Чего хочет женщина - Полякова Татьяна Викторовна

Пошла мимо Лома, он на меня глаза пялил вовсю, а морда довольная.

— Что, Ломик, — сказала я ласково, напирая на него грудью. — Твоя работа?

Он облизнулся, а Аркаша заорал:

— Уйди отсюда, уйди, пока не убил.

Следовало найти во что бы то ни стало Димку. А он исчез. Раз пять домой звонила, трубочку маменька брала: «Димы нет». С утра возле их дома в машине сидела, из автомата звонить бегала. Из дома он не выходил, и дома его, по словам матери, нет. Ясное дело, врет. Плюнула на все и пошла к нему. Маменька дверь открыла, увидела меня и глаза вытаращила:

— Ах ты, бесстыжая!

Я сделала шаг и рявкнула во весь голос:

— Димка где?

— Нет его, уехал.

— Врешь. Дома он.

— Уходи немедленно, милицию вызову.

— Вызывай. Не уйду, пока Димку не увижу.

Тут он и появился. Видок у него как с перепоя, глаза больные, лицо бледное.

— Идем, — сказала я и к выходу, он за мной, а маменька за ним.

— Дима, не ходи с ней, — закричала.

— Мама, успокойся, я сейчас, — ответил он.

Меня трясло так, что зуб на зуб не попадал; спустились мы на один пролет, у окна встали. Родительница все ж таки выскочила.

— Мама, — попросил Димка, — не надо весь подъезд по тревоге поднимать. Я сейчас.

Дверь она закрыла неплотно, подслушивала, язва. Мне, впрочем, на это было наплевать.

— Дима, — заплакала я, — не бросай меня, пожалуйста.

Он отвернулся.

— Тебе обязательно надо было себя шлюхой выставлять?

— А что мне делать? В ногах у родителя твоего валяться? Не дождется.

— Грязно все это, — сказал он, поморщившись, а я дернулась, точно меня ударили.

— Я тебя не обманывала. Ты знал с самого начала.

— Знал, только не про отца.

А у меня мысли путались. Надо было что-то сказать, убедить его, заставить со мной поехать, а я только смотрела на него во все глаза, чувствуя, как сердце рвется на части. Протянула к нему руку, позвала:

— Дима.

Он дернул головой:

— Не надо.

Я бросилась бегом по лестнице, думала, за мной кинется, позовет… Не кинулся и не позвал. Я выскочила из подъезда, успев услышать, как хлопнула дверь в его квартиру. Села в машину, реву, слезы, как горох. Поехала к Таньке на работу, наревелась вдоволь, дождалась, когда муж в театр уйдет, и домой отправилась, опять реветь.

Едва приехала, как в дверь позвонили. Я кинулась со всех ног открывать, думала, может, Димка, а это Аркаша.

— Уйди! — крикнула я ему. — Уйди, мерзавец, видеть тебя не хочу.

Села на диван, лицо в подушку зарыла, а Аркаша в ногах пристроился и ласково запел:

— Ладушка, не плачь, радость моя. Ну что тебе Димка, только и хорошего в нем что молодость. А я-то тебя как люблю, а, Ладушка? Мне-то каково? Давай мириться.

— Уйди, подлюга, — заорала я, — тошно мне от тебя. Умру я без Димки.

— С чего умирать-то, Ладушка? А я к тебе с подарочком. Поезжай в круиз по Средиземному морю. Слышишь, Ладуль, отдохнешь, загоришь, тряпок купишь. Ладушка, красавица моя, ну погуляй, развейся, я ж не против, слышишь? Поезжай, а я тебя ждать буду. Приедешь, и все у нас по-старому пойдет. Все хорошо будет.

Из круиза я вернулась в начале мая. Позвонила Таньке. Она прибежала за подарками, ну и барахло посмотреть, само собой.

— Ладка, загар — убиться можно, выглядишь — класс. Аркаша тебя заждался, дни считает. Когда, говорит, Ладуля приедет? Ты ему звонила?

— Завтра, — отмахнулась я. — Танька, как тут Димка?

— А что Димка? Хорошо. Бабу завел. Во-вка рассказывал. Студенточка какая-то, говорит, ничего. Конечно, с тобой ей и рядом не стоять, но девахе девятнадцать годков, сама понимаешь. Вовка говорит, он ее из института встречает, к себе домой приглашает. Любовь. Мужик-то, что я говорила, цел. Хошь, посватаю?

— Отстань.

— Да на хрена тебе Димка? Свет в окошке. Добро бы дело. Мой вон, стервец, пропадал три дня, говорит, машину новую обмывал, чай, с бабами шарахался. Все они козлы… Я своего поперла. Прибегал мириться, в ногах валялся. К себе больше не возьму, пусть с мамашей живет, недоумок.

— А чего вообще держишь?

— Как не держать? Привыкла, жалко. Опять же, пропадет без меня. Ну какой из него бандит, его курица облапошит. Одно слово — недоумок. Лом про тебя спрашивал, говорит, скучает.

— Он все и подстроил, подлюга. Я его достану.

— Не связывайся с ним, себе дороже.

