Подруга Дьявола - Робинсон Питер

— Да что произошло?

— Ну… я встретила этого парня, вот что сейчас звонил… и понеслось! Я выпила лишнего, мы выкурили по паре косячков… На следующее утро я проснулась в его постели.

— Не может быть!

— Клянусь. Встретила парня и тут же пошла к нему домой.

— И ты спала с ним?

— Ну… да.

— После первой встречи?

— Да. Уинсом… А что тут такого?

— Нет, ничего. — Уинсом тряхнула головой. — Что дальше?

Энни сделала долгий глоток вина:

— Он оказался намного моложе, чем показался мне сначала, и…

— Насколько моложе?

Энни пожала плечами:

— Точно не знаю. Ему года двадцать два-двадцать три, не больше.

Уинсом вытаращила глаза:

— Совсем мальчик! Ты сняла в баре мальчика и спала с ним?

— Только не будь такой наивной! Ты же знаешь, такое случается.

— Со мной — нет!

— Ну… ты, вероятно, ходишь не в те бары.

— Я не об этом, не прикидывайся, будто не понимаешь! Я никогда бы не пошла домой к парню, встреченному в баре, да еще к такому молодому!

— Уинсом, тебе всего только тридцать!

Уинсом сверкнула глазами:

— И все равно, я никогда бы не легла в постель с мальчиком двадцати двух лет. А ты… Ну как ты могла опуститься до этого? Это же ненормально. Ты ему в матери годишься!

— Уинсом, не горячись. На нас уже смотрят. Возможно, я и могла бы быть его матерью, если бы в восемнадцать лет родила ребенка, но этого не случилось. Так что кончай эту фрейдистскую канитель.

— Да, пойми ты, я же не об этом.

— Никогда не думала, что ты такая ханжа.

— Я не ханжа. Не надо быть ханжой, чтобы…

— Чтобы что? Ну, говори!

— Надо просто иметь моральные принципы. Без них нельзя.

— Ага, мы заговорили о моральных принципах? Нельзя, говоришь? — Энни отпила еще немного вина. Она почувствовала головокружение, и оно давало о себе знать сильнее, чем этот внезапный приступ бешенства. — Хочешь, я скажу, что тебе делать со своими моральными принципами, маленькая мисс с возвышенной натурой и непреклонным характером? Заткни их себе в…

— Прекрати!

Энни замолчала. Обе женщины вжались в стулья, сверля друг друга глазами.

— Я-то считала тебя своей подругой, — первой заговорила Энни. — Не ожидала, что ты столь категорично осудишь меня.

— Я ничуть не категорична. Но то, что ты рассказала, меня, признаюсь, потрясло.

— Тоже мне, событие! Да и что плохого в том, что он так молод? Или в том, что я провела с ним ночь? Или в том, что мы выкурили по паре косячков? Или я даже не способна понять, что причиняет зуд твоей заднице?

— Перестань говорить со мной в таком тоне.

Энни подняла руку:

— Отлично. Я вижу, мы так и не поняли друг друга. Давай расплатимся и уйдем отсюда.

— Ты же не допила вино.

Энни, взяв бокал, разом осушила его.

— Можешь допить то, что осталось в бутылке, — сказала она, бросая на стол двадцатифунтовую банкноту. — И оставь себе сдачу!

Скрежет тормозов остановившейся напротив его дома машины встревожил Бэнкса. Время подходило к десяти, он никого не ждал. Без предупреждения вваливался порой его сын Брайан, но он, как предполагал Бэнкс, находился сейчас в Лондоне, где усердно репетировал с новым составом своей группы. Строго говоря, группа была та же самая, «Блю Лэмпс», но в ней произошли серьезные замены. Звучание группы немного изменилось, однако, судя по двум демо-дискам, которые Брайан привозил послушать, новый гитарист даже лучше прежнего. А то, что песни Брайану теперь придется писать без соавтора, ему только на пользу, рассудил отец рок-дарования.

Бэнкс подошел к входной двери как раз в тот момент, когда в нее постучали. Он распахнул дверь. За ней стояла Энни Кэббот.

— Извини за поздний визит, — сказала она. — Можно войти?

— Конечно, — ответил Бэнкс, стараясь не показать своего удивления, и отошел в сторону, пропуская ее в дом. — Что-нибудь случилось?

— Да нет, а что могло случиться? Разве я не могу без всякого повода заглянуть к старому другу, когда мне захочется?

Входя в прихожую, она споткнулась, и ему пришлось поддержать ее под локоть. Энни криво усмехнулась, и он выпустил ее руку, давая пройти.

— Ну конечно можешь! — успокоил ее Бэнкс, озадаченный ее непонятным поведением и раздосадованный тем, что так бесцеремонно нарушили его вечернее одиночество, оторвав от общения с книгой, вином и музыкой. Диск Билла Эванса сменил диск Джона Колтрейна, и его импровизации на тенор-саксофоне то звучали как музыкальный фон, то заполняли собой все пространство. Бэнкс вздохнул — он уже почти смирился с неожиданной ситуацией.