Бесприютный - Варгас Фред

Луи поднялся по лестнице и постучал в окошко кассы.

– Полиция, – сказал он кассиру, показав старое удостоверение. – Мне срочно нужно видеть дежурного по станции, все равно кого.

Юноша смущенно оглядел мокрую одежду Луи, но трехцветная полоса на визитке произвела впечатление. Он открыл стеклянную дверь и впустил Луи внутрь.

– Внизу беспорядки? – спросил он.

– Нет. Вы знаете, когда начали клеить стихи в метро? Это очень важно.

– Стихи?

– Да, в вагонах. «Многоцветие рифмы».

– Ах это…

Юноша наморщил лоб:

– Думаю, уже год или два. Но в чем…

– Речь идет об убийстве. Мне срочно нужно узнать, была ли там одна поэма. Я хочу знать, была ли она вывешена, и если да, то когда. Расклейщики должны знать. У вас есть их телефон?

– Вот здесь. – Юноша открыл металлический шкафчик и вынул ветхую папку.

Луи уселся перед закрытым окошком и стал листать.

– Но сейчас уже никого нет, – робко вмешался юноша.

– Я знаю, – нетерпеливо отмахнулся Луи.

– Если это так срочно…

Луи повернулся к нему:

– Вы можете мне помочь?

– В общем… ну… я могу позвонить Ивану. Это расклейщик афиш. Он их наизусть знает. Может быть, хотя…

– Хорошо, – сказал Луи, – звоните Ивану.

Юноша набрал номер:

– Иван? Это Ги, возьми эту чертову трубку, у меня срочное дело, я звоню со станции!

Ги виновато глянул на Луи, но тут на том конце взяли трубку.

– Иван, у нас тут срочное дело. Насчет одной афиши.

Луи взял трубку.

– Какие именно стихи? – спросил Иван. – Я наверняка помню.

– Вам прочесть?

– Да, так будет лучше.

Теперь Луи смущенно посмотрел на кассира. Он сосредоточился, вспоминая четверостишие, которое накануне читал Луазелю.

– Сейчас, – сказал он в трубку, – вы слушаете? – Да.

Луи набрал воздуха в грудь.

– Во мраке, вдов и безутешен, я бреду, князь Аквитании, чьей Башни больше нет… Вот. Автор некий Жерар де Нерваль, а называется она «El Desdichado». Дальше я не знаю.

– Можете повторить?

Луи повторил.

– Да, – сказал Иван, – такие стихи были, я точно помню.

– Прекрасно, – сказал Луи, сжимая трубку. – Вы не помните, когда именно они были вывешены?

– Кажется, перед самым Рождеством, я тогда еще подумал, что для Рождества они мрачноваты.

– Это точно.

– Но потом они висели много недель. Надо узнать в офисе.

Луи горячо поблагодарил расклейщика афиш. Потом тщетно попытался дозвониться Луазелю.

– Нет, ничего передавать не нужно, я перезвоню, – сказал он дежурному.

Он пожал руку юному Ги и через десять минут уже стучался в дверь Гнилой лачуги. Двери были на засове, никто ему не ответил. Он поставил сумку у дверей и обошел дом вокруг. С другой стороны в большой сад выходили три высоких окна. Марк называл сад «корчевьем», в отличие от «пустоши», потому что травы в нем было мало, а Матиас посадил там три куста картошки. Луи постучал в закрытые ставни и выкрикнул свое имя, чтобы не напугать сторожей Клемана.

– Открываю, – отозвался Вандузлер-старший.

Он встретил Луи в бутылкой вина в руке.

– Здорово, Немец. Мы втроем играем в «четыреста двадцать один».

– Втроем с кем?

– Я, Марта и ее парень.

Луи вошел и увидел Клемана верхом на деревянной скамье, рядом сидела Марта. На столе стояли стаканы и лежали листы бумаги, на которых записывали очки.

– А где остальные? – спросил Луи.

– Евангелисты? Ушли прогуляться.

– Что, все вместе?

– Ничего не знаю, меня это не касается. Играть будешь?

– Нет, выпью кофе, если остался.

– Угощайся, – предложил крестный, снова усаживаясь за игру. – Там в кофейнике, возьми сам.

– Вандуз, – сказал Луи, наливая себе кофе, – вполне вероятно, что Секатор был вторым насильником.

– Чик, – прошептал Клеман.

– И возможно, ему и Русле за это заплатили. Третий соучастник, скорее всего, был заказчиком, он нам пока неизвестен. Он самый опасный. Возможно, это знакомый Секатора.

Вандузлер повернулся к Луи.

– А хуже всего то, что я сделал глупость, – сказал Луи. – Люсьен был прав.

– Вот как, – спокойно отозвался крестный.

– Но я не мог знать, что «El Desdichado» был вывешен в метро и RER в декабре.

– А это важно?

– Это все меняет. Убийца не искал стихи, он наткнулся на них.

– Ясно… – сказал Вандузлер, бросая кости на доску.

– Шестьсот шестьдесят пять, ни больше ни меньше, – сказала Марта.

– Шесть шесть пять, – пропел Клеман.