С Ломом все-таки надо было разобраться, Димку я ему ни в жизнь не прощу. Приехала я как-то в контору, в баре Пашка сидел, по части где чего достать — первый человек. Я к нему подсела. Пашка улыбался, меня разглядывал, и я улыбнулась, ласково так, и попросила:

— Паш, наручники достань.

— Наручники? — вытаращил он глаза. — Зачем?

— Да в кино один прикол видела, хочу папулю порадовать.

Пашка хмыкнул:

— Ясно. Достану.

— Когда?

— Да завтра приходи, принесу.

Принес. Тут и Аркашка весьма кстати в Москву собрался, проводила я его — и в контору. Утро, народу ни души, Лом с мужиками в подсобке резался в карты. Я вошла и заулыбалась с порога.

— Привет, мальчики.

Лом оглядел меня с ног до головы, облизнулся и пропел:

— Ладушка…

— Ломик! — Я подошла поближе, чтоб он мои коленки чувствовал, колыхнула бюстом и сказала:

— Аркаша уехал, а мне деньги нужны.

Лом ничего спрашивать не стал, молча бумажник протянул. Я денежки отсчитываю, он как раз партию доигрывал и говорит:

— Бери все.

Я и взяла. А чего не взять, если дают? Бумажник вернула.

— Спасибо, Ломик, — говорю ласково, — Аркаша приедет, отдаст.

И пошла. Лому карты враз неинтересны стали. Догнал он меня в коридоре.

— Ладушка.

Я у стеночки встала, улыбаясь. Лом подошел, руками в стенку уперся возле моих плеч, посмотрел шалыми глазами. Я бюстом еще разок колыхнула, так, для затравки, и мурлыкнула:

— Руки убери, увидит кто.

— Да нет никого, — шепнул он, обхватывая меня своими ручищами. — Ладушка, давай по-хорошему, а? Поехали ко мне, думаешь, я хуже Димки? Да я тебя так ублажу… а, Ладушка?

И сразу ко мне под подол полез, рожа стала багровая, руки потные, а я коленочку к его бедру прижала.

— Поехали, — хрипит.

— Аркаша узнает, — шепнула я, а сама ему шею нализываю.

— Да черт с ним, поехали.

— Да подожди ты, мужики увидят.

— Я им башки враз поотшибаю, не бойся.

— К тебе не поеду. Ко мне приезжай.

— Когда?

— Часа через два.

— Да я свихнусь за это время.

— Ничего, в самый раз будет.

Лом все-таки меня выпустил, я подол одернула и бежать.

Через два часа он явился, с шампанским, шоколадом, жратвой на целую роту, а самое главное, с букетом роз. Все-таки Лом мужик забавный. Я встретила его в пеньюаре, грудь под кружевом выглядела весьма эротично. Он затрясся и сразу полез ко мне.

— Да подожди ты, господи, — разозлилась я. Взяла его за руку и потянула к тахте. Лом, как на учениях, за две секунды пиджак с рубашкой стянул и меня глазами жрет, за штаны принялся, но я его остановила:

— Подожди, я сама. Ложись.

Он бухнул свои сто килограммов на тахту, ножки слегка подогнулись, а пол затрясся. Я сняла пеньюар, Лом только охнул. Торопиться я не стала, попросила:

— Руки откинь назад.

— Зачем? — удивился Лом.

— Узнаешь, — шепчу я.

Он руки за голову закинул, а у меня уж все заранее приготовлено: наручники за трубу от батареи продернуты и подушечкой прикрыты. Я щелкнула наручниками, а Ломик удивился:

— Зачем?

— Мне так больше нравится.

Он хмыкнул, повел шалыми глазами:

— Выдумщица.

Ломик лежал в наручниках, а я с него снимала штаны. Не спеша. Он поскуливать начал и спину поднимать. А я ноги ему нализывала. Добралась до левой щиколотки, ремешком ее зацепила и привязала покрепче к ножке тахты. И по правой ноге поехала. Лом сначала выл, потом заорал:

— Ладка, иди ко мне, слышишь?!

— Сейчас, — ответила я ласково.

Зацепила вторую ногу, нежно поцеловала его в пупок и спрыгнула с тахты на пол, подняла с пола пеньюар. Ломик глаза выпучил. — Отдыхай, сокол, — сказала я. — Съезжу в контору, мужики тебя освободят, узнаешь, как перед народом без штанов лежать.

Лом ни грозить, ни уговаривать не стал. Глазами полоснул, кадыком дернул и спросил:

— За этим звала? Рожа у него была — страшнее не придумаешь. Я почувствовала настоятельную потребность обдумать ситуацию, затопталась по комнате, время тянула. Над мозгами Лома можно потешаться сколько угодно и дразнить его этим бесконечно, но вот мужское достоинство задевать не следовало. Ни в жизнь не простит. Я покосилась на Лома: глаза горят, челюсти сжаты… Самое невероятное — он все еще хотел меня. Я подошла ближе, а он почувствовал что-то, хрипло позвал:

— Иди ко мне, быстро, ну?

— Уйдешь тут, как же, — досадливо сказала я и у него между ног устроилась. Темперамент у Ломика будь здоров: не Аркаша, не муж и не Димка. Лом стонал, я повизгивала, одно слово: зоопарк. Я ему грудь целую, а он ко мне тянется, орет: