньги отцу, но эта церковь, церковь Святого Дамиана, стала потом первым монастырем кларисс.