Заживо погребенные - Рэнкин Иэн

Ребус сделал вид, что роется в памяти, пытаясь найти что-то связанное с этим именем.

– Он умер в тюрьме? – спросил он.

Уорд кивнул.

– Что заслужил, то и получил.

– Мы взяли одного похожего в Эдинбурге.

– Кафферти? – сразу предположил Уорд. – Да… Слышал я об этом сукином сыне. Это с твоей помощью его упрятали за решетку?

– Тут тоже без проблем не обошлось, его не долго продержали в тюрьме. – Ребус втоптал окурок в землю. – Значит, ты согласен терпеть то, как Фрэнсис насмехается над тобой?

– Да не переживай ты за меня, Джон, – ответил Уорд, похлопывая его по плечу. – Когда Фрэнсис Грей перейдет границу допустимого, я дам ему это понять… Будь уверен. – Он повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился. Ребусу почудилось покалывание в плече, в том месте, по которому Уорд только что похлопал. – Ты еще покажешь себя в Эдинбурге, ведь так, Джон?

– Посмотрим, на что я еще способен.

Уорд кивнул. В его глазах Ребус заметил стальной холодный блеск, который, вполне возможно, присутствовал в них постоянно. Он понимал, что не стоит недооценивать Уорда. Но вот сможет ли он сделать из него союзника, в этом он уверен не был…

– Ты идешь?

– Я тебя догоню, – ответил Ребус.

Он решил было выкурить еще сигарету, но передумал. Оттуда, где играли в футбол, донеслись рев и крики; зрители, стоявшие по краям поля, подняли вверх руки. Ему показалось, что один из игроков катается по земле.

– Они скоро будут в Эдинбурге, – тихо произнес Ребус, обращаясь к самому себе.

Затем медленно покачал головой. И ему предстоит следить за Дикой ордой, хотя сейчас все наоборот – они суют нос в его дела. Что-то вынюхивают, расспрашивают про Дики Даймонда. Взмахом руки Ребус отогнал от себя эту мысль, а затем, достав из кармана мобильник, набрал телефон Шивон. Ему никто не ответил.

– Как обычно, – проворчал он.

Тогда он позвонил Джин. Она как раз делала покупки у Напиера-травника. Узнав об этом, он невольно улыбнулся. Джин поверила в гомеопатию, и теперь ее аптечка в ванной была забита лекарствами, приготовленными из трав. Она и его заставляла их принимать, когда простуживался, и они, казалось, помогали. Но всякий раз, заглядывая в ее аптечку, он думал, что можно было бы использовать содержимое доброй половины ее баночек в качестве приправ для жарки и тушения.

– Можешь смеяться сколько влезет, – часто повторяла она. – А лучше скажи, кто из нас здоровее?

А теперь Джин хотела узнать, когда они увидятся. Он ответил, что пока не знает. Он не сказал, что благодаря нынешней работе может появиться дома скорее, чем ожидалось, просто не хотел ее обнадеживать. Если бы они о чем-нибудь условились, шансы, что все может в последнюю минуту сорваться, были бы довольно велики. Ей лучше не знать, когда он вернется.

– Вечером я иду на фильм с Дениз Ричардз, – объявила она.

– Отлично, что не тоскуешь, сидя дома.

– Так ведь это ты дал деру из дому, а не я.

– Такая у меня работа, Джин.

– Да уж конечно. – Он слышал, как она вздохнула. – Ну а как ты там проводишь выходные?

– Отдыхаю. Устаю, как черт. Мелкие постирушки…

– Пьешь, наверное, до опупения?

– Такому даже суд не поверит.

– А что, трудно найти свидетелей?

– Без комментариев, ваша честь. Лучше скажи, как прошла свадьба?

– Жаль, что тебя там не было. Так я увижу тебя, когда ты в следующий раз приедешь в город?

– Конечно.

– И скоро это произойдет?

– Трудно сказать, Джин…

– Ладно… Веди себя хорошо.

– Да я всегда так и делаю, – сказал он и, не дожидаясь пока она что-нибудь ответит, произнес: «Ну, пока!» – и закончил разговор.

Когда он вернулся в рекреацию, там царило возбужденное оживление. Арчи Теннант, скрестив руки и уткнувшись подбородком в грудь, стоял перед слушателями и, казалось, был погружен в раздумья. Там Баркли размахивал руками, будто хотел привлечь этим внимание остальных. Стью Сазерленд и Джаз Маккалоу, перебивая друг друга, пытались что-то сказать. Алан Уорд, казалось, вот-вот примет участие в общей суматохе, требуя объяснений, и только Грей выглядел островком спокойствия в бушующем море. Он сидел на диване, положив ногу на ногу, и его черный, до блеска начищенный ботинок качался из стороны в сторону, словно палочка в руке дирижера.

Ребус не сказал ни слова. Проскользнув за спиной Уорда, он присел на диван рядом с Греем. Луч закатного солнца, бивший в окно, неестественно удлинил тени, мельтешащие на противоположной стене комнаты. Ребус молча наблюдал за происходящим. Аналогия с оркестром исчезла, теперь ему казалось, что это перед ним разворачивается кукольное представление. И за ниточки дергает всего один человек.