А ты пребудешь вечно - Ренделл Рут

— Все в руках Крисуолда, — сказал Уэксфорд. — Сделаю уклончивое сообщение для прессы, наверное. Сообщим Суоиам и дяде Суона, как там его, полковнику авиации. Мы не будем никого арестовывать.

Доктор задумался.

— Ты ни слова не сказал о Джоне Лоуренсе.

— Потому что мне нечего сказать, — ответил Уэксфорд.

К их отелю нельзя было подъехать сзади, так что пришлось выехать на истоверскую дорогу. Берден надеялся всей душой, что к этому времени, в сумерках, на пляже уже не будет детей, по пара, от вида которой у Джеммы слезы навернулись на глаза, все еще находилась там. И ребенок, который бегал вдоль кромки воды. И женщина, которая ходила рядом с ним, таща за собой длинную ленту водоросли. Но если бы не легкая хромота, Берден не узнал бы в ней сейчас, когда она была в брюках и пальто с капюшоном, ту женщину, которую видел раньше, или вообще женщину. Он неуклюже попытался направить взгляд Джеммы в другую сторону, в сторону коттеджа, который она видела десятки раз до того.

Она повиновалась — Джемма всегда молчаливо соглашалась, стремясь угодить, — но не успела она посмотреть, как снова повернулась лицом к морю. Ее рука касалась его руки, и он чувствовал, как женщина дрожит.

— Останови машину, — сказала она.

— Но здесь нечего смотреть…

— Останови машину!

Она никогда не командовала. Он ни разу не слышал раньше, чтобы Джемма так разговаривала.

— Как — здесь? — сказал он. — Давай вернемся. Ты только простудишься.

— Пожалуйста, останови машину, Майк.

Он не мог обманывать ее, оберегать вечно. Он припарковал машину сзади красного «ягуара», единственной другой машины, которая стояла на побережье. Не успел он выключить зажигание, как она открыла дверцу, захлопнула ее за собой и побежала вниз по ступенькам.

Было нелепо вспоминать то, что она говорила о море, о быстрой смерти, но он вспомнил это. Майк выпрыгнул из машины и устремился за пей, сначала широкими шагами, а потом бегом. Ее яркие волосы цвета пламенеющего заката развевались за ней. Их шаги издавали сильный шлепающий звук на песке, и женщина, обернувшись, чтобы посмотреть на них, замерла, и длинная узкая лента водоросли в ее руке вдруг заструилась на ветру как шарф.

— Джемма! Джемма! — позвал Берден, но ветер отнес его слова, или она не хотела услышать их. Казалось, Джемма стремилась только добежать до моря, которое вихрилось и пенилось у ног ребенка. И теперь ребенок, который шлепал сапожками по пенистой кромке, тоже обернулся посмотреть, привлеченный, как все дети, тревожными криками взрослых.

Она была готова броситься в море. Не обращая внимания на женщину, Берден тяжело побежал за Джеммой и вдруг резко остановился, словно наткнулся на незримую стену. Он был не более чем в десяти футах от нее. Широко раскрыв глаза, ребенок приближался к пей. Не замедляя бега, она без колебаний вбежала в воду и упала на колени.

Низкие волны окатили ее ступни, ее ноги, ее платье. Он увидел, как оно промокло до талии. Берден слышал, как она закричала, — этот крик, подумал он, был слышен, наверное, за многие мили отсюда, — но Майк не мог бы сказать, что почувствовал, счастье или горе.

— Джон, Джон, мой Джон!

Она протянула руки, и мальчик бросился в ее объятия. Все еще стоя в воде, она крепко обнимала его, прижавшись губами к его светлым золотым волосам.

Берден и женщина молча смотрели друг на друга. Он сразу понял, кто она. Это лицо когда-то смотрело на него со страниц альбома его дочери. Но оно выглядело теперь очень изменившимся. Старое лицо. Черные волосы под капюшоном были неровно подрублены, как будто, когда разрушилась ее карьера, она покорилась и разрушению своей внешности.

У нее были крошечные руки. Похоже, она собирала образцы растений и водорослей, по сейчас она бросила ленту водоросли. Вблизи, подумал Верден, никто не мог бы принять ее за мужчину — но на расстоянии? Ему пришло в голову, что издали и женщина среднего возраста могла выглядеть как юноша, если она была изящной и обладала гибкостью танцовщицы.

Не было ничего удивительного в том, что она захотела иметь Джона, ребенка своего давнишнего любовника, который никогда не мог дать ей ребенка. И она была больна, у нее оказался больной рассудок, вспомнил он. Джон, должно быть, пошел с ней вполне добровольно, без сомнений узнав в ней подругу своего отца, возможно убежденный в том, что его мама передала его на время на попечение. А что касается побережья… Ну какой ребенок не захочет к морю?

Однако сейчас что-то произойдет. Как только она опомнится от своей первой радости, Джемма разорвет эту женщину на куски. Это было не первое зло, которое причиняла ей Леони Уэст. Разве она буквально не украла у Джеммы после первых месяцев брака ее мужа? А теперь она совершила еще более чудовищный поступок, она украла у нее ребенка.

Он видел, как Джемма медленно поднимается из воды и, продолжая держать Джона за руку, пересекает полоску песка, отделяющую ее от Леони Уэст.

Танцовщица не сдвинулась с места, но с какой-то трогательной храбростью подняла голову и сжала свои маленькие ручки, на которые обратила внимание миссис Митчелл, когда эти ручки собирали листья. Берден сделал шаг вперед и с трудом проговорил:

— Послушай, Джемма. Самое лучшее…

Что он собирался сказать? Самое лучшее для них всех не терять хладнокровия, обсудить все разумно? Он застыл в изумлении. Майк никогда не поверил бы, — неужели он действительно хорошо знал ее? — что она сделает это, самое лучшее, что могло быть, то, что в его глазах сделало ее почти святой.

Ее платье промокло до нитки. Удивительно, но Берден вдруг вспомнил одну картину, которую видел однажды, — изображенное художником море, выдающее своих мертвых. Ласково и нежно взглянув на мальчика, Джемма отпустила его ручку и взяла вместо нее руку Леони Уэст. Та ответила безмолвным взглядом, и тут Джемма, мгновение поколебавшись, заключила ее в свои объятия.