Приговоренные - Троицкий Андрей

Тубус запил пару таблеток обезболивающего холодной водой из-под крана, надел банный халат, прошел на кухню. Открыв холодильник, подумал, что после ночи, наполненной отчаянием и страхом смерти, кусок в горло не полезет, и вытащил большую бутылку водки. Набулькал в стакан граммов сто пятьдесят, выпил маленькими глотками, словно молоко. Налил еще на три пальца, разбавил водку апельсиновым соком и уселся на высокий стул с кожаным сиденьем и позолоченной спинкой. Тепло медленно растекалось по телу, разгоняя засевшие в груди страх и тоску.

Он посмотрел на большие настенные часы, похожие на изъеденное червем яблоко. Самое время заказать по телефону билет на самолет.

И тут из кабинета послышались странные звуки, похожие на покашливание. Наверняка покашливание – всего лишь плод расстроенных нервов. Не мешало бы прямо сейчас вызвать хорошего врача, специалиста широкого профиля Бориса Ароновича. Пусть осмотрит повреждения на теле и привезет хорошее успокоительное лекарство. Тубус сделал еще один глоток водки с соком, потянулся к телефонной трубке, но отдернул руку. В это мгновение он ясно услышал новый звук, будто стул или кресло передвинули с места на место. Отставив стакан подальше, слез с табурета и медленно побрел в сторону коридора. Кажется, двенадцатизарядный «браунинг» девятого калибра лежит в верхнем ящике письменного стола. Тубус неплохо стреляет. Вопрос, сумеет ли он добраться до пистолета. Дверь в кабинет закрыта, но из-под нее пробивается желтая полоска света. Страх, покинувший душу, вернулся. Тубус распахнул двухстворчатую дубовую дверь и остановился на пороге.

Он не знал, что делать дальше – то ли бежать со всех ног, то ли становиться на колени и просить о пощаде.

Девяткин прислушался к собачьему лаю, доносившемуся из-за глухого двухметрового забора, по верхнему краю которого проложили колючую проволоку, закрученную спиралью. О собаке его не предупреждали. Он переложил пистолет из подплечной кобуры в карман плаща и осторожно толкнул ворота калитки. Обитая листовым железом с двумя врезными замками, она не сдвинулась ни на миллиметр. Издалека доносился шум загородного шоссе, кричала галка, сидевшая на столбе. Девяткин снова поискал взглядом кнопку звонка и убедился, что ее нет. Тогда громко постучал, сначала кулаком, а затем ногой. Собака залаяла еще громче и злее. Он решил сходить к машине и покопаться в бардачке, где оставил мобильный телефон, но тут услышал глуховатый, с хрипотцой голос, доносившийся ниоткуда. То ли с неба, затянутого облаками, то ли из-под земли.

– Вы – майор Девяткин?

– Верно, – ответил гость. – Можно войти? А то дождь собирается.

– Документы не забыли? Тогда так. Раскройте паспорт на той странице, где фотография. Поднесите его в открытом виде к верхнему замку в калитке и так подержите пару секунд. Затем те же манипуляции со служебным удостоверением.

– К чему все это?

– Мне надо убедиться, что вы – это вы. Минутное дело.

Девяткин, выругавшись про себя, полез во внутренний карман плаща. Он подумал, что типы вроде Владимира Ивановича Сонина, бывшего начальника службы безопасности инвестиционной компании «Ибис-групп», больше верят бумажкам, чем людям, да еще страдают манией преследования, тут свое слово должны сказать врачи, а не полиция, но сделал все, что требовал хозяин дома. Через минуту собака перестала лаять и жалобно заскулила, щелкнул замок.

Открыв калитку, Девяткин увидел дом красного кирпича с узкими окнами и черепичной крышей. Откормленная немецкая овчарка хищно обнажила клыки, готовая броситься на незнакомца и перегрызть ему горло. Но собаку обеими руками держала за ошейник крупная женщина лет тридцати.

– Тихо, Трезор, сидеть, говорю. Ах, дрянь такая… – Девяткин остановился, и она крикнула: – Вы идите, идите скорее! Я держу…

Гость прошел вперед по тропинке, выложенной желтыми плитками, удивляясь про себя, что участок земли – совершенно голый. Только два рахитичных деревца клонятся от ветра, и возле самого крыльца торчат из жидкой грязи колючие кусты боярышника.

В доме он столкнулся с другой женщиной. Она помогла снять плащ и провела Девяткина в дальнюю комнату. Окна оказались занавешены плотными шторами, под потолком горела лампочка в матерчатом абажуре. На письменном столе светился монитор компьютера. Световые блики отражались в стеклянных дверцах книжных шкафов. Пахло пылью веков и одеколоном «Шипр».