Часы для мистера Келли - Вайнер Георгий Александрович

— Давно это было?

— Весной еще. По-моему, в марте.

— Что он у вас, Лиза, делал дома?

— Он привел ко мне пожить на несколько дней их общего знакомого.

— Знакомый после этого бывал у вас?

— Да. Месяц назад. Пробыл один день.

— Как он выглядел, этот знакомый? Постарайтесь поточнее вспомнить его внешность.

— Пожилой, лет за шестьдесят, седой, с усиками щеткой, высокий, очень худой. Продолговатая голова, прическа с прямым пробором, глаза у него, по-моему, серые…

— Прямо готовый словесный портрет! — воскликнул весело Тихонов.

— Я же парикмахер, у меня взгляд профессиональный, — объяснила растерянно Лиза.

— Лиза, вы не запомнили, как его звали?

— Фамилию я вообще не знаю. А звали его Порфирий Викентьевич.

— Взгляните, пожалуйста, может, вы его опознаете на этих фотографиях?

Лиза безошибочно показала на фото Коржаева.

— Так. Дальше. Вам известно имя Макс Цинклер?

— Нет, никогда не слышала даже.

— Это точно?

— Мы же договорились!

— Верно. Прошу прощения. А когда вы видели последний раз Балашова?

— Вчера вечером.

— В связи с чем?

— Днем Геннадий получил какую-то открытку. Он плохо себя чувствует, поэтому попросил меня съездить к Виктору Михалычу на дачу и сказать, что письмо он получил. И попросил еще передать, чтобы он обязательно был завтра на каком-то совещании.

— Ясно. Значит, Балашов с самой весны у вас дома не был?

— Нет. Во всяком случае, я этого не знаю.

— То есть как не знаете? Разве он мог без вашего ведома…

— Но он мог приходить к Геннадию, когда я была на работе.

— Геннадий — это ваш муж? — как-то между прочим, безразлично спросил Тихонов.

— Да-а, — поколебавшись, ответила Лиза.

— А он что, прописан у вас?

— Нет. Мы с ним не зарегистрированы.

— А как его полное имя?

— Геннадий Александрович Тарасов. Он работает в Министерстве внешней торговли.

— Раз уж у меня в кармане целый альбом, потрудитесь еще, пожалуйста, Лиза, взгляните, нет ли в нем вашего мужа? — Тихонов протянул ей фотографию Крота. Он задыхался. Засунув палец за воротник рубашки, Стас хотел отстегнуть верхнюю пуговицу, но пуговица не вылезала из размокшей петли, и он просто оторвал ее. — Он?!

— Да, это Гена, — прошептала Лиза, держа в руках фотографию Крота.

Она поняла: произошло что-то ужасное, и Генка имеет к этому отношение. Но как спасти его — она не знала. Врать? А что врать, когда она не знает, может быть, от вранья всем будет хуже! И ее Генке, и ей, и этому белозубому оперативнику, и всем, всем на свете!

— Скажите, Лиза, ваш муж сейчас в Москве или, может быть, он в командировке?

— Послушайте, товарищ Тихонов, я понимаю, что произошло что-то очень неприятное. Но я вас уверяю, что Геннадий здесь ни при чем. Он сейчас в отпуске и из-за того, что плохо себя чувствует, вообще не выходит на улицу уже две недели…

— Лиза, мы условились говорить правду. Так знайте, что сегодня утром Балашов с преступными целями встретился у вас дома с неким гражданином. Поэтому мне нужно увидеться с вашим мужем, а в квартире сделать обыск.

— Вот и пришла, — упали у Лизы руки на колени.

— Что?

— Нет, это я так, про себя…

— Подождите меня здесь минуту, — Тихонов вышел в соседнюю комнату, оставив открытой дверь — чтобы видеть коридор. Набрал номер. — Борис Иванович? Я, Тихонов. Вышли на Крота, высылайте туда опергруппу. Пусть ждут меня около дома…

Девятнадцать часов

Солнце перевалило через крышу и яростно бросилось в окно. И настенные часы, будто разбуженные его лучами, вдруг заскрипели и надтреснуто ударили: бам-м! Крот вздрогнул, посмотрел на темный циферблат. Ой, как долго ждать еще! Хромой должен прийти завтра в это же время. Надо ждать еще сутки. Двадцать четыре часа. Тысяча четыреста сорок минут. А секунд — не счесть! Какие вы тяжелые, вязкие, минуты, без конца.

«Будет там тюрьма или нет, а пока что мне Хромой одиночку организовал. Ох, како-ой змей! Заиграет он меня, как есть заиграет. Не дать долю просто так побоится: знает, что я пришью за это… Придумает что-нибудь. Но обманет обязательно! Да черт с ней, с долей! Дал бы только паспорт приличный и на дорогу, уехал бы отсюда на кулички куда-нибудь. От уголовки, от ОБХСС подальше, выбраться бы только из этой однокомнатной берлоги! А что толку? Милиция везде есть. Что же делать? Ох, тоска какая!»