Бандиты - Леонард Элмор

– Если б не караулил их с пистолетом? – уточнил Фрэнклин.

– Ну да.

– Может, лучше их спрятать?

– Да, но как?

Пусть он хорошенько подумает.

– Помнишь, Фрэнклин, мы учили тебя закладывать бомбы? Человек открывает дверь или окно, и – хлоп! Как-то раз полковник ликвидировал священника с помощью такого устройства. Священник открыл багажник и отправился к праотцам. Знаешь, почему я сейчас вспомнил об этом? Если эти двое так ничего тебе и не скажут, а тебя разберет любопытство, не вздумай открыть что-нибудь наобум, багажник, например. Ты понял? Кивни, если понял.

Фрэнклин кивнул.

– Они сказали, что собрали больше двух миллионов. Сколько это будет, если перевести в кордобы? Добавь несколько нулей, если обменять на черном рынке. Если не тратить эти деньги на оружие и боеприпасы, сколько на них можно накупить бобов, а?

Индеец даже глазом не моргнул.

– Да, но мы-то предпочитаем исподтишка вести войну. – Уолли Скейлс снова поглядел в сторону Бурбон-стрит, откуда теперь доносились звуки оркестра. Потом снова поглядел на Фрэнклина и сказал совсем тихо: – Знаешь, что я тебе скажу?

Только тебе одному, и ты никому не говори. Я бросаю эту чертову работу. Тот человек, который привел меня в Управление, сделал карьеру, стал заместителем директора, лучший профессионал во всей фирме, уже подписал прошение об отставке. Он по уши сыт этим дерьмом. Я тоже ухожу. Знаешь, почему?

Он терпеливо дождался, чтобы Фрэнклин покачал головой, глядя на него своими темными, неизменно серьезными глазами.

– Потому что мы всегда правы, черт бы нас побрал, что бы мы ни натворили, с какими бы людьми ни имели дело. Ты понял, о чем я говорю?

– Тебе это надоело, – сказал индеец.

– Еще как!

22

Люси жила в этом доме всю жизнь, пока не ушла в монастырь. Джеку она сказала, что на ее памяти раз в несколько лет обновлялись обои и мебель, но внешний вид комнат, кроме террасы, оставался прежним. Можно было прожить в доме до глубокой старости и не заметить никаких перемен, если только не выходить на эту террасу. Люси сказала, что в нашем климате, в Новом Орлеане, надо быть начеку, не то сам мхом обрастешь, и дело тут не только в повышенной влажности. Хотела бы она знать, чем живет ее мама, но не может ее понять. Надо будет попытаться достучаться до нее – это тоже долг сестры милосердия. Еще Люси сказала, что теперь отец стал ей как-то ближе, что она впервые стала воспринимать его не как отца, а просто как человека, мужчину.

Они вели этот разговор посреди главного зала, стоя на пороге темной парадной гостиной.

– Я поняла, что совершенно не разбираюсь в мужчинах. Я не могу вообразить себя мужчиной.

– Я никогда и не пытался представить себе, что значит быть девушкой, – откликнулся Джек. Поразмыслив минутку, он добавил: – Да и никогда не смог бы.

– Ты не всматриваешься в самого себя, верно?

– Почему же? Я порой ловлю себя на том, что позирую, выставляюсь.

– Выходит, ты замечаешь только, когда перестаешь быть самим собой.

– Что-то не пойму, о чем речь.

– Пока я не ушла из дома, я ничего не знала о мужчинах. У меня были знакомые мальчики, я знала их отцов. Мальчики пили, напускали на себя трагический вид, и все это было неестественно, преувеличенно. Хотели привлечь к себе внимание. Никакой трагедии у них на самом деле не было, вот они и пили и развлекались вовсю. К развлечениям они относились очень серьезно. От них я ничему не научилась. Я хорошо знала этих мальчиков и их отцов, но это не помогло мне узнать мужчин. Понимаешь? Мужчины превратились в нечто среднее между всеми этими парнями и их родителями. Так было, пока я не познакомилось с тобой, а потом с Роем и Калленом. До сих пор я никогда не наблюдала мужчин вблизи, не замечала, насколько они отличаются от нас именно тем, что они – мужчины.

– Ты наблюдала за мной?

– Вроде того. Ты ведь хорошо разбираешься в женщинах, верно? У тебя их было много. Та, с которой ты разговаривал в ресторане, – это была Хелен?

– Откуда ты знаешь?

– У нее рыжие волосы, ты рассказывал.

– Когда мы встречались, они были другими – волосы, я имею в виду. Теперь она их завила, сделала перманент.

– Я заметила, как она поглядела на тебя, как только вошла. Ты рассказал ей, что мы задумали, ведь так?

– Я должен был ей рассказать – ведь она нас здорово выручила.

– А потом ты провел с ней ночь?

– Ну да, вообще-то… – забормотал он. Потом окрепшим голосом: – Да, мы спали вместе. Но мы ничего такого не делали. – Господи Иисусе! Он словно со стороны, не веря собственным ушам, слышал свой голос. Как будто он извиняется, оправдывается в чем-то.