Собака из терракоты - Камиллери Андреа

У Монтальбано со злости опять кольнуло в боку, он застонал. Ливия вскочила, выключила видеомагнитофон.

– Да что ты слушаешь этого мерзавца?

После получаса бесконечных приставаний и упрашиваний Ливия сдалась и опять включила видеомагнитофон. Комментарий Николо Дзито был теплым, негодующим и трезвым. Теплым по отношению к приятелю-комиссару, которому он желал поправиться как можно скорее; негодующим, потому что, несмотря на все обещания правительства, мафия пользовалась свободой действий на острове; трезвым – потому что арест Тано Грека увязывался с обнаружением арсенала. Два эти мощных удара по организованный преступности были делом Монтальбано, который, таким образом, выступил в роли опасного противника, от которого следовало избавиться любой ценой. Он высмеивал предположение, будто покушение могло оказаться местью покойников за осквернение их последнего приюта: на какие деньги они наняли киллеров, задавал он вопрос, не на вышедшую ли из оборота мелочь, которая была в плошке?

Далее слово опять брал журналист «Телевигаты», который представлял интервью с Альчиде Маравентано, наименованного для этой оказии «специалистом по оккультным вопросам». Священник-расстрига был облачен в тунику с разноцветными заплатками и сосал из бутылочки. На настойчивые вопросы, которые должны были подвести его к признанию возможной связи между покушением на комиссара и, так сказать, осквернением святыни, Маравентано с мастерством записного актера не отвечал ни да ни нет, оставляя всех в тумане неопределенности. Потом в завершение кассеты, смонтированной Дзито, показалась заставка программы политобозревателя Рагонезе. Неожиданно появился какой-то незнакомый ведущий и сообщил, что в этот вечер его коллега не может выступать с экрана, поскольку оказался жертвой зверского нападения. Преступники, личность которых установить не удалось, накануне ночью избили и ограбили его, когда он возвращался домой по окончании рабочего дня на «Телевигате». Журналист бросал тяжкое обвинение силам правопорядка, которые больше не в состоянии обеспечить безопасность граждан.

– А почему Дзито решил записать тебе этот кусок, который тебя не касается? – спросила простодушно Ливия, которая была с севера и некоторых тонкостей не понимала.

Ауджелло задавал вопросы, а Торторелла вел протокол. Монтальбано рассказал, что они с Джедже были одноклассниками и друзьями и что дружба их продолжалась, хоть они и очутились по разные стороны баррикады. Настоял, чтобы внесли в протокол, что в тот вечер Джедже попросил о встрече, но обменяться они успели всего несколькими словами, разве что приветствиями.

– Он было заикнулся о торговле оружием, говорил, что слышал кое о чем, что меня могло интересовать. Но сказать мне об этом не успел.

Ауджелло сделал вид, будто поверил, и Монтальбано смог описать в подробностях все фазы перестрелки.

– А теперь рассказывай ты, – сказал он Мими.

– Сначала подпиши протокол, – ответил Ауджелло.

Монтальбано подписал, Торторелла простился с ним и вернулся в управление. Рассказывать особенно нечего, начал объяснять Ауджелло, машину Инграссии обогнал мотоцикл, тот, который сидел позади, обернулся, открыл огонь и – привет. Машина Инграссии свалилась в канаву.

– Решили избавиться от лишнего, – прокомментировал Монтальбано. И потом спросил с ноткой грусти, потому что чувствовал себя вне игры:

– Что думаете делать?

– Ребята из Катании, которым я сообщил, обещали нам, что не отстанут от Бранкато.

– Будем надеяться, – сказал Монтальбано.

Ауджелло этого не подозревал, но, возможно, информируя коллег из Катании, он подписывал смертный приговор Бранкато.

– Чья это работа? – спросил в лоб Монтальбано после некоторой паузы.

– Какая работа?

– А вот, глянь-ка.

Нажал на пульт дистанционного управления, показал ему отрывок, где сообщалось о нападении на Рагонезе. Мими прекрасно сыграл роль человека, пораженного неожиданностью.

– Ты у меня об этом спрашиваешь? И потом, эти дела нас не касаются, Рагонезе живет в Монтелузе.

– Какой ты у нас наивный, Мими! На вот, укуси пальчик!

И протянул ему мизинец, как маленькому ребенку.

Глава восемнадцатая

Прошла неделька, и на место посещений, объятий, телефонных звонков, поздравлений водворились одиночество и скука. Он убедил Ливию вернуться к своей миланской кузине: не было причин, чтобы она так бездарно проводила свой отпуск, о предполагавшейся поездке в Каир в данный момент говорить не приходилось.